Примерно с год назад в ближайшем, как ныне выражаются, Подмосковье в одной из церквей отпевали крупнейшего главаря подмосковной мафии - Хмурого. Такова была его партийная кличка. Попал я туда случайно, ехал совсем по другому делу. Автобус, подъезжая к церкви, остановился, и водитель сказал в микрофон: «Приехали».

И улицы, и шоссе, и переулки - все было забито машинами иностранных марок. Сотни и сотни. Гигантский сверкающий «икарус» пятился к воротам церковной ограды, отпевание заканчивалось. Старухи, объяснив мне, что отпевают большого бандита, спорили, осуждать или не осуждать батюшку за отпевание. Решили не осуждать - человек убит, а не то чтоб повесился или утопился. Но дивно было видеть, что в этих сотнях машин или около них сидят, стоят, прохаживаются сотни и сотни вооруженных людей. С автоматами, пистолетами, и они не только ничуть не стеснялись оружия, не гордились им, а оно было для них обычно, привычно, как зонтик при дожде. Милиции не было видно совсем. Лица парней показались мне очень приличными. Никто не курил, не жевал.

Вынесли сверкающий, красного дерева гроб, обитый по углам медью, задвинули в «икарус», «икарус» двинулся вослед за мигающей «Волгой», за ними четко и быстро выстроились «мерседесы», «вольво», всякие «БМВ», а через пять минут и наш автобус смог продолжать маршрут.

На кладбище пальба бу-удет! - протянула моя соседка по сиденью.

И никто не спрашивал, где же милиция, что же это такое - среди белого дня, рядом с Москвой сотни бандитов, составляющие всего-навсего одну мафию из десятков других подмосковных, открыто хоронят главаря, льют слезы, ходят с оружием. Видимо, привыкли.

Они не нас стреляют, они же друг друга стреляют, - сказала женщина.

Но легче ли было от такой мысли? Они же едят и пьют, так на что они едят и пьют? Кого грабят? Друг друга?

Видевшие вчера теленовости говорили: про этого Хмурого передавали, что он погиб от кавказской мафии.

Прошел год. У меня появилась возможность побывать в тюрьме особого режима. Мне предложили, я согласился. Согласие мое было вызвано скорее лингвистическим интересом, нежели социальным. Описывать тюрьмы, пересылки, дома предварительного заключения очень любят наши демократы, чего у них хлеб отбирать. Офицер, предложивший мне побывать в тюрьме, пробовал себя в литературе, отсюда и наше знакомство. Встретясь в редакции, мы поговорили, что уже давно воровские, блатные, уголовные выражения стали частью нашей речи, вначале устной, потом и письменной. Все эти вертухаи, запретки, накопители, косяки, шмары, хазы и мазы уже, может быть, и невыводимы. Как им не жить, этим словам, если все время удабривается почва, на которой они растут.

Знакомый мой офицер был, кратко говоря, опером, звался на жаргоне кумом, шел впереди меня через лязгающие двери. Пока у меня изучали паспорт, я рассказал, конечно, ему известный анекдот о том, как Петька пишет оперу, А Чапаев спрашивает, о ком он пишет оперу. «Опер велел про тебя писать», - отвечает Петька.

Офицер обещал мне подарить словарь уголовных жаргонов для внутреннего пользования, то есть не из тех, общедоступных, которые стали издаваться рядом с матерщиной и похабщиной, но служебный, то есть для посвященных. Еще он решил, что мне интересно поговорить с двумя зэками.

Нет, - отказывался я, - это же очень тягостно. Они сидят, смотрят и думают: ну болтай, болтай, ты-то сейчас за ворота пойдешь, а мы останемся.

Офицер как-то даже весело посмотрел на меня:

А вы не думаете, что им тут лучше?

В особом режиме?

Именно. Не всем, конечно, но эти, особенно один, как на курорте. А так, на общаке, тянут по-всякому. Вчера двух накнокал, до зоны сидели на игле, у нас вроде от наркоты отскочили, а вчера застукал - чифирят, - говорил он на ходу. - Вольняшки за мазуту не только чай, любой баллон притырят.

Думаю, он так же и жене вчера рассказывал о происшедшем, о том, как накрыл мазуриков, кипятящих в банке чай. Но скорее всего его жена, как жены и у всех нас, не любит слушать о работе мужа.

Мы проходили мимо сидящих заключенных, только кто их так зовет нынче - зэки, и все. Зэки вставали, снимали шапки, опер махал рукой, они садились, а он продолжал разговор, начатый еще при первой встрече:

Упала культура, и начался лай, так ведь?

Тех, кто ронял культуру.

Так. Лаять легче, чем говорить. И пороков нет. Голубые уже и у нас за власть борются.

Запреты на пороки сняты специально. Они были б не нужны, будь высокой нравственность, цензура совести.

Учат убивать люди искусства, учат, - говорил офицер. - Прямая связь - убивают в кино, убьют и в жизни. И точно также убьют.

Но почему же ваше министерство не выступит публично, не обратится в правительство, вы же должны...

Должны, да не обязаны, - отвечал он. - Мы много чего должны. Но только сейчас зэков больше слушают, чем нас. Почитать все это журнальное и газетное, тьфу! Зэки страдальцы. Башку жене оттяпал - страдает. Малолеток насиловал - страдает. Интервью дает, учит, как жить. Да ведь и вас, патриотическую прессу, не слышно.

Не слышно, - согласился я. - Напишешь, напечатаешь тиражом десять тысяч, а на тебя наплюют тиражом в пятьдесят миллионов экранов.

Мы повернули к двухэтажному длинному зданию. У входа стоял, стаскивая с головы серую шапку, седой мужчина. Поднялись в кабинет. Опер бросил на стол фуражку, ослабил ремни портупеи.

У зэков дисциплина и законы, у нас бардак и зависть. Нам их никогда не победить, - сказал опер, торопливо просматривая бумаги на столе. - Сидит зэк в карцере, просит курить, у врага просит. И враг, он его завтра зарежет, ему достает курить.

А глухари у вас есть? - спросил я, показав, что немного знаю язык тюрьмы. Глухарь - это нераскрытое убийство.

Ни одного! - выпрямился опер. - Вот тоже важная тема. Следователи на воле давно ничего не раскрывают - повышения по службе, у нас хоть бы премия к Рождеству.

