Стрельцы заслуженно считали себя военной элитой России. Они героически сражались с неприятелем, обживали новые земли, но также стрельцы, недовольные своим положением, подрывали устои русской государственности.

Как все начиналось

В 1546 году новгородские пищальники пришли к Ивану Грозному с челобитной, однако их жалобы царем выслушаны не были. Обиженные просители устроили бунт, который вылился в массовые столкновения с дворянами, где были и раненые, и убитые. Но дальше – больше: собравшегося ехать в Коломну царя бунтари не пустили, заставив государя добираться объездной дорогой.

Это событие разгневало царя, что имело свои последствия. В 1550 году Иван Грозный издает указ о создании постоянного стрелецкого войска, которое пришло на смену опальным пищальникам.

Первых стрельцов набирали «по прибору» (по найму), и состав их пополнялся в основном из бывших пищальников, приспособленных к военной службе. Поначалу количество стрелецкого войска было небольшим – 3000 человек, разделенных на 6 приказов. Туда большей частью входило свободное посадское или сельское население, а вот командовали приказами выходцы из бояр.

Несмотря на то, что в стрельцы нанимались преимущественно люди бедного сословия, попасть туда было не так просто. Людей брали по доброй воле, но главное - умевших стрелять. Однако позднее стали требовать поручительства. Достаточно было нескольких человек из бывалых стрельцов, своим поручительством отвечавших за побег новобранца со службы или утерю им оружия. Предельный возраст для вновь нанимаемых был не выше 50-ти лет – это немало, учитывая небольшую среднюю продолжительность жизни в то время. Служба была пожизненной, однако она могла передаваться и по наследству.

Быт

Квартировались стрельцы в слободах, получая там усадебное место. Им предписывалось разбить огород и сад, а также построить дом. Государство обеспечивало поселенцев «дворовой селитьбой» – денежной помощью в размере 1-го рубля: неплохое финансовое подспорье, учитывая, что дом по расценкам XVI столетия стоил 3 рубля. После гибели или смерти стрельца двор сохранялся за его семьей.

В отдаленных слободах жили очень просто. Улицы были в основном немощеные, а курные (без печной трубы) избы покрыты берестой или соломой, как таковых окон не было, тем более обтянутых слюдой – в основном это маленькие прорези в бревенчатой стене с промасленным холстом. В случае неприятельского набега осадное положение слободчане пересиживали за стенами ближайшей крепости или острога.
Между военной службой стрельцы занимались разными промыслами – столярным, кузнечным, колесным или извозом. Работали только под заказ. Ассортимент «стрелецких» изделий впечатляет – ухваты, рогачи, сошники, дверные ручки, сундуки, столы, повозки, сани – это лишь малая толика из возможного. Не забудем, что стрельцы наряду с крестьянами также были поставщиками продовольствия для города – их мясо, птица, овощи и фрукты всегда были желанными на городских базарах.

Одежда

Стрельцы, как и положено в профессиональной армии носили форменную одежду – повседневную и парадную. Особенно хорошо смотрелись стрельцы в парадной форме, облаченные в длинные кафтаны и высокие шапки с меховыми отворотами. Форма хоть и была единообразная, но с цветовыми отличиями для каждого полка.

Например, стрельцы полка Степана Янова красовались светло-синим кафтаном, коричневым подбоем, черными петлицами, малиновой шапкой и желтыми сапогами. Часть одежды – рубахи, порты и зипуны – стрельцам приходилось шить самим.

Оружие

История сохранила нам любопытный документ, где описана реакция вяземских стрелков на получение нового оружия – фитильных мушкетов. Солдаты завили, что «из таких мушкетов с жаграми (фитильным курком) стрелять не умеют», так как «были де у них и ныне есть пищали старые с замки». Это никоим образом не свидетельствует об отсталости стрельцов в сравнении с европейскими солдатами, а скорее говорит об их консерватизме.

Наиболее привычным оружием для стрельцов была пищаль (или самопал), бердыш (топор в виде полумесяца) и сабля, а конные воины даже в начале XVII столетия не желали расставаться с луком и стрелами. Перед походом стрельцам выдавалась определенная норма пороха и свинца, за расходом которой следили воеводы, чтобы «без дела зелья и свинцу не теряли». По возвращении остатки боеприпасов стрельцы обязаны были сдавать с казну.

Война

Боевым крещением для стрельцов стала осада Казани в 1552 году, но и в дальнейшем они были непременными участниками крупных военных кампаний, имея статус регулярного войска. Стали они свидетелями и громких побед, и болезненных поражений русского оружия. Довольно активно стрельцы призывались на охрану всегда неспокойных южных границ – исключение делалось лишь для малочисленных гарнизонов.

