Карамзин полагал, что пытки в России распространились под влиянием татаро-монгольского ига. Другие полагают, что традиция телесных наказаний пришла к нам вместе с религией из Византии. Действительно, еще до татаро-монгольского нашествия можно встретить множество упоминаний о телесных наказаниях в различных источниках. Например, в Русской Правде упоминается рукоприкладство к холопам и закупам: «Аще-ли господин бьёт закупа за дело, то без вины есть», хотя преимущественно наказания были представлены в виде штрафов. А в Судебнике Казимира 1368 года побоями наказывали мужчин за первый случай воровства. Однако же в той же Русской Правде назначались ордалии — испытания огнем и водой, которые представляли собой Суд божий. Например, обвиняемый должен был держать руки над огнем или достать кольцо из кипящей воды, его могли пытать раскаленным железом или поставить к кресту и заставить держать вверху руки — кто первый их опустит, тот и виновен. Предполагалось, что вынести эти испытания без божьей помощи человек не в силах, и уже тогда они признавались мукой.

Наказание кнутом

Пытки на Руси распространились под влиянием татаро-монгольского ига

Но иго действительно оказало сильное влияние на применение подобного рода наказаний — с приходом татаро-монголов пытки стали применяться почти ко всем сословиям. Кроме того, именно игу мы обязаны практикой наказания кнутом, которая считалась одной из самых жестоких и мучительных. Палач отходил от преступника на несколько шагов, с силой замахивался, и, приближаясь к человеку, опускал кнут на спину так, чтобы ее касался только хвост кнута. Кунт сдирал со спины кожу, оставляя следы «так, будто большой ремень вырезан ножом мало до кости». Через какое-то время кнут смягчался от крови и ударов, и его меняли на новый. При этом количество ударов кнутом редко четко оговаривалось.

В Судебнике 1497 года телесные наказания, пытки и смертная казнь были официально узаконены: «А на кого тать возмолвит, ино того опытати…». Кроме того, вводилась торговая казнь, которую считали скрытой смертной казнью. На торговой площади преступника избивали кнутом. В среднем, человек мог выдержать до 50 ударов, а после умирал от болевого шока или кровопотери. Но все зависело еще от того, как бить: иногда, людям одним ударом ломали позвоночник, иногда специально били по почкам, и человек умирал через пару дней в муках, иногда били не сильно и человек выдерживал до 300 ударов. Данный вид наказания был широко распространен, причем не только за тяжкие преступления, такие как оскорбление государя, но и за незначительные, например, за матерную брань.

Наказание батогами

Одним из ярких периодов расцвета пыток и смертной казни стало правление Ивана Грозного. Правда, это было больше обусловлено личностью правителя, чем законами. Людей подвешивали вниз головой, резали на куски, обливали кипятком или ледяной водой, вешали, сажали на кол. Истязание других доставляло царю удовольствие и носило зачастую увеселительный характер. Иногда, наблюдая за наказаниями, Грозный не выдерживал и сам заменял палачей. Но должно отметить, что Иван Грозный был человеком своего времени, поскольку в Средневековой Европе наказания иногда были куда более жестокими и кровавыми.

Колесование

Батоги считались более легким наказанием, чем кнут. Они представляли собой толстые прутья или палки с обрезанным концом. Господа били ими слуг, батогами наказывали за невыплату податей, за воровство, дурные слова про царя, за лжесвидетельство и пр. «Был бит батогами крестьянин Иван Григорьев за то, что пьяный назвал своего сына государевым семенем». Виновного клали на землю лицом вниз, один палач садился нему на шею, другой — на ноги. Они брали по два прута и били по спине до тех пор, пока человек не кричал, что «виноват». Только тогда пытка прекращалась. Бить по животу, икрам и бедрам считалось беззаконием.

Помимо этого, было распространено закапывание заживо так, чтобы на поверхности оставалась только голова. Преступнику не давали воды и еды. Фальшивомонетчикам заливали в горло металл. Соборным Уложением 1649 года устанавливались наказания за воровство в виде клеймения, отрезания уха, за другие преступления назначали вырывание ноздрей, четвертование, более 100 ударов кнутом и пр. По Уложению руку отрубали тем, кто в присутствии государя замахивался на кого-нибудь оружием, за кражу лошади, или за третье воровство. Один палец отсекали за легкую рану, кисть левой руки за повторное воровство или покушение на господина. А левой руки и правой ноги можно было лишиться за разбой или церковную кражу.

Шпицрутен

Петр I ввел новые виды пыток на немецкий манер

При Петре эти наказания были также распространены — людей клеймили либо орлом («заорлить в щеку»), либо буквой «В», чтобы нечестного человека было видно издалека. Наказание торговой казнью лишало человека чести и права служить солдатом. Кстати, для солдат Петр тоже ввел новые виды телесных наказаний и пыток. Например, были распространены шпицрутены на немецкий манер. Они представляли собой гибкие прутья по 2 метра в длину и 4,5 см в диаметре. Солдат выстраивали в два ряда с прутьями в руках. Провинившегося раздевали до пояса, руки привязывали к ружью, а штык направляли к лицу, чтобы он не мог уклониться. После этого преступник должен был пройти между рядами и на него с обоих сторон сыпались удары. Применялись шпицрутены не только как воинское наказание, но и за чародейство, идолопоклонство, прелюбодеяние, богохульство.