Как не раскрывают?

Наивняк или косишь под него? - весело спросил опер. - Ведет следователь дело, колет Васю. Он этого Васю лучше родного изучил. Тут новое дело. Следователь едет, смотрит - сработано чисто, тут колупаться и колупаться. Чего он будет колупаться, он Васю за шкирку: Вася, бери на себя. Вася торгуется, изучает дело, чтоб на вышку не вырулить. Но обычно сделка честная, кодекс листают, меж статьями ползают. Вася торгует зону получше. Следователь рапортует - раскрыто дело. А настоящий преступник, их в триллерах киллерами зовут, - опер засмеялся, - уже пушку почистил, уже валюту промотал, маруху на Канары свозил, звонит хозяину: давай новую наколку, монета нужна. А у нас - не воля, у нас все под стеклышком.

Опер выдвинул тяжелый ящик, достал из него узкий ящик и показал. Там значились склонные к побегу, поджогу, убийству, отдельно значились группировки, их лидеры, их дружба или ненависть друг, если можно так сказать, к другу.

У вас там, на воле, пару журналистов щелкнули, это ж ясно, что заказные убийства. Ясно, что из-за денег, ясно, что не отстегнул? А где исполнители?

На Канарах?

Примерно так. Где деньги-там кровь. Именно так: вначале деньги - потом кровь, и никогда наоборот. Деньги, жадность, зарвался, не делишься - жди мокрухи. - Опер покачался на стуле. - Вот такие пироганы. Деньги, золотой телец. Схватился за хвост, ударит копытом. Бывает мочиловка и попроще. Типа а ля ведро водки. - Он нажал кнопку и велел вошедшему сержанту привести такого-то, а мне продолжал рассказывать:

У нас шли хлопкоробы, хозяйственники, правильная была терапия, и мы бы с коррупцией покончили, но тут - это мой домысел - мафия испугалась и дала команду начать перестройку. А то масоны, масоны, Горбачев... Может, и мафиози - масоны, только, думаю, мафиози намного важнее. Пока те еще болтают да через газетных и телевизионных шавок готовят мнение, мафиози уже все обстряпали. Жадны, кстати, были эти хлопкоробы. Посылками их заваливали, охрана обжиралась, всем хватало, а положняк, то, что положено котловое, отдай. Во люди. Кстати, хозяйственников, бывших коммуняк, не любили. Ведь у нас партия была из двух потоков - профессионалы, из комсомола выросшие, и трудяги с производства. Профессионалы теперь демократы, а трудяги сейчас в дерьме. Когда кто из них залетал, то это было даже для карманников западаю. Клиенты дурдомов были, вроде Стародворской. Визжала, под сапог бросалась, конечно, у зэков уважение. Ничем не дорожит - их человек. А она себе капитал скребла

Сержант доложил, что привел кого приказано.

Я встал навстречу мужчине моих лет, который со мной поздоровался очень надменно. Я невольно взглянул на стены кабинета с портретами Кутузова, Суворова, Ушакова и Нахимова. Опер сурово сказал мужчине:

Не забалтывайся со своей Англией.

С какой Англией? - спросил я.

Значит, еще один, не понимающий, кто правит миром.

Я невольно засмеялся:

У нас здесь все очень по-русски - один сидит, другой охраняет, третий просто так, а все думают о том, кто правит миром. Но эти разговоры всех нас так заездили, что мы уже не понимаем, кто правит Россией.

Я тебе дам адрес, - сказал зэк, - передашь, что я уже глотал гвозди и ложки.

Там поймут.

Опер вскинул голову от бумаг, хотел что-то вставить, но вновь погрузился в свои раздумья.

Знаешь, почему воры в законе считают себя вправе убивать? - продолжал вопросы мужчина. Причем я каждый раз должен был спрашивать, почему. - Потому что у них стартовая готовность к смерти. От этого у них сознание своей правоты и презрение к жертве.

Это очень по-большевистски, - сказал я.

А не по-христиански?

Да вы что! Христианин готов к страданиям, но он лишен даже тени мысли о своем превосходстве над другими. Разница огромная. Он умрет, а не украдет, а вор украдет...

Но не умрет, - перехватил, захохотав, мужчина.

А зачем ты ложки все-таки глотал?

Кипиш разводил. Кстати, ты - словесник, кипит от чего произведено от кипеть или от шипеть? Ни то, ни то, а от английского хиппи, наше, зэковское - хипешь. Мастырка по-русски. Я от тубиков брал мокроту, сажал рассаду в легкие, меня на просветку - рентген. А, затемнение сверху, косишь под тубика, нет, сиди дальше. Уже и вены вскрывал. Били. А ложки выдрали без заморозки.

Может, тебе лучше дотерпеть. Сколько еще? А то выйдешь совсем инвалидом, кому будешь нужен?

Да здесь лучше! - вдруг, себе противореча, воскликнул он. - Я хоть не в законе, но и не козел, фрайера меня слушают.

Я чувствую, что мне уже пора припечатывать к своему рассказу словарик терминов, но дальше пошло того чудней. Опер подошел к нам и, резко тыча в мужчину пальцем, заговорил:

На днях вот что вам всем замастырим. Отчубучим. Вы за Счет козлов пасетесь, вам же надо кого-то пинать. А мы вас в отдельный загон, и тех отдельно, тогда повыступаете. Скажи своим на этаже.

Это вы своим, кумовским, скажите. - Видно было, зэк струсил.

И зэк сник, стал тереть руки, попросил две сигареты, сунул по одной в разные карманы и тихо, но убежденно сказал:

В общем, надо оповестить всех, что Англия через Голливуд правит миром. Смотри, кто умней англичанина? Еврей? Нет, он у них в подсобке. Русский? Да, если бы мы жили на острове.

Ну как же, как же, это же теория острова. Англичане на острове, ум собирается и действует, у нас просторы, русский ум растекается и воспаряет. Не собрать.

Но сейчас-то Россия резко уменьшилась, может, поумнеем?

Все! - Опер открыл дверь, крикнул сержанта.

Зэк уходил со словами:

Англичанка, англичанка, вот где корень истории беды и провокаций. Ее сильнее надо ссорить с Шотландией и Ирландией, чтоб отвлекалась.