Излюбленной тактикой стрельцов было использование полевых оборонительных сооружений, именуемых «гуляй-город». Стрельцы зачастую уступали противнику в маневренности, а вот стрельба из укреплений была их козырем. Комплекс телег, оснащенных крепкими деревянными щитами, позволял защититься от мелкого огнестрельного оружия и, в конечном итоге, отразить атаку неприятеля. «Если бы у русских не было гуляй-города, то крымский царь побил бы нас», – писал немецкий опричник Ивана Грозного Генрих фон Штаден.

Стрельцы в немалой степени поспособствовали победе российской армии во Втором Азовском походе Петра I в 1696 году. Русские солдаты, обложившие Азов в долгой бесперспективной осаде, уже готовы были повернуть назад, как стрельцы предложили неожиданный план: нужно было возвести земляной вал, приблизив его к валу Азовской крепости, а затем, засыпав рвы, овладеть крепостными стенами. Командование нехотя приняло авантюрный план, но он в итоге с лихвой себя оправдал!

Бунт

Стрельцы были постоянно недовольны своим положением – все-таки они считали себя воинской элитой. Как когда-то пищальники ходили с челобитной к Ивану Грозному, стрельцы жаловались уже новым царям. Эти попытки чаще всего не имели успеха и тогда стрельцы бунтовали. Они примыкали к крестьянским восстаниям – армии Степана Разина, организовывали собственные мятежи – «Хованщина» в 1682 году.

Однако бунт 1698 года оказался самым «бессмысленным и беспощадным». Заключенная в Новодевичий монастырь и жаждущая трона царевна Софья своими подстреканиями разогрела и без того накаленную обстановку внутри стрелецкого войска. В итоге, сместившие своих начальников 2200 стрельцов направились в Москву для осуществления переворота. 4 отборных полка, посланные правительством, подавили бунт в зародыше, однако главное кровавое действо – стрелецкая казнь – было впереди.

За работу палачей по приказу царя пришлось взяться даже чиновникам. Присутствовавший на казнях австрийский дипломат Иоганн Корб ужасался нелепостью и жестокостью этих казней: «один боярин отличился особенно неудачным ударом: не попав по шее осужденного, боярин ударил его по спине; стрелец, разрубленный таким образом почти на две части, претерпел бы невыносимые муки, если бы Алексашка (Меншиков), ловко действуя топором, не поспешил отрубить несчастному голову».

Срочно вернувшийся из-за границы Петр I лично возглавил следствие. Результатом «великого розыска» стала казнь практически всех стрельцов, а немногие уцелевшие были биты кнутами, клеймены, некоторые посажены в тюрьму, а другие сосланы в отдаленные места. Следствие продолжалось вплоть до 1707 года. В итоге дворовые места стрельцов раздали, дома продали, а все воинские части расформировали. Это был конец славной стрелецкой эпохи.

"Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!" - воскликнул устами своего героя "наше все" А.С. Пушкин почти двести лет назад. С той поры слова классика цитируются регулярно, как только возникает угроза существующей власти в России. Это своего рода мантра, которая, по мысли произносящих, должна успокоить и пристыдить распоясовшуюся чернь. Но, как правило, никто не поясняет почему этот бунт "бессмысленный". Правда, насчет "беспощадности" сомнений не возникает...

События 11 декабря на Манежной площади еще раз продемонстрировали "оскал" нерафинированной "уличной" демократии. Расслабленное высокими ценами на нефть и "победой" над экономическим кризисом, население бизнес-центров, правительственных зданий и "очагов культуры" в Москве ужаснулось неуправляемой людской стихии, которая бушевала несколько часов у стен Кремля, а затем выплеснулась на улицы столицы.

По мнению журналистов, призывы к собравшейся молодежи "одуматься" и "разойтись" прозвучали слишком поздно и выглядели скорее жестом отчаяния со стороны власти. Это потом, в следующие дни, она начала играть мускулами на площадях и улицах Москвы и других городов и заигрывать с футбольными болельщиками. Но события 11 декабря все равно нанесли "власть предержащим" непоправимую "психологичскую травму". Интернет-журнал The New Times попытался увидеть глазами Кремля, фанатов и бойцов ОМОНа произошедшие в тот вечер события в центре столицы.

"Байкал24"

«ОДУМАЙТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА!»

«Главная шутка сейчас в ОМОНе: когда начнется революция, надо успеть захватить с собой гражданку на смену, - говорит Андрей, боец 2-го батальона ОМОН ГУВД Москвы, - чтобы вовремя переодеться и смыться». 11 декабря Андрея и весь 2-й батальон подняли около 15.00, когда тысячи фанатов уже оккупировали Манежную площадь, и отправили с базы ОМОНа в Строгине в центр города. «Ехали оживленные, пересмеиваясь - сейчас мы этих фанатов помнем, - рассказывает боец. - Возвращались в гробовой тишине. Такого никто не ожидал».