Еще одним нововведением были кошки и линьки. Кошки — это четырехвостные плети с узелками на концах, которые были введены в 1720 году как наказание для матросов, а при Анне Иоанновне ими стали сечь еще и проституток (до этого их били кнутом или батогами). Куски каната с узлами назывались линьками, их применяли только для наказания матросов за дисциплинарные провинности.

Наказание «кошкой»

Вообще, Петр отличался жестокостью в отношении физических наказаний. Например, у него была целая коллекция дубинок, которые он часто пускал в ход. Не раз ими доставалось князю Меньшикову. Однажды, Петр до крови избил его за то, что князь посмел танцевать в сабле, Лефорта он мог бросить на пол и топтать ногами. Иногда, царь даже забивал насмерть провинившихся. Одному придворному, не успевшему снять шляпу перед государем, досталось дубинкой по голове, после чего он умер.

Достаточно только вспомнить, как Петр расправился со стрельцами. Головы бунтовщиков было приказано рубить не только палачам, но и судьям с боярами. Вокруг Москвы ставили виселицы, число казненных перевалило за 1500 человек. Петр был даже готов убить сестру Софью, но смилостивился. Однако в назидание ей повесил 200 стрельцов у Новодевичьего монастыря, где была заточена Софья.

«Утро стрелецкой казни», В. И. Суриков, 1881

Телесные наказания для крестьян отменили в 1904 году

Постепенно ситуация начинает меняться. Например, запрещается проводить экзекуции в праздничные дни. В 1754 году отменяют «натуральную» смертную казнь. Екатерина II под воздействием европейских гуманистических идей старалась смягчить ситуацию с телесными наказаниями. В 1765 году отменили истязания малолетних, а в 1785 году Жалованной грамотой освободили дворян от телесных наказаний. Позднее послабления коснулись купцов и священнослужителей, а вот для простого народа мало что поменялось. Во временя Павла I мучительные пытки и экзекуции вернулись. Но после наметилась тенденция по смягчению взглядов государства в этих вопросах, результатом которых стала частичная отмена телесных наказаний в 1863 году, а в 1904 году отменили телесные наказания для крестьян и малолетних ремесленников, последней группе, к которым применялись физические наказания.