Опер повел меня к другому оперу в соседний кабинет. Там было накрыто подобие стола.

Посмотри, чем закусываем, - сказал другой опер, - и посмотрел бы, чего они жрут. Чего они курят. Это здесь, а выйдут, будут жрать тем пачее. - Он так и сказал - тем пачее.

В дверь без стука вошел, и даже шапки не снял, и сразу от порога заныл молодой кучерявый зэк:

Граждане, хорошее начальство, а ведь обещали, обещали! А врать, дяденьки, маленьким детям нехорошо. Ведь бардак-с, решительный бардак-с.

Уходи, марш, сделаем, - сказал второй опер, но парень не уходил.

Опер налил ему полграненого стакана. Парень глотанул, утерся, видно, наконец для этого снятой шапкой и пообещал:

Курить я не брошу, а пить буду.

Угостил оперов хорошими сигаретами и отбыл.

Он прав, - сказал мой опер, - два раза срок добавляли, третий неудобно.

А из-за чего добавляли? - спросил я.

Просто так добавляли. Мало ли к чему можно придраться, знаешь же анекдот про мента, ему на экзамене велели к столбу прикопаться, столб под статью доведет. Он тут же: а, пьешь, чашечки фарфоровые завел, а, струны протянул, связи заимел, шпионишь, ну и так далее. Туг главное, что этот парень киномеханик, а смены нет. А как зэков без кино оставить, зону разнесут, они же по Ленину живут, знают, что кино - самое сильное и так далее оружие. Киномеханик один в зоне. Нам ребята обещали посадить киномеханика, да все забывают. Надо напомнить. Года хотя бы на два-три без проблем.

Как посадить?

Как сажают, так и посадить. Втравить в драку, да и посадить.

А нельзя в зоне выучить?

Больше возни. Надо готового. Но они ломаются, то ли на что намекают, то ли не врут, что нет подходящего. Говорят, есть, но семейные, жалко. Я говорю: тащи женатого, хоть жена от него отдохнет. Говорят: вам же надо современного, а у нас все ваньковатые.

То есть можно любого посадить?

Киномеханика? Конечно.

Нет, вообще.

И вообще, конечно. Ты что, сегодня родился? Ну, будем, - опер поднял стакан.

А, например, как, начальника посадить?

Сложней, чем киномеханика, но тоже не проблема. Но начальники приноровились не сидеть у нас, а стрелять друг друга.

Слушай, -сказал мой опер, - нам же надо еще с одним зэком поговорить. Я ж тебе говорил, что с двумя познакомлю. Этот-то, на Англии сдвинутый, - серяк, я тебе большого полета птичку покажу.

Сидите, куда вы, - удерживал второй опер. - Только сели, нет, надо бежать. Поговорим! Девки в кучу, бабы в кучу, я вам чу-чу отчубучу. А ты наивный или дуру гонишь, что ли, притворяешься, что не знаешь нашего лозунга: был бы человек, статья найдется. Ты еще спроси, бьем ли мы зэков.

Бьем. Только то и понимают. Как по тюфяку бьешь, но глаза становятся осмысленными. Мысль пробуждается, мысль, по Марксу, овладевает зэком после битья. А как они били и убивали, с мыслью? Парни, вы как фрайера... куда пошли? Мужчины пьют стоя, а женщины до дна.

Мы вернулись в свой кабинет. Через сержанта опер велел привести такого-то.

Больше залетают по глупости, - стал говорить опер, как будто мы и не ходили к его другу. - Вот у памятника задрал ногу, как собака, и облил подножие. Берем, объясняет: жене, говорит, доказал ее правоту. Обзывает, говорит, кобелем, я и стал кобелем.

А кобель не в туалет ходит. Из-за баб, из-за баб, - опер шерстил картотеку. - Порежут друзья друг друга из-за бабы, сидят, а она с третьим кобелем. А то молодых втравливают бабы в годах. Подцепит дурака, но ей не сам дурак нужен, ей постель приелась, ей шуба нужна. Растравит, он на все готов. Даная у Рубенса хоть и Зевса ждет, а золотишко-то на нее сыплется. Сама как желе фруктовое.

Опер побарабанил пальцами по картотеке.

Чего-то не ведут. Ну да он птица серьезная. Хотя он знает, что вы (почему он попятился на вы?) придете. М-да. Русские, русские прорубают мировую просеку. Я вот был в Америке по обмену, там опять вспухает проблема черных. Белые сучки на черных падки. Дикнут.

Может быть, я уже пойду?

Ну что вы! Вот, кстати, словарь. На практике все, конечно, элементарней. Да и вообще, вы знаете, в жизни всё элементарней. Наши патриоты видят во всем заговоры, ложи... Все проще: надо кого-то убрать - шелести купюрой. Но это на воле, у нас того нет. Мы, может быть, будем скоро хозрасчетной тюрьмой. Будем камеры сдавать, как сейфы в швейцарском банке. Хочет человек спокойно спать - садись к нам, плати копейку. И нам хорошо, и человек отдыхает. У нас даже так, например, бывает: с воли ищут исполнителя, чтоб кого-то чикнуть, наши зэки не идут. Знают, тут не воля, тут глухаря не будет. То есть так делается, что зэк выходит на день-два, делает дело и опять на нары. Но найдут, вычислят, все же повязано. Тем более, все знают, что сейчас одного убийства не бывает, что сейчас обязательно убивают убийцу, у Берии научились. Первыми бросают мальчишек. Подцепят на наркоте, на девке, на долге, на подельничестве, мало ли! Сунут мотоцикл или пачку зеленых, надо же отработать. Он берег дружка, на кого указали, того пришивают и, бросив, так сказать, орудие заработка, ожидают дивидендов. Может, и дадут вечерок погулять, потом везут для расплаты: мол, в городе неудобно... А там уж яма вырыта... Вот тебе свежак. Сел банкир. Сейчас же банки лопаются, ну, это якобы лопаются, а на самом деле идиоты сами натащили им денег, слюни текут от обещаний процентов, как таких фрайеров не проучить, надо проучить, грех не проучить. Банк тонет, кого-то надо посадить. Садится кто-то по договоренности. Грозит десятка, купленный адвокат выбивает пятерку, банкиру обещают через год извлечь. Но извлечешь его - еще делись с ним. Легче убить. Мне стукачи шепнут - ищут по зоне киллера. Как в триллере, - засмеялся опер. - Знаю, что в зоне не найдут. Так ведь вольняшку купили. Обстряпали чисто, вывели на лесопилку, «Макаров» с глушителем, «Макаров» в речку, никто не слышал. А вольняшка куда-то пропал. Вот, кстати, помечу, надо узнать, что с семьей у него.