«СМЕРТНИКИ»

Когда омоновцы приехали на Манежную, им приказали теснить толпу. В первый ряд, как рассказывает Андрей, встали ребята из провинции: «Молодые дураки, неопытные, без семьи, детей». 3-й и 4-й батальоны ОМОНа поставили в оцепление, 1-й батальон - между Историческим музеем и воротами Александровского сада: на тот случай, если фанаты прорвут оцепление и пойдут на Кремль. «На толпу бросили нас, за 2-м батальоном давно слава смертников закрепилась,- без всякой иронии говорит Андрей. - В какой-то момент по тревоге подняли из Подмосковья и дивизию имени Дзержинского, но на внутренние войска надежды никакой нет - стеной стоять готовы, а в драку не пойдут - проверено. Офицеры наши сразу исчезли. Хаустов (командир ОМОН ГУВД генерал Вячеслав Хаустов. - The New Times) кричал: «Вперед!». А его даже фанаты посылали по известному адресу. Евтиков (командир 2-го батальона) командует: «Держите строй». А какой строй против этой массы? Лейтенант наш Лимонов кричал: «Рассекайте толпу, рассекайте». Мы ему: «Жень, ну и иди вперед, покажи пример». А он: «Нет, мое дело сзади командовать, в мегафон кричать».

Час корреспондент The New Times прогуливался с омоновцем по Тверскому бульвару и боец рассказывал о страхе, который охватил его и его коллег в тот день перед 10-тысячной толпой. «Мы привыкли студентов погонять на митингах 31-го числа. Если матч футбольный, трибуна делится на сектора и на сам сектор никто обычно не лезет - подождем, пока по очереди выходить фанаты начнут, и там уже в выстроенном коридоре их прессуем, а тут - такая масса. В какой-то момент они поняли, что сильнее нас, еще немного - и ОМОН был бы смят», - делится Андрей. Он вспоминает, как в стоявшего рядом с ним в строю бойца попал файер - на базу омоновец вернулся с ожогом второй степени: «А его госпитализировать не хотели, потому что официально отчитались, будто потери небольшие, будто ранены только 5 омоновцев, а на самом деле половина нашего батальона теперь лежит».

СЛОВО ЗА СЛОВО

28-летнего болельщика «Спартака» Егора Свиридова по кличке Седой, после убийства которого фанаты и вышли сначала на Ленинградский проспект, а затем на Манежную площадь, убили в бытовой, по сути, драке («слово за слово» - как говорят его друзья), при выходе из кафе на Кронштадтском бульваре, выстрелом в упор из травматического пистолета. Фанаты признаются: «Убили бы условного Васю Пупкина - никто бы и внимания не обратил, привыкли уже. Но Егор - известный человек в нашей среде, один из лидеров фан-движения. Новость о его гибели моментально облетела весь «околофутбольный» интернет и стала последней каплей».

«Слово за слово» - точнее не скажешь. С одной стороны - «Москва без чурок!», «Вайт пауэр!», «Русские вперед!», с другой - «Кавказ - сила, Москве - могила!», «Аллаху - акбар!» Такие лозунги звучат почти на каждом матче российской футбольной Премьер-лиги: в Москве и Владикавказе, Питере и Махачкале, Ростове и Нальчике. Стычки между русскими и кавказцами происходили в последние годы регулярно, но впервые докатились до стен Кремля.

Сотрудник администрации президента, комментируя на прошлой неделе ситуацию, эмоций в разговоре с The New Times не скрывал: «В Кремле - настоящая паника. Если по-честному, ситуация сейчас не контролируется. Все, что можно было сделать для предотвращения массовых беспорядков на «Смоленке» и «Киевской» (15 декабря), было сделано, и бойни на площадях удалось избежать. Но стихийные стычки в метро и на окраинах Москвы контролировать невозможно. Для этого милиции недостаточно - нужно выгонять на улицы целую армию».

Утром 11 декабря на Манежной площади милиции не было вообще, хотя об акции футбольных фанатов было известно за несколько дней. Почему власти не среагировали на информацию, которая гуляла по интернету? Эксперты в своих оценках расходятся: одни считают, что эскалация насилия выгодна силовикам для очередного «закручивания гаек», другие убеждены, что новый мэр Москвы Собянин таким хитрым способом пытается получить контроль над крупными торговыми центрами, принадлежащими выходцам с Кавказа. Но факты и анализ событий показывают: «бессмысленный и беспощадный бунт» произошел стихийно - без указки сверху.

«УБИВАЙ!»

11 декабря в 11.00 фанаты всех московских клубов, националисты и им сочувствующие вышли на Кронштадтский бульвар почтить память убитого Свиридова. «На «Водном стадионе» все было спокойно, - говорит один из участников акции Дмитрий Горин. - Возложили цветы к месту гибели, покричали «Россия для русских!» Никаких погромов - все интеллигентненько». То, что дальше многотысячная толпа двинется на Манежную площадь, стало для столичных властей неожиданностью.