Не понимая, что происходит, я дрожащими руками стянула с себя короткую грубую рубаху. На мне остался только ошейник.
- Теперь проси охранника, чтобы он поставил клеймо на твоем теле и наказал тебя плетьми! - скомандовала Юта.
- Нет! - закричала я. - Нет! Нет-нет-нет!
- Я сам поставлю клеймо на ее теле, - произнес у меня за спиной до боли знакомый голос. Я обернулась и посмотрела в глаза Раску.
- Хозяин! - разрыдалась я, уронив голову к его ногам.
- Держите ее, - приказал он четверым охранникам.
- Пожалуйста, хозяин, не надо! - взмолилась я. - Прошу вас!
Охранники схватили меня за руки и ноги и прижали к земле у пылающей медной жаровни. Угли в ней были раскалены так, что я за два фута ощущала исходящий от нее жар.
- Пожалуйста, - рыдала я, - не надо!
Раск надел на руку толстую, плотную рукавицу и вытащил из жаровни один из тавродержателей. Длинный металлический прут оканчивался крохотной, не больше четверти дюйма, буквой, раскалившейся в жаровне добела.
- Это обличающее клеймо, - сообщил Раск. - Оно пометит тебя как неисправимую лгунью.
- Пожалуйста, хозяин! - бормотала я, задыхаясь от слез.
- Я потерял с тобой всякое терпение, - сказал Раск. - Получай то, что ты заслужила!
Он прижал клеймо к моему телу, и я зашлась в душераздирающем вопле. Через две-три секунды он отнял клеймо от моего бедра. Жуткая боль раздирала мое тело. Я не могла остановиться и продолжала кричать. В воздухе запахло горелым мясом. Я задыхалась. Меня била крупная дрожь. Четверо мужчин еще сильнее навалились мне на грудь, прижали к земле мои ноги.
- А это клеймо, - сказал Раск, вытаскивая из жаровни другой тавродержатель, - будет всем говорить о том, кто ты есть на самом деле - воровка!
- Ну, пожалуйста, хозяин, не надо! - бормотала я. Под тяжестью навалившихся на меня мужчин я не могла пошевелить ни одним мускулом. Мне оставалось только ждать, пока моего левого бедра не коснется второй раскаленный прут.
Новая вспышка боли ворвалась в мое сознание, ударила по обнаженным нервам. Я застонала.
На теле у меня теперь стояло и клеймо воровки.
- Это третье клеймо, - словно издалека донесся до меня голос Раска, - также является обличающим. Оно будет поставлено на твоем теле за преступление перед Ютой.
Сквозь застилающие мне глаза слезы я с трудом рассмотрела крохотную, добела раскаленную букву на конце толстого металлического прута.
- Это клеймо отметит тебя как предательницу, - сказал Раск. - Пусть все знают, что ты собой представляешь! - Голос у него звенел от справедливого гнева.
Он прижал клеймо к моему телу. Сквозь волны боли, застилающей мое сознание, я непроизвольно бросила взгляд на Юту. На ее лице не отразилось никаких эмоций. Это поразило меня больше всего, и я дала волю слезам и зашлась в душераздирающем крике.
Мужчины продолжали прижимать меня к земле.
Раск вытащил из жаровни последний тавродержатель. Он был самым толстым из всех предыдущих, и буква на конце железного прута была никак не меньше полудюйма высотой. Она также была раскалена добела. Я узнала это клеймо. Я уже видела его на ноге у Ены. Это было клеймо города Трева. Раск решил, что с. сегодняшнего дня я буду носить на своем теле еще и это клеймо.
- Не надо, хозяин, пожалуйста! - умоляла я его.
- Надо, никчемная рабыня, - отвечал он. - Когда кто-нибудь из мужчин спросит тебя, кто поставил на твоем теле клейма лгуньи, воровки и предательницы, ты покажешь ему это клеймо и ответишь, что это сделал один из граждан Трева.
- Не нужно подвергать меня такому наказанию, - взмолилась я. - Прошу вас!
Руки мужчин удерживали меня плотно прижатой к земле. Я не могла пошевелиться. Раскаленный конец прута замер в каком-нибудь дюйме от моего беспомощно распластанного тела.
- Нет! - бормотала я. - Не надо!
Я поймала на себе взгляд Раска из Трева и по выражению его лица поняла, что пощады мне не будет. Он был воином, предводителем тарнсменов.
- Этим клеймом города Трева, - суровым голосом произнес он, - я объявляю тебя своей рабыней!
Раскаленный конец прута с яростным шипением впился в мое тело.
Пытка продолжалась не менее пяти секунд.
Захлебываясь рыданиями, я почувствовала, что сознание начинает меня оставлять. Я ощутила головокружение. К горлу подкатила тошнота.
Когда перед глазами у меня прояснилось, я поняла, что руки у меня связаны и меня поднимают с земли стягивающим их ремнем. Ремень был переброшен через проходящий над моей головой укрепленный в горизонтальном положении шест. Мои ноги оторвались от земли. Конец связывающего мои руки ремня закрепили на поддерживающей шест деревянной опоре.
Зрители отступили назад.
- Принесите плеть, - приказал Раск.
Я висела, наверное, в футе над землей. Ноги мне стянули вторым кожаным ремнем, конец которого привязали к металлическому кольцу, прикрепленному к верхней части вкопанного в землю каменного столба. Распятая таким образом, я не могла уворачиваться от наносимых мне ударов.
Как-то очень давно мне уже пришлось испытать на себе наказание плетьми. Меня била Лана. Я навсегда это запомнила. Я была слишком утонченной, нежной и не могла выносить подобных истязаний. Я не какая-нибудь простая горианка! Мне даже страшно было представить себя под настоящей рабовладельческой плетью-семихвосткой, находящейся в руках мужчины.
- Пожалуйста, хозяин! - взмолилась я. - Не подвергайте меня наказанию плетью! Я не вынесу боли! Это убьет меня! Я из города Нью-Йорка! У меня слишком нежная кожа, чтобы выдержать удары плетьми!
Собравшиеся вокруг зрители рассмеялись.
Я была подвешена над землей. Руки и ноги у меня были связаны. Левое бедро горело от нестерпимой боли. Из глаз ручьем катились слезы. Я задыхалась. Словно сквозь густую пелену до меня доносился суровый голос Раска.
- Для начала, - говорил он, - ты получишь по одному удару плетью за каждую букву в слове «лгунья», затем по одному удару за каждую букву в слове «воровка», а после этого - по одному удару за каждую букву в слове «предательница»! Ты сама будешь считать удары.
Я разрыдалась.
- Считай! - приказал Раск.
- Я не могу! - воскликнула я. - Я неграмотная! Я не знаю, сколько букв в каждом из этих слов!
- В первом - шесть, во втором - семь, а в третьем - тринадцать, - подсказала Инга.
Я в ужасе посмотрела на нее. До сих пор я не замечала ее среди собравшихся. Мне не хотелось, чтобы она видела, как меня избивают плетьми. Я невольно обвела глазами присутствующих и заметила стоящую рядом Рену. Лучше бы они обе были сейчас где-нибудь подальше!
- Ну и орала же ты, когда на тебе ставили обличающие клейма, - заметила Инга.
- Это верно, - покачала головой Рена.
- Считай! - скомандовал Раск.
- Один! - в отчаянии воскликнула я.
Спина у меня буквально взорвалась от боли. Я пыталась закричать, но из груди у меня не вырвалось ни звука. Я не могла даже вздохнуть. Перед глазами у меня все поплыло. Снова раздался свист рассекаемого плетью воздуха, боль накрыла меня второй волной. Я едва не потеряла сознание.
Я не в силах была этого выдержать.
- Счет! - вонзился в мое ускользающее сознание чей-то требовательный голос.
- Нет, я не могу, - простонала я.
- Считай! - крикнула Инга. - Иначе тебя будут бить без счета.
- Веди счет, не думай ни о чем, - настаивала Рена. - Эти плети не изуродуют твое тело. Они для этого слишком широкие. Главное - не сбейся со счета!
- Два, - выдавила я из себя.
Боль обрушилась на меня с новой силой.
- Счет! - потребовал Раcк.
- Я не могу, - пробормотала я. - Не могу!
- Три, - сказала за меня Юта. - Я буду считать вместо нее.
Плеть снова опустилась на мои плечи.
- Четыре, - ухватило голос Юты ускользающее сознание.
На меня обрушился поток ледяной воды. Я с трудом открыла глаза, возвращаясь в мир сжигающей мое тело боли.
- Пять... - механически отметило сознание очередной удар плетью, сопровождающийся доносящимся издалека приглушенным голосом Юты.
Я потеряла сознание, и меня немедленно облили холодной водой.
Наконец прозвучало спасительное:
- Шесть!
Окончательно обессиленная, я висела на кожаном ремне, стягивающем мои руки, и даже не пыталась поднять упавшую на грудь голову.
- А теперь, - объявил Раск, - я буду бить тебя, пока сам не сочту, что с тебя достаточно.
Еще десять ударов плетью нанес он беспомощно висящей на шесте невольнице. Еще дважды я теряла сознание, и меня дважды приводили в чувство, обливая холодной водой. И лишь после этого, уже прощаясь с жизнью, я каким-то образом сквозь сплошную пелену боли сумела разобрать его слова:
- Спустите ее на землю!
Я почувствовала, как натяжение стягивающего мои руки ремня ослабло. Меня опустили на землю, развязали мне ноги и защелкнули на запястьях соединенные цепью металлические наручники. После этого меня, еле передвигающую ноги, потащили за волосы к находящемуся неподалеку железному ящику, втолкнули в него и закрыли дверь.
Я слышала, как задвигаются снаружи железные засовы и как на них навешивают тяжелые замки.
Ящик был прямоугольным, очень маленьким, площадью не более квадратного ярда и высотой чуть больше моего роста. Он раскалился на солнце, в нем было темно и душно. На уровне моих плеч в двери ящика была сделана прорезь шириной в семь и высотой в полдюйма. Такая же щель, но высотой дюйма в два и шириной, наверное, в фут, находилась у самого пола.
Мне вспомнилось, как одна из невольниц в первый день моего пребывания в лагере Раска предупредила, что, если меня поймают на лжи или на воровстве, меня подвергнут наказанию плетьми и посадят в железный ящик.