Дверь распахнулась, ввели заключенного. Волосы густые, ни одной сединки, лицо гладко выбритое, будто сейчас на совещание, рука крепкая, голос доброжелательный.

Простите, не сразу, не мог же небритым.

Ладно, беседуйте, - сказал опер. - Если что, я рядом.

Мужчина посмотрел на меня. Я выдержал взгляд его светлых глаз.

Немного непонятно, - сказал мужчина, - кто кого и зачем хотел видеть, вы или я:

Может быть, я, но вы вправе не говорить.

По крайней мере, вы можете сказать хотя бы то, что сейчас в тюрьме безопаснее, чем на воле.

Вообще-то да, но тоже как сказать.

Четкий ответ.

Куда четче. Не допрос же. На допросе я бы туфту гнал.

Но лично вам здесь нормально?

Я же сам сел. Мы решили на триумвирате, что по очереди отдышимся. Решили на поминках у Хмурого.

А! - я даже вскрикнул. - А я видел, как Хмурого выносили из церкви. В прошлом году. Так?

Мужчина напрягся.

С кем вы приезжали?

Ни с кем. Я проезжал на автобусе, автобус остановился, было не проехать. Старухи сказали про то, что отпевают мафиози.

Прогресс. Старухи выучили итальянское слово.

А палили на кладбище?

Еще как. Из всех видов оружия, а в полночь над рестораном залп из ракетниц. Хмурый, о! - Мужчина понурился.

Расскажите про него.

Это можно, - сказал мужчина. - Даже нужно. Я-то во многом баран. У меня школа, футбол, соревнования, потом армия, потом охранник у одного бугра, девки, то-се. Хмурый спас. Приблизил и сказал: запомни - ты человек, а не двуногая обезьяна Дарвина, брось все вредные привычки, ложись вовремя и чисти зубы по утрам. Он меня чем протряс говорит, что если тебе дорога родина, будем на нее работать. Он деньги презирал...

После того, как их наворовывал? - не выдержал я.

Мужчина вздохнул.

Вам всем нужен ликбез. Хмурый по мокрому делу не работал, карманников, домушников там, медвежатников не привечал. Казино, ресторан, старые буржуи, новые русские, банкиры - вот кто ему отстегивал. Он ведь кандидат экономических наук. Он, по-моему, вместе с Гайдаром защищался, тот пошел по журналам «Коммунист», а ему родина была дорога...

Гайдару?

Ты что, Хмурому! Хмурому дороже России не было. Он теорию разработал. Говорит: если все продано-перепродано, мы спасем. Для опыта мы покупали чиновников. Неподкупных не обнаружили. Тут еще Гаврик Попов взятки одобрил, вообще пошел завал. Что это остановит? Только страх. Воруют, например, на рекламе; Растопырят карман, в него сыплется. Раз скажешь ему, два, не понимает, ну, сам же хочет, так ведь?

И тут двойное убийство? А ты говоришь - Хмурый благородный Робин Гуд. Это как наши демократы называют бандитов.

Про Чечню Хмурый еще задолго до Чечни понял. Он с ментами вел переговоры, просил даже не поддержки, а чтоб не мешали побороть ихний клан. Менты облажались. Когда мы для пробы на рынке схлестнулись, то менты не то чтоб нам помогать, наших же уложили, эх! Тогда-то чеченцы и обнаглели. Хмурый летал куда-то, он языки знает, по-моему, в Америку летал, но поддержки не нашел, все России гибели хотят... Он говорил, кругом измена, трусость и предательство, что у России нет друзей. Он не пил никогда, не курил, в карты не играл. А из женщин у него была одна любовь, она потом отравилась. У нас группировка была такая, что даже жвачки не жевали, он ее ненавидел, жвачку. Ничего не боялся, его боялись. Владельцы казино, банкиры перед ним на цырлах бегали. Ему только поглядеть. Они как кролики перед удавом.

Мужчина, видно было, разволновался, снова закурил, объяснив:

Это уж я после его смерти закурил. У нас многое пошло не по нему. - Вот что такое роль личности в истории. Ушел человек, и мы попятились. Меня могут тут и приконопатить, они чувствуют, что я делу Хмурого предан. Но я же маленькая пешка, я же валенок, а Хмурого не воскресить. Хоть бы во сне увидеть.

Так за что вы сели? Все-таки.

Не помню, не знаю, - искренне ответил мужчина. - Но есть же юристы, мы им сказали: засветите так, чтоб года на три. Какая разница, за что. Главное, отдыхаю. Но чувствую - они там упираются рогом, разборки идут.

Там уж не до России, да?

Боюсь, что да, - ответил мужчина. - Но вообще, если даже просто держать чинуш в страхе, и то это оздоровляет обстановку. Они, взяточники и сволочи, должны с дрожью идти к подъезду собственного дома, как пишут в газетах: убит у подъезда собственного дома. Хмурый вот так, бывало, возьмет двумя пальцами нового русского за пуговку и ласково ему говорит: «Ты почему собираешься дом на Кипре строить? Строй, сука, в России. Мы потом твой дом на детский сад переделаем». Он утечку валюты ненавидел. Так же, когда металл воровали. Никто же не знает, мы раз рванули на трех «мерсах» догонять эшелон с цветметом, на Прибалтику уходил. Догнали, остановили. Машиниста связали, но ни капли крови. Потом газеты пишут о крупной операции сотрудников МВД. Смех.

И все-таки, простите, я не могу верить в сплошные благородные методы, хоть и открываю для себя неожиданный облик преступника.

Хмурый не преступник. Он зубами скрипел, когда хронику происшествий смотрел. У него руки чистые, без наколок. Его, я думаю, - тут мужчина оглянулся, - менты убрали, пусть через кавказцев. Мешал.

Но если он чистый, если на нем ничего не висело, почему бы ему со всеми вами не легализоваться?