«За два дня до погрома на Манежной площади милицейское начальство обзвонило лидеров фанатских группировок «Спартака», ЦСКА и «Динамо», - рассказали нам в ГУВД Москвы. - Участвовал сам Колокольцев. Фанаты заверили, что ограничатся акцией на «Водном». Поэтому усиливать меры безопасности на Манежке не стали - были уверены, что придет от силы человек пятьсот, поорут - и разойдутся».

Несанкционированный митинг возле стен Кремля был назначен на три часа дня, и за два часа до этого прибывший на место корреспондент The New Times увидел лишь четырех (!) милиционеров, дежуривших неподалеку от входа в торговый центр «Охотный Ряд» - вот и все «меры безопасности». Ближе к половине третьего из метро повалила толпа в спортивных штанах, кроссовках, вязаных перчатках и масках. К трем часам дня Манежка была уже в дыму от фаеров, кто-то палил из стартового пистолета по окнам гостиницы «Метрополь», над Кремлевскими стенами неслось: «Е*ать Кавказ, е*ать!», «За это убийство ответят ваши дети!»

Около сорока прибывших омоновцев перекрыли входы на Красную площадь, два автобуса с зарешеченными окнами подогнали со стороны Тверской, а из микроавтобуса, расположенного возле памятника полководцу Жукову, доносилось: «Уважаемые собравшиеся! Помните, что среди вас находятся женщины и дети!» Брать это в расчет никто не собирался: чувствуя полную свободу действий, толпа только зверела. Троим ничего не подозревавшим парням неславянской внешности и одной девушке, выходившим из «Охотного Ряда» с покупками, можно сказать, «повезло». Фанатская орда нагнала их и стала топтать ногами неподалеку от тех омоновцев, что перекрыли Красную площадь, а потому силовикам хоть и с трудом, но удалось их отбить. Когда на Манежку стянули основные силы ГУВД и площадь оцепили целиком, было уже поздно - разгоряченная толпа (по разным оценкам - от пяти до десяти тысяч человек) с криками «Убивай!» двинулась в сторону Охотного Ряда и организовала прорыв.

К вечеру «заполыхал» весь город. С Манежной площади толпу удалось разогнать, но она спустилась в метро и разбрелась по улицам: сообщения о нападениях на людей неславянской внешности в московской подземке и на окраинах поступали до самой ночи. По разным оценкам, в больницы с ранениями разной степени тяжести было доставлено от 60 до 100 человек. Двое «гостей столицы» были убиты.

ВЫШЛИ ИЗ-ПОД КОНТРОЛЯ

Президент Медведев на следующий день провел закрытое экстренное совещание с силовиками. «Было принято решение сделать «хорошую мину при плохой игре», чтобы ни в коем случае не посеять панику среди населения, - утверждает источник в АП, - а параллельно работать по организаторам акции и не допустить новых. Но на самой встрече выволочку получили все начальники».

Беда в том, что сами «организаторы» уже не способны ничего контролировать. Именно поэтому спартаковская «Фратрия» открестилась от выступлений на Манежке, а глава Всероссийского объединения болельщиков Александр Шпрыгин по кличе Каманча, один из динамовских лидеров, туманно заявил: «Возможно, среди тех, кто пришел на площадь, были молодые люди, которые посещают футбольные матчи, но представителей фанатских движений там не было». При другом раскладе эти люди гордились бы своим участием в организации шествия: в том, что они сочувствуют националистам, сомневаться не приходится.

Один из создателей «Фратрии» Иван Катанаев носит кличку Комбат-18 (1 и 8 - нумерологическое сокращение имени Адольфа Гитлера, по первым буквам латинского алфавита). Каманча до того, как стал функционером, своих ультраправых взглядов тоже не скрывал (см. фото на стр. 19). Но тут последствий испугались даже они. 11 декабря на площади не было замечено ни лидеров основных фан-группировок, ни руководителей «Славянского союза» и ДПНИ, официально поддержавших фанатов, и даже количество «имперок» можно было пересчитать по пальцам.

«Все вышли стихийно. Просто новое поколение молодежи, ходящее на футбол, давно превратилось в одну большую неконтролируемую ультраправую толпу», - говорит фанат ЦСКА по кличке Слоеный, некогда состоявший в боевом отряде группировки «Н-трупс» (Н - «наци». - The New Times). - «Правых» фанатов в Москве - уже около двадцати тысяч, и большая их часть ни в каких организациях не состоит и никому не подчиняется. Ну скажет, допустим, Рабик (лидер фан-движения ЦСКА): «Не выходите на Манежку». Кто его послушает? Для 20-летних «коней» он не авторитет, многие вообще его не знают. Они прочли в интернете, что народ собирается мочить черных - и пошли». Один из тех, кому звонили из ГУВД накануне 11 декабря, признался The New Times: «Менты в большей, мы в меньшей степени были уверены, что после того как все группировки выступили с заявлениями о том, что на Манежную площадь ехать не надо, туда никто и не поедет, кроме совсем дурачков. Оказалось, что таких «дурачков» - 10 тысяч. В основном это молодежь подмосковная: Орехово-Зуево, Мытищи. Ребята 17–22 лет, которым до позиции лидеров группировок дела нет. По моим сведениям, приезжали даже семьями: отец и сын». Собеседник The New Times говорит, что информация активно расходилась по фанатским форумам: «Достаточно пролистать «Русский стиль», «Бухой», «Фанатик». Мне известны как минимум 25 форумов только фанатов «Спартака», а сколько всего таких ресурсов - не посчитать никому, и у каждого аудитория в несколько тысяч человек».