ПОРКА (Бичевание)

Наказание плетью было так распространено по всему миру и во все времена, что порка даже стала предметом отдельного исследования - «Истории телесных наказаний». Конечно, невозможно даже с точностью до столетия определить, когда и за что один человек впервые высек другого. В чем мы можем быть полностью уверены, так это в том, что всемирная порка успешно продолжается.

Эта статья менее всего претендует на историческое повествование, скорее - это просто набор фактов и анекдотов.

Бичевание у древних римлян

Древние римляне частенько прибегали к бичеванию для наказания рабов и солдат, и очень редко - свободных граждан. В зависимости от степени вины наказанных они использовали несколько разновидностей плетей. Самая простая представляла собой плоский кожаный ремень с ручкой, называлась ферула (ferula) и использовалась для наказания за мелкие провинности. Затем следовали три разновидности «кошки»: скуция (scutia), плеть из переплетенных кожаных ремней, плюмбата (plumbatae), имевшая несколько хвостов, у каждого из которых на конце находились свинцовые или бронзовые шарики, и флагеллум (flagellum) с тремя жесткими хвостами из бычьей кожи. Эти последние разновидности плети служили инструментом наказания за значительные преступления. Кроме того, римляне использовали для наказания преступников розги; порка непременно предшествовала обезглавливанию.

«Кошка»

Хотя совершенно очевидно то, что предками «кошки» были древнеримские скуция и плюмбата, этот инструмент наказания можно по праву назвать сугубо британским: более того, его применение ограничивалось только армией и флотом. «Кошку» часто использовали в британском флоте во времена адмирала Нельсона, когда этот суровый моряк мог предписать до 500 ударов плетью за незначительные дисциплинарные нарушения. В народе эту плеть называли «кошка-девятихвостка» («cat-o’-nine-tails»), поскольку она имела девять отдельных «хвостов», изготовленных из кожи или бечевки. По всей своей длине (2 фута) на каждом из хвостов были навязаны по три узла. Эффект от наказания этой плетью получался двоякий: хвосты врезались в тело наказуемого, а узлы вырывали из него отдельные кусочки мяса. Приведенное ниже описание порки на флоте взято из записок неизвестного автора, озаглавленных «Мастерство наказания плетью» (Experiences of Flagellation) и опубликованных автором на собственные средства в 1885 г.:

«Среди них был один несчастный по имени Грин, который прежде содержал шляпную лавку на Кэт-рин-стрит в Стрэнде и по обвинению в каком-то преступлении был осужден на каторжные работы сроком на 14 лет. Его жене, обаятельной, но совершенно убитой свалившимся на нее горем женщине, позволили сопровождать мужа до места. Сразу после выхода корабля в море среди каторжан обнаружились признаки назревавшего бунта; некоторые из них успели даже перепилить кандалы, а Грина обвинили в том, что он не только подстрекал к мятежу, но снабдил заключенных деньгами для покупки необходимых инструментов. Несчастный шляпочник клялся, что одолжил им несколько шиллингов для покупки простыней и одежды в ломбарде, но все эти уверения не были приняты во внимание. По приказу коменданта транспорта, без суда и следствия, его разложили на сходне и секли боцманской «кошкой» до тех пор, пока не обнажились кости. За все время экзекуции Грин не издал ни единого звука, чем привел в ярость коменданта, который поклялся, что заставит упрямца запросить о пощаде. Присутствовавший при порке тюремный врач выразил опасение, что продолжение экзекуции может быть чревато для заключенного смертью, но комендант оказался неумолим. Он не остановился даже тогда, когда его брат энсин Уолл, добросердечный молодой человек, попросил его о приостановке порки; ответом ему прозвучала угроза посадить его самого под арест. Тогда он стал умолять Грина, чтобы тот не упрямствовал и издал для собственного спасения хотя бы звук, но несчастный ответил, что умирает и не в состоянии кричать, и молчание его объясняется не упрямством, а нежеланием того, что его ничего не ведавшая и находившаяся где-то в трюмных помещениях жена услышит его крики и умрет от горя. Порку продолжали до тех пор, пока не сняли всю плоть с поясницы, пока не стали видны внутренности, пока несчастный не лишился чувств и только тогда был передан врачу».

Подобное суровое наказание зачастую оканчивалось для моряков смертью, а злоупотребление властью офицеров флота Его Величества стало причиной ряда мятежей, имевших место в конце XVIII столетия. Весной 1797 г. британские моряки на стоянке в Спитхеде подняли мятеж, причиной которого стало дурное обращение с ними офицеров и невыносимые условия существования. В результате адмиралтейство вынуждено было провести расследование и уволить со службы тех офицеров, которые особенно отличились своей неоправданной жестокостью. Между 30 мая и 13 июня того же года на кораблях, бросивших якорь в Норе, разразился еще один бунт. Моряки создали так называемую «плавучую республику» (floating republic) во главе с «президентом» Ричардом Паркером. Мятеж был жестоко подавлен: Паркера и 29 его товарищей повесили на реях «Сэндвича», девятерых высекли, а 29 матросов заключили в тюрьму. Условия жизни матросов так и не улучшились в последующее столетие, и только не ранее, как в 1881 г. наказание «кошкой» было наконец упразднено.

Не удивительно, что «кошку» использовали также в большинстве британских тюрем, а судьи не только приговаривали преступников к тюремному заключению, но и к наказанию «кошкой-девятихвосткой», определяя при этом по своему усмотрению количество ударов. Хотя в судебной практике порку упразднили в 1948 г., для поддержания тюремной дисциплины и наказания особо стойких ее нарушителей к плети прибегали вплоть до начала 60-х годов. Обычно заключенных раскладывали на так называемой «скамье для порки» (см. «Скамья для порки»), хотя перед тем как высечь, из соображений некоторой гуманности, надевали на них кожаные пояса, защищавшие почки.

Остается только добавить, что использование «кошки» для наказания рабов практиковалось во всех без исключения британских колониях, и нигде с такой жестокостью, как в Вест-Индии. На Барбадосе, например, наказание плетью до сих пор сохраняется в местном законодательстве, и в последний раз к порке приговорили в 1969 г. подростка, изнасиловавшего девушку. По сообщению Гэрри Стеклза, посланного им из Бриджтауна в газету «Санди Таймс» в марте 1991 г., явствует, что власти Барбадоса решили возродить наказание «кошкой-девятихвосткой» в отчаянной попытке хоть как-то приостановить, если не пресечь, рост торговли наркотиками. Стеклз заключает: «Перед судебный властью встала проблема - найти подходящую плеть, чем она, несмотря на протесты церковных иерархов, прилежно занялась. Единственная сохранившаяся на острове «кошка-девятихвостка» выставлена в местном музее в качестве экспоната, и при возобновленном применении, пролежав десятилетия без дела, может просто-напросто рассыпаться. Эдгар Хэнди, суперинтендант тюрем, намерен расширить сферу своих поисков Англией, в надежде хоть здесь найти подходящую плеть, а преступники «тем временем будут ожидать своей судьбы».

Порка в тюрьме Ньюгейт.

По словам Скотта, «ни в одной стране мира наказание поркой не применялось так широко и не носило такого изуверского характера, как в царской России». Особым инструментом для порки был любимый русскими истязателями кнут. Он представлял собой плеть с деревянной ручкой, обычно плетеную из нескольких ремней сыромятной кожи. Иногда между ремней вплетали проволоку, а на концах ремней крепили железные кольца или крючки. Варварский садизм истязателей доходил до того, что кнут перед употреблением вымачивали в соленой воде и давали ему замерзнуть».

Наказание кнутом предусматривалось за целый ряд преступлений, и во времена Петра Великого количество ударов составляло 101. Пороли всех без различия пола и возраста, и от наказания кнутом не были избавлены даже дворяне. Придворную даму Елизаветы Петровны, мадам Лопухину, обвиненную в участии в заговоре, раздели по пояс, жестоко высекли кнутом, отрезали язык и отправили на вечное поселение в Сибирь.