Как Баркашов? Нет, этот в вожди метит, Хмурый этого не выносил. И потом, как же действовать с преступным миром, он же секретен, только секретно и можно. Мы, например, сколько подпольных фабрик водочных разгромили, кто знает? А менты накроют десять ящиков сивухи, сразу звонят - герои. Нет, мы спокойно - надыбаем фабрику, у нас же своя служба разведки, и спокойно туда. Когда не ждут, это закон, чтоб без жертв. У нас радиотелефоны, сотовая связь, все путем. Накрываем - первичные продукты на прощанье зажигаем, а их продукцию их же самих заставляем уничтожать. Я вот тогда еще раз поклялся не пить, когда на первой операции чуть не задохнулся. Ацетон же! Чем людей травят! А иностранное питье! Тоже громили. Нарисуют царя - пей, Иван. Нет, Хмурый был мужик правильный. Он понял, где живет, он понял, как надо жить.

Мужчина встал, давая понять, что больше говорить не желает или что все сказал. В кабинет вернулся повеселевший опер.

Отдыхать, - сказал мужчина и попрощался.

Опер шумно сел, смахнул картотеку в ящик и сообщил, что киномеханика достали, но что с воли требуют выставить ящик питья.

А этого, - он показал на дверь, куда ушел мужчина, - свои уберут: идейный. На Хмурого ему не потянуть, а чуть что, будет ныть, мол, давайте помнить Хмурого. А те уже, думаю, его проводили отдохнуть, чтоб руки развязать. Конечно, будут ворье постреливать, но ведь и жить захочется красиво. Тут бабье вынудит грабить. А! - он резко завял.

Я тоже засобирался. Опер провожал меня, извиняясь, что я, может быть, не того ожидал от визита в тюрьму.

А чего я должен был ожидать?

Вообще-то, - вдруг сказал он, -- я скажу вам выстраданное: тюрьмы и могилы сейчас полнятся потому, что такая стала, культура, она на уровне жваноидов. Всякая похабель киношная и экстрадная, всякие книги про постель и убийства - вот корень зла. Когда интеллигенция науськивает президента канделябрами убивать да когда на страну, в которой живут, гадят, чего ждать? Вы, я вам посоветую, всякой достоевщины не разводите: он процентщицу убил и мучается. Сейчас все проще - приткнул и чай пошел пить. А все - от уровня культуры. Начинали с аэробики да с конкурсов красоты - кончили развратом. А главное, всё все знают и все катится под гору.

Бога не боятся.

Тут я не спец, - ответил опер.

Мы еще поговорили, что тяжело сейчас литературе - язык весь завшивел от жаргонов, иностранщины, техницизмов, профессионализмов, а как выражать современность, как? Опер все-таки хотел писать. Вшей или выжечь, или выморозить, решили мы на прощание.

Опять я шел через накопители, запретки, опять мой паспорт изучали, что казалось уже смешным после услышанного, опять я вышел за проволоку, очутившись для сидящих в тюрьме тоже за проволокой.

ТЮРЕМНЫЕ ИСТОРИИ. 1
Виктор Чира.
«… Слово Мое не бывает тщетно…».
После российских северных лагерей, зона особого режима: Караулбазар, показалась мне настоящим санаторием. Узбекский городок, в котором находился лагерь, был расположен в полупустыне, в Бухарской области. Летняя жара доходила в данной местности до пятидесяти с гаком в тени, по Цельсию и, тем не менее, жизнь здешняя мне понравилась. В зоне имелся вор в законе, человек с Кавказа, и рядом с ним команда приближенных, козырных фраеров разной национальности.
Наличие организованных урок, гарантировало в лагере твердый «порядок», т.к. все представители администрации были куплены или запуганы, а начальник колонии и его заместитель по режиму, во всем находили компромисс с жуликами. Жизнь в колонии была спокойной, регламентированной и предсказуемой. Любой арестант мог спокойно жить и иметь все блага, допустимые в условиях каторги. Свободно продавалось и передавалось с воли практически все: продукты, спиртное, наркотики, сигареты и даже женщины. Беспредел строго пресекался, никто никого не мог обидеть незаслуженно и внешне во всем следовали воровскому закону.
Периодически приезжали представители блатного мира, которые свободно заходили на территорию лагпункта и общались с местным «блаткомитетом». Никто не мог безнаказанно сделать, что-либо непотребное или приносящее вред коллективу. Назначенные вором в законе, смотрящие поддерживали надлежащий порядок. Периодически из общака выделялись мужикам сигареты, чай, анаша и все были довольны. В лагере практически не совершались побеги и другие преступления, что было на пользу администрации. И, конечно же, руководство лагерем имело соответствующую мзду и так же не возражало против устоявшегося статус-кво.
Бараки, в которых мы жили, были разделены на камеры по шесть - восемь зеков в каждой. По регламенту, мы должны были в свободное время находиться под замком, но фактически камеры никогда не закрывались, мы свободно перемещались по всей территории в любое время дня и ночи. Иногда нас запирали под замок, это означало приезд комиссии из столицы или прокурора по надзору. В такие дни народонаселение лагпукта усиленно изображало из себя заключенных примерного поведения.
По распределению я попал в восьмой барак, в камеру номер шесть, где находились пятеро разновозрастных мужиков, живших не очень дружно между собою. Каждый из них имел, какой либо побочный источник дохода, но жили они, между собой обособленно, и коллектив не сложился. Валерка, мастер по изготовлению выкидных ножей, был пьяница, он периодически напивался и устраивал дебоши. Его успокаивали, иногда били, но не сильно, а для науки. Были еще мастеровые, делавшие пистолеты – зажигалки и прочий ширпотреб, имевший спрос. Наша камера выглядела вполне зажиточно на общем фоне и мужики не имели нужды в продуктах и других необходимых вещах.
Как-то незаметно получилось, что я, хотя и был пассажиром залетным, т.е. приехавшим из России, нашел подход ко всем сидельцам в камере и незаметно объединил всех её обитателе. И вскоре мы вечерами уже совместно ужинали, делясь припасами, и перед сном покуривали анашу или употребляли спиртное. Микроклимат в камере изменился, и это всем нравилось, стало проще жить в таком колхозе, где действовала взаимовыручка. Мы сдружились настолько, что когда братва, смотрящая за бараком, из четвертой камеры пригласила меня переселиться к ним, я вежливо отклонил предложение.
Среди народонаселения нашего барака был один зек, отсидевший уже более двадцати лет по прозвищу «Чира». Он имел двойную фамилию: Черкашин-Арсентьев и зеки сократили её до «Чира». Этот индивидуум выделялся на общем фоне тем, что совершенно не употреблял спиртное, наркотики, не курил и даже занимался спортом. В его камере была целая библиотека книг разной тематики, которые он читал и любил беседовать на любые темы. Я тоже был большим любителем книг и часто брал у него почитать что либо. Вдобавок ко всему, Чира был очень разговорчивый человек, с хорошо подвешенным языком и если он заходил в гости, то уходил не скоро и после его визита у братвы болели животы от смеха. Веселый и разговорчивый был хлопец, достаточно эрудированный и очень общительный.
Однажды я узнал, что у Чиры есть Библия, и он переписывается с верующими бабулями из Совета Церквей, и они прислали ему эту редкую книгу. Это был 1988 год и о Библии я знал лишь то, что в ней написано, когда будет конец света и что последним царем будет Мишка меченный. Так же я считал, что если прочитаю Библию, мне сразу откроются все тайны бытия и мироздания. Я стал просить у Виктора почитать Библию, но он не спешил давать её мне, т.к. дорожил этой книгой. И вот однажды вечером, мы после ужина, как обычно выкурили пару косяков анаши, и вели неторопливые разговоры о делах наших скорбных. В это время в камеру зашел Чира и протянув мне тоненькую брошюрку: Евангелие от Иоанна, сказал: « На, вот пока прочитай это». Мои сокамерники уже укладывались спать, а я залез на верхние нары, что бы быть поближе к лампочке и открыл книгу.
Не знаю, читали ли вы книги, предварительно накурившись анаши, но скажу вам, что это трудное занятие. Каждое прочитанное слово вызывало десятки образов и мыслей. Короче говоря, прочитал эту тоненькую книжицу я только с рассветом. Представляю негодование особо праведных верующих; да как это можно! Евангелие и анаша, это непотребство! И я абсолютно с ними согласен, это действительно несовместимые вещи. Но в Библии написано, что Слово Божие подобно мечу обоюдоострому и проникает, разделяя до составов и мозгов. Так случилось и со мною, чтение Слова не прошло для меня бесследно. Меня вскоре перевели в другой лагерь, где я покаялся и стал верующим христианином. Слово Бога прочитанное из в Евангелие, выдавило из меня не только анашу, но и всю скверну, которой я жил раньше.
Чиру я встретил на свободе, где он стал служителем церкви и несет служение до сего дня, он такой же многословный и общительный. Я тоже стал служителем и уже более шестнадцати лет, исполняю пасторское служение. Господь сказал однажды: «Исследуйте Писания, ибо вы думаете найти в них жизнь вечную, а они свидетельствуют об Мне»