Источник, близкий к администрации президента, признает: силовики слишком заигрались с «правыми» и что теперь делать с ними - не знают. «В свое время их стали легализовывать: во-первых, чтобы не наживать себе лишнего геморроя, во-вторых, чтобы иметь под рукой управляемых бойцов. «Прикормить» всегда выгоднее, чем бороться. Но это в итоге привело к тому, что число «правых» увеличилось в геометрической прогрессии. Они почувствовали свою безнаказанность и силу. Они закалились в уличных драках и не боятся уже никого. Они вышли из-под контроля».

Фанат Слоеный подтверждает, что все лидеры фанатских группировок в той или иной степени сотрудничают с силовиками: «Года три назад я был под следствием за избиение мента. Дело закрыли в обмен на то, что я с друзьями разгонял несанкционированные акции нацболов и антифа. Я это делал бесплатно, другим платили по 500 рублей за выход».

С БОЛЬНОЙ ГОЛОВЫ

16 декабря министр МВД Нургалиев доложил президенту, что один из организаторов беспорядков на Манежной площади, подозреваемый также в убийстве гражданина Киргизии Алишера Шамшиева, совершенном 12 декабря, задержан. Но спустя несколько часов выяснилось, что организатору погромов 14 лет, зовут его Илья Кубраков по кличке Стаут. С ним задержали двух его друзей - школьника Гризли и студента Гектора.

Апофеозом же стало интервью главного кремлевского идеолога Владислава Суркова, которому, собственно, в начале 2000-х годов и пришла в голову идея формировать первое прокремлевское молодежное движение «Идущие вместе» на основе фанатских группировок: «Идущие…» делились на корпуса, каждый из которых возглавляли лидеры фанатских объединений «Спартака», ЦСКА, «Динамо». В интервью «Известиям» Сурков заявил: «Это ведь как бы «либеральная» публика упорно вводит в моду несанкционированные акции, а нацисты и жлобы этой моде следуют. 11-е происходит от 31-го. От, казалось бы, мелочи - совсем не мелочь».

КАВКАЗ - СИЛА?

Между тем власть потеряла контроль и над другой, не менее мощной силой - этническими преступными группировками. По официальной статистике ГУВД, за прошлый год число правонарушений, совершенных в Москве приезжими, выросло на 13,5 %. Всего «гости столицы» совершили более 45% всех преступлений (речь идет только о раскрытых).

По словам бойца 2-го батальона московского ОМОНа Андрея, во время дежурств у мэрии на Тверской, 13, или на той же Манежной площади ему не раз доводилось задерживать уроженцев Северного Кавказа. «У фонтана на Манеже взяли двух ингушей за драку, - рассказывает он. - Оказалось - милиционеры. С табельным оружием бухали, размахивали им. Отвезли в ОВД, тут же приехали люди из представительства президента Ингушетии в Москве, говорят: «Отдайте их нам, вам же проблемы не нужны, а мы разберемся». Та же история с дагестанцами. Стоит задержать одного, к отделению приезжает 15 человек родственников - шум, базар, отбивают своего. Однажды взяли такого за грабеж, обчистил дагестанец мужика и даже убегать не стал - сел в двухстах метрах пить дальше с друзьями. В ОВД его опознали еще по четырем эпизодам. Дело даже завели, но тут под окнами родня хороводы устроила. Выкупили в итоге. А с чеченцами вообще отдельная история. Их просто нельзя трогать. Даже когда фанаты «Терека» на выезд приезжают - пусть буянят, пусть даже кого-то из наших ножом пырнут, но если «закроем» хоть одного - тем же вечером наших ребят в Грозном обстреляют. Неудивительно, что многие из моих коллег драться с фанатами на Манежке не хотели. Говорили: «Ну а что мы на них пойдем? Они не правы, что ли?»

ГНОЙНИК ЛОПНУЛ

Уже две недели московский ОМОН работает в усиленном режиме. После провала на Ленинградке, когда генерал Хаустов плелся за перекрывшими проезжую часть фанатами, убеждая их хотя бы перейти на тротуар, и погрома на Манежной площади руководству отряда, по словам бойца Андрея, устроили разнос. При этом существование негласного приказа сохранять «хорошую мину при плохой игре» он подтверждает. Тревогу 13 декабря, когда ГУВД выгнало бойцов сутки стоять на площади без права отойти в туалет якобы из-за угрозы новых столкновений, он называет ложной. Руководству ОМОНа надо было оправдаться за допущенные провалы.