До нас дошло одно несомненно достоверное описание порки кнутом, приведенное в «Анекдотах» Рьюбе-на и Шольто Перси (1820–1823). Очевидцем этого события был не кто иной, как Джон Говард великий филантроп и реформатор тюрем:

«Когда филантроп Джон Говард посетил Петербург, ему довелось видеть, как двух преступников - мужчину и женщину высекли кнутом. Из тюрьмы к месту порки их сопровождали 10 солдат и 15 конных гусар, и когда вся процессия прибыла на место, где стоял вкопанный в землю столб, гусары спешились и стали кольцом вокруг него. Забили барабаны, священник прочитал молитву, а собравшиеся вокруг люди сняли шапки. Первой секли женщину. Ее раздели до пояса, привязали руки и ноги к столбу, и экзекуция началась. И палач, и его помощник были крепкими и сильными людьми. Начал помощник; он долго примерялся, а затем нанес несколько ударов по голой спине женщины, каждый из которых оставил на ней глубокие рубцы. Но главный палач, казалось, был не удовлетворен. Он взял кнут и нанес недостающие удары, которые казались гораздо сильнее, чем у его помощника. Женщина получила 25, а мужчина 60 ударов кнутом. «Я пролез между гусарами, - продолжает мистер Говард, - и посчитал количество ударов, которые помощник отмечал мелом на специально приготовленной для этой цели доске. И преступник, и преступница были едва живы, когда избиение закончилось. Женщину мне довелось увидеть несколькими днями позже. Она была еще очень слаба. Мужчину же я больше не видел».

Наказание кнутом отменили в 1845 г.

Ямайкская плеть

Эту плеть использовали исключительно для наказания рабов. Она состояла из ручки длиной в два фута и сужавшегося к концу хвоста длиной 5 ярдов. Рабов так жестоко секли ямайкской плетью, что это дало одному члену Ямайкского законодательного собрания основание заявить:

Ямайкская плеть.

«Ямайкская плеть - отвратительнейший из всех инструментов пытки, когда ее используют для наказания рабов. Я утверждаю, что 39 ударов этой плетью равноценны 100 ударам «кошкой-девятихвосткой».

В 1826 г. собрание приняло закон о наказании штрафом в 10 фунтов стерлингов тех торговцев рабами, которые карали рабов более чем 10 ударами плети за одну провинность, и тех рабовладельцев, назначавших более 39 ударов за один проступок или преступление.

Шариковая плеть

Шариковая плеть представляла собой бечеву с нанизанными на нее металлическими шариками или пулями и покрытую кожей.

Шариковая плеть.

Цепная плеть

К длинной деревянной ручке крепятся несколько цепей, состоящих из плоских звеньев с острыми краями. Говорят, что в руке сильного человека такая плеть становилась грозным инструментом наказания, поскольку несколькими ударами он мог снять кожу со спины жертвы.

Тюремная плеть

Эта плеть предназначалась для самозащиты тюремных надзирателей, состоящих в тюрьмах, где содержались самые отпетые преступники. В руке жестокого тюремщика такая плеть могла стать даже орудием смертоубийства. По форме тюремная плеть напоминала средневековую булаву (mace and chain) и состояла из деревянной ручки и цепи с железной гирей на конце.

Скамья для порки

Всегда требовалось каким-то образом привязывать наказуемого перед поркой. Обычно для этой цели использовали столб. Однако этого показалось недостаточно, и были сконструированы особые приспособления, которые полностью лишали жертву подвижности, тем самым усугубляя ужас и беспомощность его положения. Одна такая скамья - родом из Германии и описывается следующим образом: «Это - крепко сделанная деревянная конструкция с ремнями, при помощи которых к скамье крепятся голова, ноги и руки жертвы, лежащей вниз лицом. Палач мог доставить наказуемому страшные мучения, потому что тот был не в состоянии даже корчиться и извиваться.

А вот еще один продукт немецкой изобретательности, прозванный в народе Страшная Элиза (Schlim-me Liesel). У подножия скамьи находятся два крепких железных кольца, в которые помещаются ноги жертвы. Ее руки привязываются к треугольной деревянной раме, которая поднимается к потолку с помощью шкива и веревки до тех пор, пока это возможно. Растянутого таким образом человека секут, и мучения его еще более непереносимы, чем при обычной порке.

До сравнительно недавнего времени порка была повседневным явлением для тюрем и колоний несовершеннолетних Англии; взрослых заключенных секли «кошками», а молодых - березовыми розгами и, как правило, на скамье для порки. В своей книге «Наказание в былые годы» Петтифер дает иллюстрацию такой скамьи.

Скамья для порки.

Привязывание к телеге

С роспуском монастырей во время правления Генриха VIII английские законники столкнулись со значительной проблемой, когда множество бездомных бродяг заполонили дороги королевства. По закону от 1530 г. всех, кто занимался бродяжничеством, надлежало сечь. В том же году вышел специальный закон о порке, по которому бродяг предписывалось раздевать донага, привязывать к хвосту телеги и, прогоняя через город, подвергать порке, «пока он не изойдет кровью». Немного позже, из соображений сохранения общественной нравственности, закон немного подправили, предписав раздевать жертву только до пояса. В то же время большинство городов и деревень обзавелись по призыву властей постоянными столбами для порки, таким образом основательно подготовившись к нежелательному наплыву бродячего люда. Привязывание к телеге распространялась не только на бродяжничество, но и на другие преступления, причем длина маршрута и, соответственно, количество ударов варьировались в зависимости от тяжести совершенного преступления.