Этот пост познакомит вас с историями двух обывателей исправительной колонии строгого режима №2, расположенной в городе Возжаевка, Амурской области. Оба они раскаиваются в содеянном и верят в то, что на свободу они выйдут уже совершенно другими людьми.

Артем, 28 лет (в местах лишения свободы провел 4 года)

Я на эту скользкую дорожку ступил с детства. Хулиганом был. Всегда манила улица, все эти «стрелки», разборки, воровская романтика... Затягивает. Но когда уже завяз в этом - выбраться трудно. Не отпускают старые связи. Представьте, вот есть компания пацанов - они вместе промышляют, что-то воруют, и тут один откалывается... Непорядок. Как в стае волков начинается травля отбившегося ото всех. Сразу начинают «крепить». Но все-таки выбраться можно. На что у нас есть правоохранительные органы (улыбается)?

В первый раз я сел за воровство. Крал, крал, крал. Обносил квартиры, гаражи, на мероприятиях каких-то случалось заработать таким образом.

В квартиры я в основном попадал, вскрывая двери. Реже - через форточку. В день случалось по три-четыре кражи. То есть утром, в обед и вечером. А когда ночью кого-то дома не было - и ночью тоже. Но чаще всего, все происходило среди белого дня. Люди расходятся на работу, выбираешь квартиру, звонишь в дверь - если никто не открывает, то берешь монтировку и дело за малым. Вскрыл дверь, взял что хочешь и ушел.

Люди не любят вмешивается. Верите или нет, я среди бела дня спускал подельнику на веревке телевизор со второго этажа, выбрасывал огромный ковер, скидывал вещи. И хоть бы кто обратил на это внимание! Больше шансов попасться ночью, чем днем - шума больше.

Был такой случай. У нас на районе один нерусский снимал квартиру - это было у него что-то типа перевалочной базы, он с дамами туда отдыхать ходил от жены. Ездил на джипе, крутой такой. И вот, мы с друзьями подкараулили, когда он уедет, и залезли к нему в квартиру на четвертый этаж по балкону. Спустились с крыши. Вот там я разгулялся: если честно, просто всю хату вынесли... На нас он так и не заявил. Только собрал во дворе митинг из своих нерусских друзей, что-то решали они. А я спокойно стоял на соседнем балконе и пил вино, которое вытащил из его же дома. Нет, их я не боялся. Это они должны были бояться меня. У нас на районе все живут дружно - случись что, они б даже за его пределы не выехали бы. Не помогли бы и пистолеты.

Он знал, что это именно мы с друзьями вскрыли его квартиру. Да все знали. По хатам только мы орудовали по всем близлежащим районам, могли и в ближние села заглянуть.

Кражи приносили нормальный доход. Иногда до 30 тысяч в день, но все равно раз на раз не приходится. Зашел как-то по наводке в одну хату - мне говорили, что деньги там сто пудов должны быть, тысяч триста. А у меня была такая привычка: я как в квартиру захожу, первым делом на кухню иду - трапезу принять. Похавать, выпить, если есть. Открываю холодильник, а в нем стоит одна кастрюля. В ней борщ. Думаю, ну его нафиг, этот борщ. Нашел завалявшиеся печеньки, попил чаю. И стал искать триста тысяч. Все вверх дном перевернул. Нет денег. Золото, конечно, собрал, телевизор прихватил. А потом оказалось, что деньги-то в борще лежали, в целлофан завернутые. Так мне потом рассказал человек, который навел. Отличный тайник - в супе уж точно никто искать не будет.