По этой же причине 15 декабря на Смоленской площади ОМОН «винтил» всю молодежь, выходящую из метро и хоть сколько-нибудь выглядящую подозрительно, - отсюда 1300 задержанных. Боевые же действия разворачивались вовсе не у ТЦ «Европейский» и не на Арбате.

«Ясно было, что туда сгонят всех ментов, которые только есть в Москве, - поделился с нами один из ультраправых фанатов «Спартака». - Мы не дураки, чтобы туда лезть». Сам он со своими друзьями был в районе «Парка культуры», где около 50 человек устроили драку с выходцами с Кавказа.

Подобные (правда, менее значительные) стычки произошли на «Фрунзенской», «ВДНХ», «Щелковской» и «Третьяковской». Сообщения о попытках националистов устроить несанкционированные марши приходили из Владимира и Солнечногорска. Всю прошлую неделю молодые люди в масках расклеивали в метро стикеры: «За кого бы ты ни болел - помни: прежде всего, ты - русский!» О Егоре Свиридове уже стали забывать. О задержанном за убийство уроженце Кабардино-Балкарии Аслане Черкесове - тем более. Лопнул и вырвался наружу давно нарывавший гнойник. И призыв «Одумайтесь, пожалуйста!» - вряд ли достаточное средство, чтобы его залечить.

Барабанов Илья, Левкович Евгений

Русский космос пронизан тайной ностальгией по хаосу. Даже в самые лучшие времена в лучшее как-то не верится. Не привыкли мы к хорошему, - его никогда у нас на всех не хватало. И к порядку так и не приспособились, сколько ни пытались нас урядить и урезонить на европейский манер. Это у них, если верить Гегелю, история движется по спирали, а у нас – рывками, от случая к случаю.

У них всё разумное действительно и всё действительное разумно, а у нас как повезёт. Ни одна рациональная система, включая гегелевскую, не способна охватить и ограничить то жизненно необходимое нам внутреннее пространство, что метафорически можно определить как простор. В нём живёт и бесконечно множится нечто неуловимое, зыбкое, меняющее смысл и форму в зависимости от наших ожиданий и надежд. Есть традиция замыкать это неясное нечто в умозрительное понятие русская идея; примем это как данность. Велика Русь – и не счесть таящихся в ней возможностей… ни одна из которых не может окончательно и бесповоротно стать общей для всех действительностью. Всё, что происходит, идёт не так.

Оттого так сильна в нас ностальгия – мучительно-сладкое разочарование в жизни. Вера в идеал на практике оборачивается недоверием к реальности. Под каждым полезным начинанием таится некое сомнение в его целесообразности, по ходу дела разрастающееся в неуверенность и внутренний протест. Оттого и рушится один проект за другим, - если не сам по себе, то в результате склок и разборок, которыми он обрастает. Потому что в его тени вызрела другая идея, претендующая на ту же строительную площадку, и всё больше недовольных существующим готовы инвестировать свои надежды в новую утопию. А для начала поучаствовать в сносе старых стен. Ломать не строить! Чаще всего дальше ломки дело не идёт. Но само разрушение становится праздником – поруганием святынь, избиением жрецов, низвержением кумиров, ниспровержением устоев… возвращением к тёмным истокам истории: в потерянный рай вседозволенности и безответственности. Бунт – реванш хаоса, прорвавшегося в прореху порядка.

Русская идея не знает покоя. Вся наша великая литература суть выражение непреходящей метафизической тревоги. Или, если хотите, это одна неустанная духовная работа над ошибками бытия. Чтобы выжить в России, надо быть двужильным. И не столько физически стойким, сколько морально устойчивым. Русская экзистенция работает на износ. Но не как раскрученный маховик сознательной созидательной жизни, а как некий маятник, раскачивающийся над бездной бытия между неизбывной надеждой и неизжитым отчаянием. Эти душевные колебания как тайную механику бунта исследует Достоевский. Об этом «Бесы». И ещё больше об этом «Братья Карамазовы». Циничное распутство Карамазова-отца не тайный разврат, а явный бунт против морального закона в сердце – бессмысленный и беспощадный, увлекающий в бездну всё, что рядом. Три его сына тоже бунтуют против миропорядка, каждый по-своему: Дмитрий – от широты натуры, Иван – из глубины ума, Алексей – с душевным трепетом. Гротескной тенью метафизического мятежа корчится на страницах романа риторическая фигура Смердякова. Это не шутовство, - это пророчество. Если раскачивать маятник из крайности в крайность… да полно! какой же это маятник? это страшный чугунный шар, подвешенный на цепи, которым с размаху рушат дворцы и храмы, чтобы расчистить дорогу… в бездну. В свершении и в разрушении человека захватывает и движет историческая инерция, которую душа воспринимает как рок. Послушный гипнотическому зову, восставший человек отдаётся на волю революционной стихии и самозабвенно творит… творит беззакония. Пройдя по ещё свежим следам Пугачёва, Пушкин заклинал судьбу: Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный. Сколько раз с тех пор эту молитву с содроганием повторяли многие и многие: не приведи Бог…