Одним из самых печально знаменитых наказаний такого рода была порка, к которой судья Джеффри (см. Джеффри) приговорил Тита Оутса в 1658 г.

Оутс, английский церковник, успевший к тому времени провести в качестве шпиона несколько лет в иезуитских колледжах Европы, передал поборникам протестантской веры в Англии список преступлений, состоявший из 43 пунктов, которые паписты замышляли совершить против короля.

Тит Оутс Д. Д.

А замышляли они, по словам Оутса, убить короля, посадить на трон брата Карла герцога Йоркского Якова, исповедовавшего католицизм, и таким образом уничтожить в Англии протестантскую веру. Заговор получил название «папистского». В результате наговора Оутса в период с 1678 по 1680 гг. было казнено множество совершенно невинных католиков. Но, в конце концов, он сам оказался на скамье подсудимых, и судья «Кровавый Джеффри» приговорил его к самому суровому наказанию, даже по жестоким меркам судьи Джеффри. Тит Оутс был приговорен к позорному столбу, привязыванию к телеге и тюремному заключению. Следующее описание наказания Оутса мы находим в книге Томаса Маколи «История Англии» (History of England, Thomas Macaulay):

В день, когда Оутс был выставлен у позорного столба в Пэлис-ярде, толпа забросала его грязью, и не помешай охрана, разорвала бы его на куски. Но в Сити его приверженцы собрались в большой отряд, подняли мятеж и повалили позорный столб. Однако спасти своего вождя они не смогли. На следующее утро Оутс должен был быть подвергнут порке. С самого раннего часа на дороге между Олдгейтом и Олд-Бэйли уже толпились толпы народа. Палач, видимо получив особые инструкции, вкладывал в удары всю свою душу, и по первости Оутс мужественно их сносил и молчал. Но вскоре его дух был сломлен, и окрестности, к восторгу зрителей, огласились отчаянными воплями и стенаниями, а по спине лжесвидетеля потекли ручьи крови. Когда его, в конце концов, отвязали от телеги, он едва стоял на ногах, и казалось, что он вынес более того, на что способна человеческая природа. Он умолял Якова, брата короля, чтобы тот отменил продолжение порки. Ответ того был краток: «Он пройдет через все до конца, пока из него не вышибут дух». Его сторонники обратились с прошением о помиловании к королеве, но та с возмущением отказалась пошевелить даже пальцем ради спасения негодяя. По прошествии 48 часов Оутса выволокли из его камеры. Он не мог стоять, и до Тайберна его везли на салазках. Казалось, он уже ничего не чувствует и не воспринимает. Говорили, что он довел себя до бесчувствия. крепкими напитками. В тот день Оутс получил еще 1.700 ударов.

“…Достаточно известен также эпизод с камергершей, статс – дамой Наталией Федоровной Лопухиной, которая по повелению Императрицы была публично наказана кнутом. Любопытно отметить, что Наталия Федоровна была дочерью генеральши Балк, тоже сеченной (на Сенатской площади при Петре) . Это была замечательная красавица. Бантышев – Каменский про нее писал: “толпа вздыхателей, увлеченных фантазией, постоянно окружала красавиц Наталью; с кем танцевала она, кого удостаивала разговором, на кого бросала даже взгляд, тот считал себя счастливейшим из смертных. Молодые люди восхищались ея прелестями, любезностями, приятным и живым разговором, старики также старались ей нравиться; красавицы замечали пристально какое платье украшала она…старушки рвались с досады, ворчали на мужей своих, бранили дочек” .
Наталия Федоровна много проживала в Петербурге, веселилась, флиртовала, занималась сплетнями. В то время первое место при Императрице занимал придворный врач Лесток. Этот сановник, чтобы упрочить свою власть, не нашел ничего лучше, как всюду выискивать государственных преступников. Неугодных ему лиц он объявлял изменниками престола, раскрывал мифические заговоры, участников предавал жестоким казням, а сам выдвигался как спаситель Отечества.
Старинным врагом Лестока был обер – гофмаршал Бестужев; его надо было погубить. Для этой цели послужила Наталия Федоровна. У нея имелся любовник, граф Левенвольд, сосланный за что – то в Соликамск. Как – то раз к нему отправляли нового офицера. Лопухина воспользовалась случаем, просила офицера через сына передать Левенвольду, “чтобы граф не унывал, а надеялся бы на лучшие времена” . Эти слова дошли до Лестока и были для него достаточным основанием, чтобы объявить государственный заговор. Взяли в застенок Лопухину, Бестужеву, их мужей и многих других. Долго длилось следствие; не обошлось, конечно, без пытки.
Суд признал их преступление доказанным и приговорил всех к жесточайшим казням: Лопухину, обер – гофмаршальшу Бестужеву и их мужей должны были, вырезав языки, колесовать, других участников – четвертовать, некоторым отрубить голову и т. д. Но в виде особой милости наказание смягчили: вместо смертной казни им назначили кнут с вырыванием языка и ссылкой в Сибирь на каторгу. 29 – го августа 1743 г. кортеж гвардейской команды прошел по улицам Петербурга и оповестил всех о готовящейся казни. Построили эшафот у здания Двенадцати коллегий, на берегу канала.
С раннего утра 1 сентября народ заполнил всю площадь, крыши, заборы и галереи находившегося здесь гостиного двора. Привели осужденных, прочитали приговор и началась расправа. Первой истязали Наталию Федоровну.
Один из палачей приблизился к Лопухиной и сорвал с нее мантилью. Наталья Федоровна побледнела и заплакала, силилась прикрыться от бесчисленных взоров, устремленных на нее. Но она боролась напрасно. Говор сожаления и сострадания пронесся в толпе при виде слабой и прекрасной женщины, отданной в распоряжение заплечным мастерам. Один из них, взяв за обе руки бывшую статс – даму, круто повернулся и вскинул ее себе на спину… Страшный вопль огласил площадь. Почти без чувств, полумертвая, исстеганная кнутом, Наталия Федоровна была спущена наземь. По приговору ей вырезали или вырвали часть языка, сделали перевязку и усадили в телегу.
Затем наказали Бестужеву. Когда палач раздевал ее, она сняла с себя драгоценный крест и подарила ему. За это ее били не так сильно и вырвали только маленький кусочек языка, так что она не потеряла способности изъясняться.
Лопухина же на всю жизнь осталась полунемой. Через 20 лет, при Петре Третьем, она вернулась в Петербург и, изуродованная, явилась при дворе, возбуждая всеобщее любопытство.”
(В дополнение текста Н. Евреинова остается заметить, что Наталья Лопухина, немка по национальности и лютеранка по вероисповеданию, 21 июля 1757 года, еще будучи в ссылке в г. Селенгинске, приняла Православие. Это был очень необычный и смелый для того времени шаг – Православие в то время подвергалось очень сильным гонениям; всерьез обсуждались планы уравнения в правах всех церквей на территории России и секуляризации Православия. Сыновья Лопухиной при Екатерине Второй сделали хорошую карьеру: один стал генерал – поручиком, другой – действительным камергером.)