В основном люди прячут деньги в предсказуемых местах. Опытный вор, зайдя в помещение, почти сразу угадает, где может быть наличка. В шкатулках редко кладут большие деньги. Часто их прячут в ящиках с бельем. Особенно - с женским. Думают, туда заглядывать не станут. Между шкафом и стеной карманчик какой-нибудь сооружают. В коврах.

Один раз нашел прямо-таки гору денег под матрасом. Думаю, что там бугрится? А под матрасом лежат ровные стопочки денег. Я удивился даже - как хозяева бедные спят на этом пригорке? Тех денег мне хватило надолго (улыбается).

Люди иной раз сами на себя наводят воров. Рассказывают всем и каждому, что копят на отпуск или ремонт. Хвастаются чем-то. Бывает, подопьет человек и сболтнет лишнего. Всегда нужно следить за тем, что и кому говоришь.

Квартирными кражами я прожил с 2000 по 2007 год. Потом тоже воровал, но немного переключился, потому что бытовую технику уже сложно было реализовывать, не катило. Пошла новая тема: металлолом. В курсе, наверное - с поездов, груженных металлом, скидывать груз и сдавать его потом. Я на железную дорогу, как на работу ходил.

Поезда мы даже останавливали. Накидываешь «крокодильчики» на распределительную коробку, загорается красный свет, поезд начинает тормозить. Только успевай, скидывай металл. Умудрялись целый вагон или полвагона разгрузить.

Попался я на банальщине: забыл надеть перчатки, на отпечатках погорел. Всю дорогу помнил, что надо надеть. Водка все карты спутала, не нужно было пьяным на дело ходить.

Я когда на «Централе» сидел (Благовещенский СИЗО - прим. авт) пересмотрел свои взгляды на жизнь. Решил отказаться от криминала. Думаю, на фиг мне все это нужно? Когда первый срок получил, я еще, как говорится, на всех парусах пер с блатными по жизни. Все чин по чину: «общаки» (на воле это что-то типа кассы взаимопомощи для тех, кто оказался в местах не столь отдаленных - прим. авт), стрелки. Помогал всем, кому это было нужно. Но когда я попал на срок, и когда освободился - мне никто не помог. Подумал: да лучше я буду жить, как нормальный человек, работать. Узнавать что-то новое. Вот, в колонии научился на гармошке играть. За два месяца всего, хотя раньше ни на чем не играл.

Валерий, 27 лет (в местах лишения свободы провел 7 лет, сейчас осужден на 3 года)

В первый раз я попал в тюрьму по 161 и 162 статьям УК РФ. Разбойник, грабитель, то бишь. Коммерсов бомбили. На лохотронах караулили мажоров: подождешь, пока он выиграет достаточно, и отводишь его на «поговорить». Вы понимаете о чем я.

Я сдался сам. Надоело. Меня подали в федеральный розыск. Даже скажу точно на сколько - на один год, два месяца и 17 дней. Побегал и решил: хватит! Раньше сядешь - раньше выйдешь. Но все это время я находился в родном городе, что только добавляло экстрима в мои бега. Однажды шли с матушкой по рынку - как раз купили линолеум, я его нес. А тут навстречу полиция. Конечно, я отшвырнул рулон и бросился бежать. Стыдно перед мамой.

Промежуток между первым и вторым сроком у меня всего... семь дней. Вышел на свободу я 31 декабря. Сразу поехал из Комсомольска, где сидел, домой в Белогорск. Никого не предупреждал, решил устроить сюрприз. И устроил. 1 января в 6:15 утра я заявился к брату, как снег на голову.

Я ехал домой уже пьяным. Особенного ощущения радости от освобождения я не помню. Но вот когда брата увидел и маму - на душе было очень радостно. Мама плакала, сам плакал. Можно сказать, что в первые дни по приезду я пытался жить нормально, даже в спортзал успел сходить пару раз. Но случилось так, что я выпил и потянуло на приключения.

Пьяным совершил попытку преступления - меня вовремя остановили прохожие. И только через сутки я осознал, что со мной случилось. Тогда уже сидел в КПЗ. Состояние было дикое: я понимал только одно, что нахожусь в Белогорске. Еще какие-либо подробности отсутствовали. На зону меня привела огненная вода, как любили говаривать индейцы - большинство преступлений творится в пьяном виде.

Семь лет я жил преступной жизнью. Приехав в Возжаевку, очень сильно пересмотрел взгляды на жизнь и теперь хочу взять все в свои руки. Честно, даже рад тому, что я попал сюда. Когда вышел из колонии в Комсомольске у меня не было никакой цели впереди. Жил даже не одним днем, а одной минутой. Настоящим - здесь и сейчас. Теперь начал строить хоть какие-то планы. Заимел желания.

«Дайте в юность обратный билет, я сполна заплачу за дорогу» - такую татуировку мне набили в Тахтамыгде в самом начале срока. Тату-перстень означает загубленную молодость: «В казенном доме юность загубил». Большая наколка на спине набивалась в течении трех ночей. Татуировка с коброй и мечом, обозначающая старый герб особого отдела НКВД, символизирует мечту детства - я всегда хотел служить в армии, но меня не взяли из-за судимостей. С детства у меня были условные сроки.

Конечно, бить наколки в колонии - это нелегально. У меня был свой художник, я его учил. Заметил в парне талант и решил его развить. Сначала он рисовал нам открытки, плакаты. Потом я его уже к своей коже подпустил. Но чувствую, что рановато это произошло. В идеале, нужно было вообще не подпускать!

Верю, что впереди светлое будущее - семья, дети, работа. Когда-то, в начале первого срока, у меня была девушка. А сейчас нет - представляешь, не успел встретить за семь дней воли (смеется). Найдем! Я не переживаю пока по этому поводу.

Профессий у меня валом, не пропаду. В колонии освоил множество специальностей, корочки есть: электромонтер, слесарь, столяр, плотник. Но все же планирую после выхода завести собственный бизнес. Столярный, заниматься деревом буду. Все возможности для этого есть. У моего отчима столярка своя - только я там нужен был. Было все для хорошей жизни: квартира, машина, мотоцикл. Только меня там сейчас опять нет...