Первое правило социальной динамики – всякое действие равно противодействию. Произвол, направленный сверху вниз, рано или поздно оборачивается произволом, направленном снизу вверх. То есть всякому беззаконию властей соответствует противоправная инициатива масс. Но, в отличие от физики, ответная реакция социального организма на неблагоприятные условия непредсказуема и обусловлена тысячей случайностей. В разное время она выражается по-разному. Крепостные бежали на Дон или сбивались в разбойные ватаги. Раскольники уходили в леса и назло царским сатрапам сжигались в скитах. Повальное пьянство самодеятельного населения при социализме было своего рода стихийной антисоветской деятельностью. На тотальное идеологическое насилие масса ответила самоубийственным саботажем – бунтом не на коленях, а на карачках. Когда правда в риторике власти замещена ложью, повседневность выражается матом. Мат – великий и могучий язык бессмысленного и беспощадного бунта. Все революции в России проходят по одним не писаным правилам и под единым непечатным лозунгом: эх, … вашу мать! Будь то хоть медный бунт, хоть соляной, пугачёвщина или махновщина… Да гори оно всё огнём! Где Гуляй-Поле, там и родина.

Ответная реакция массы на беззакония власти, как правило, является замедленной. Несправедливость годами накапливается в порах общества, пока не достигнет критической массы. Никто не знает, когда злоба дня достигнет опасной концентрации, при которой для взрыва будет достаточно случайной искры. Сверху меру терпения народа различить трудно. Поэтому власть так часто позволяет себе пренебрегать профилактическими мерами: после нас хоть потоп. Правительство всеми правдами и (что чаще) неправдами скрывает от самого себя симптоматику социальной болезни и оттягивает терапевтическое лечение. Пока не станет поздно. Пока не станет неизбежным и неотвратимым хирургическое вмешательство. Революционное насилие – это операция по удалению запущенной злокачественной социальной опухоли, которую проводит пьяный от крови садист с мясницким топором.

Способна ли Русь, истощённая тысячей мятежей, но новую историческую судорогу? Не знаю. Не думаю. Что-то изменилось в существе русского человека; шире – российского. Он всё меньше зависит от прежних иллюзий – общинности, соборности, коммунальности (если зависит от них вообще). Сегодня массу составляют другие русские. Они хотят и могут иметь, но не умеют ни любить, ни даже ненавидеть. Они в чём-то вольнее и сильнее прежних, но пусты внутри и живут как бы вчуже. И семя их непрочно, и время их напрасно. В них нет ни решимости, ни пламенности. Разобщённая масса других русских – зыбкий песок, и нет идеологического раствора, способного сплотить её как в добре, так и во зле. Ни вырожденная коммунистическая, ни возрождённая русская идея не властны над их холодными умами. И нет на горизонте харизматического лидера, который мог бы задурить толпу одиноких новой групповой галлюцинацией. Не считать же, в самом деле, вождями авантажных аферистов типа Жириновского и эпатажных авантюристов вроде Лимонова. Их бессмысленности и беспощадности хватает разве что на небольшой общественный скандал. За революционером Зюгановым (не пламенным, а еле-еле тёплым), зовущим в светлое прошлое, идут лишь самые стойкие пережитки эпохи. И уж совсем анекдотичен марш несогласных во главе с бывшим премьером Касьяновым, глубоко возмущенным тем, что сам натворил, будучи у власти. Эта буря – в стакане мутной воды. В преддверии парламентских и президентских выборов следует ожидать новых эксцессов, стимулирующих активность и симулирующих мятежность. Всерьёз их принимать не стоит. Опасно иное.

Россия сегодня – демократическое государство. Вот только пространство нашей свободы надёжно спрятано в закоулках законодательства. Попробуй добраться до правды… Минотавр власти в своём бесконечном бюрократическом лабиринте набирает мощь от принесённых ему жертв. На проституцию политиков и коррупцию чиновников страна откликается валовым ростом преступности. Уголовная статистика, если проанализировать её непредвзято, констатирует в конце минувшего века самую настоящую пугачёвщину, носящую рассредоточенный и безыдейный характер. Когда законодатели становятся ворами, авторитетами становятся воры в законе. Романтическая мятежность вырождается в криминальную маргинальность. Этакая массовая революционная самодеятельность…

Русский бунт, бессмысленный и беспощадный, многажды подавленный и никогда не усмирённый, загнанный внутрь как дурная болезнь, овладел коллективным подсознанием и победил тихой сапой. Хаос возобладал у нас в душе. Моральный закон в сердце, поражавший воображение Канта божественной непостижностью, ныне низвержен. Но свято место пусто не бывает. На освободившуюся вакансию совести претендуют злость, зависть и корысть – движущие силы перманентного мятежа индивида против социума. Можно сказать иначе: если рассматривать склонность к бунту как социальную болезнь, то из острой формы она перешла в хроническую. Наша повседневная жизнь, не находящая прибежища в разумном порядке, вынужденно подзаконна и неизбежно противоправна. Каждый на свой страх и риск ведёт свою личную борьбу с несовершенной системой вещей. С переменным успехом. Ничего хорошего для общества в целом из этого выйти не может. Всё исходит из хаоса, но живёт лишь то, что в силах противостоять ему.