Плеть (также плётка) - соединенные верёвки или ремни на рукоятке . Обычно представляет собой несколько (чаще всего - от двух до девяти) плетёных «хвостов» из кожи или другого материала, объединённых рукоятью.

Исторически весьма древний инструмент. Главным образом, является орудием телесного наказания , используется в работе пастухами, в ряде случаев применяется всадниками для управления лошадью . При определённых обстоятельствах может являться и оружием .

Устройство и технология изготовления

Плеть, как хозяйственно-бытовой инструмент

Плеть, как орудие телесного наказания

Плеть имела значение и в домашнем быту: по Домострою она - обычное орудие для домашнего наказания. Коллинс рассказывает, что жених кладёт плётку в свой сапог в день свадьбы как эмблему супружеской власти.

Плети употреблялись как наказание для крепостных , а также служили строжайшим наказанием в учебных заведениях, особенно духовных; плети употребляла и полиция для суммарной расправы; наконец, наказание плетьми составляло высшее дисциплинарное взыскание по уставу Санкт-Петербургского рабочего дома .

В практике светских судов и в законодательных актах плети появляются в начале XVIII века и постепенно играют всё более и более важную роль, а по Уложению о наказаниях 1845 года делаются самым тяжким наказанием. Плети служили как замена кнута, с одной стороны, когда кнут оказывался слишком строгой карой, а с другой - с практической целью: так как наказанных кнутом нельзя было отдавать в военную службу, то последовал ряд указов, повелевающих годных в военную службу бить плетьми вместо кнута и отдавать в солдаты , а негодных - бить кнутом и ссылать .

Так как плети заменяли собою кнут, то наказание ими совершалось на кобыле, всенародно, рукой палача . Битьё плетьми разделялось на простое и нещадное; оно назначалось и как самостоятельное наказание, и в соединении с другими (ссылкой в Сибирь , в монастырь , отдача на военную службу). Плетьми наказывались государственные преступники (тайной канцелярией), участники в Лопухинском деле , в Пугачёвском бунте , в чумном бунте (не уличённые в убийстве), бунтовавшиеся крепостные и фабричные рабочие, убийцы при особенно смягчающих обстоятельствах, несовершеннолетние - за важные преступления.

Мало-помалу плети становятся обычным наказанием (вместо кнута) за менее значительные имущественные преступления:

• по указу 1781 года наказанием за кражи до 20 рублей, даже при повторении, служат несколько ударов плетьми и заключение в рабочий дом ;
• в 1799 году учинивших кражу от 20 рублей и выше предписано наказывать плетьми и годных отдавать в рекруты , а негодных ссылать на поселение .

Наряду с уголовным наказанием плетьми публично, рукой палача, которое начинает рассматриваться как наказание позорящее и делающее невозможной отдачу наказанного в военную службу, в начале XIX века появляется и битьё плетьми в качестве исправительного полицейского наказания, исполнявшегося полицейскими служителями непублично; в 1820 году велено присуждённых за кражу к отдаче в военную службу бить плетьми нижним полицейским чинам, а не рукой палача. По Своду законов 1832 года , публичное наказание плетьми через палача и ссылка назначались в 29 случаях (подделка высочайших грамот, не повлёкшая важного вреда;