На тему тюрьма опущенные рассказы существует много лжи и фантазий. На самом деле о том, как опускают в тюрьме, знать всем, кто попадет в зону, не нужно. Да, время от времени приходится слышать о том, что парня опустили в тюрьме или что мужика опускают в тюрьме. Но подобное происходит настолько редко, что внимания не заслуживает.

Но поскольку без истории том, как именно и кого опускают в тюрьме не обойтись, продолжу начатую тему, рассказав именно об этом.

Как опускают в тюрьме.

Наиболее удачным игроком среди мужиков, был Коля – «Совок». В своем кругу ему не было равных. Его соперники быстро «просекли» талант Совка и перестали садиться с ним за карточный стол. К тому времени, он умудрился неплохо заработать на своих друзьях по несчастью. Большинство должников, расплачивались передачами от родственников. Совок курил самые дорогие сигареты. В счет долга, его кредиторы ходили вместо него в наряды.

Совок по своей натуре был настоящим игроком. Такие не могут спокойно смотреть и не участвовать в игре. Блатные, с удовольствием приняли его в свой игровой круг. А ведь до этого точно такого же парня опустили в тюрьме, начав именно с «дружеской игры».

По началу, Совку очень везло. Он выиграл приличную сумму. Скорее всего, это было подстроено. Совок заглотил наживку, брошенную ему опытными шулерами. Следующая игра стала для него роковой. Блатные не играли на всякую ерунду. Кроме денег, в качестве средств платежа, использовалась водка и наркотики.

За несколько часов ночной игры, проходившей в каптерке , Совок проиграл огромную сумму денег. В игре верховодил известный авторитет «Локоть». Именно он определил недельный срок для возвращения карточного дога. Естественно, Совок не смог за неделю достать деньги. В этих вопросах, на зоне не шутят. Ни какие отговорки не катят.

Парня опустили в тюрьме.

Через несколько дней, после окончания срока уплаты, и по зоне пошел слух- парня опустили в тюрьме!!! – а точнее Совка «опустили». Об этом узнала вся зона. Зеки сразу изменили к нему свое отношение. С ним перестали здороваться и садиться рядом за стол в столовой. Наиболее отъявленный подонки, делали его жизнь еще ужасней. На Совка выливали помои, ему ставили подножки, плевали ему в спину.

От такого морального и физического пресса, может сломаться любой. И так всегда - мужика опускают в тюрьме и он ломается, превращаясь или в чухана или кончая с собой, или становясь общей проституткой.

Но не это произошло с несчастливым игроком. Ночью, заточкой, он перерезал горло трем блатным, опустившим его. Той же заточкой, Совок вскрыл себе вены на обеих руках.

В колонию приехала многочисленная комиссия из управления исполнения наказаний. Нашли «крайних». Наказали. Уехали. Начальник колонии получил служебное несоответствие. Кум отделался строгим выговором. После этого случая, работники колонии не давали возможности спокойно играть в карты, как это было раньше. Теперь, игроков ожидало ПКТ (помещение камерного типа), куда на перевоспитание, направляли отъявленных нарушителей дисциплины. А вот тех, кто мужика опускают в тюрьме, не тронули.

Так как тюрьма опущенные рассказы без подробностей невозможны, расскажу о том, как опускают в тюрьме:

1. Вначале жертве самой предлагают отдаться.

2. Если она отказывается, ее избивают.

Привет всем обитателям любимого сайта!))) Я всегда верила в поговорку, что от сумы и от тюрьмы не зарекайся. Сегодня можешь есть бутерброды с черной икрой, а завтра хлебать тюремную баланду. Расскажу о реальных историях из жизни. Сразу скажу, что я не собираюсь кого-то судить, осуждать или оправдывать. Меня во время преступлений на месте не было, свечку не держала и выводов делать о том, кто прав, а кто виноват не могу. Расскажу о женах зеков, которых знаю лично.

История №1. Это свекровь моей подруги. Женщина волевая и очень самодостаточная. Мужа-милиционера посадили за убийство, когда сын был совсем маленьким. Ждала мужа из тюрьмы 6 лет, строго блюла свою репутацию. Родственники, как часто бывает, в один голос твердят, что его подставили. Я не могу однозначно здесь что-то говорить. Но эта женщина дождалась его, родила ему еще 2 х сыновей. Он полностью под ее каблуком и по нем не скажешь, что он мотал срок.

История №2. Это старшая сестра моей подруги. Ее мужа посадили на 11 лет (торговля наркотиками). Ее сыну было 1,5 года и она ждала 2-го ребенка. Продала все имущество, чтобы вытащить мужа, но безрезультатно. Оставила маленького сына и новорожденную девочку матери, а сама подалась в город на заработки. Скажу, что ей это удалось, детей хорошо обеспечивала, но плата за это тяжелая. Она жила вдали от них и видела лишь иногда по выходным. 8 лет она ждала мужа, они снова были вместе и родили 3-го ребенка. Правда, помню ее слезы, потому что за эти года она отвыкла от мужа и переживала за все, но уже 6 лет они снова вместе.

История №3. Это девушка, с которой мы начинаем небольшой бизнес. Она красива и молода. Мужа посадили, когда она была беременна, за какие-то махинации с кредитами. Он сидит почти 5 лет, а нужно еще 2, 5 года. Она ждет его и планирует будущее с ним. Из всей группы, с которой сел ее муж, лишь она одна не развелась. Она всегда хорошо выглядит, улыбается и кажется беззаботной, но я догадываюсь как ей тяжело морально и физически.

К чему я это все рассказала? Я гляжу на них, где-то восхищаюсь их стойкости, где-то жалею, где-то удивляюсь, что они готовы отдать свои самые прекрасные молодые годы для ожидания человека, который, возможно, будет совсем другим, чужим. Однажды я не видела своего мужа 3 недели и он казался при встрече каким-то другим. Даже небольшая неловкость возникла между нами, а что бывает,когда годами не живут под одной крышей, не спят в одной постели, будни, новости, проблемы, интересы совсем разные. Одно объединяет этих разных по возрасту, нации, внешности женщин - все они очень самодостаточны, решительны, трудолюбивы и готовы бороть с проблемами, не опуская рук.

Многие скажут, что их мужья причинили боль чужим семьям и будут правы. Это очень тяжело осознавать для них, но тем не менее они не отказались, не отвернулись, а смогли зажить нормальной жизнью.