Вообще-то эти рассуждения следовало бы начать с метафизики бунта. Как мы знаем из предания, первый бунтовщик – дьявол. Ангел, восставший против Бога и низринутый с небес. Ангел, ставшей князем тьмы и владыкой ада. Если держать эту мифологему в уме, то можно оценить глубину мысли философа Жана-Поля Сартра: Ад – это другие. Другие, одержимые демоном мятежа. Мир, в котором бунт всех против всего становится образом жизни, неотвратимо погружается во тьму.

Владимир Ермаков

Разрушение традиционного сознания страны вызовет ее гибель

ПРЕДСТАВЛЯЯ вниманию читателей первый номер принципиально нового в России издания «НГ-религии», мы считаем своим долгом довести до вашего сведения некоторые со­ображения, приведшие нас к мысли о необходимости подобного издания.

Россия - страна особого религиозного сознания, сочетаю­щего в себе и глубокий «естест­венный» мистицизм, и столь же глубокое «естественное» бого­борчество. Еще Достоевский показал отсутствие рационализма в движениях «русской души». Даже «бессмысленный и беспощадный» русский бунт - бунт не столько против обстоятельств жизни, сколько против навязанной извне необходимости самой жизни. Признание реальности бытия это­го «ИЗВНЕ» диктует и взаимо­отношения с ним - или вышеу­помянутый истерический бунт («но так, чтобы и все вместе со мной исчезло!»), или полное ре­лигиозное смирение, церковная красота которого, собственно, и «спасет мир». Подобная глобальность, воспринимаемая тонким европейским сознанием как признак варварства, лежит в основе знаменитого русского «месси­анства», до сих пор насыщающего евразийское духовное простран­ство. «Излечить» Россию от этой религиозности можно, только полностью уничтожив ее иррацио­нальную «почву», бросив страну в иные, прагматические миры - миры «всесторонне описанного Бога», поставленного на службу человеку и обществу.

Эпоха советского тоталитаризма, нанеся страшный удар по внешним формам проявления ре­лигиозности, не затронула ее «по­чвенной» основы. Безоглядная ве­ра большинства населения СССР в торжество социальных идеалов (от коммунистических до советс­ко-имперских) подтвердила эту гипотезу. Вера необходима России как воздух - вопрос только в формах этой веры. Большевики ловко использовали этот «вопрос формы», предложив народу в качестве варианта вышеупомянутый «бунт». Поставив перед Россией сверхзадачу лидерства в деле из­менения мирового порядка, они потянули ее в бездны «провоци­рования» Апокалипсиса. Осмелимся предположить, что любая иная идея (парламентаризм, права трудящихся, всеобщая грамот­ность и даже социальная справед­ливость) не подняла бы массы на­рода на масштабную братоубий­ственную (а по сути своей почти религиозную) войну.

Но бунт не бесконечен - про­шло время, и «русская душа» по­тянулась к свету, пытаясь вер­нуться к своим исконным корням - к традиционной религии. Традиционные религиозные ор­ганизации России оказались не готовы к духовному лидерству. Достаточно спокойно существо­вавшие в выделявшейся им со­циально-духовной нише, они до­лгое время боролись в основном лишь за изменение обстоятельств своего существования (больше храмов, учебных заведений и т.д.). Иные сферы деятельности - ду­ховные - почти не затрагивались. Впрочем, в этом трудно кого-либо обвинять - любые попытки борь­бы с идеалами, выдвигаемыми властью, были бы тотчас жестоко подавлены.

Советская власть со всеми ее «духовными глобализмами» рух­нула за пять лет. Это крушение, по крайней мере с 1988 года, со­провождалось так называемым «религиозным возрождением». Сегодня, по прошествии некото­рого времени, отчетливо видно, что радостная эйфория по поводу тех событий оказалась несколько преждевременной - возрожде­ние обернулось, в основном, вос­становлением имущественных и общественных прав традицион­ных конфессий, без какого-либо серьезного их проникновения в сферу духовной жизни народа. Привыкшие к жизни в советском болоте, они продолжали действо­вать по принципу «кто сам к нам пришел - тот и наш, а других нам не надо».

Но свято место пусто не бывает- инертность одних компенсиру­ется активностью других. Русская религиозность требовала и требует форм - на пространстве пост­советского хаоса «кто смел - тот и съел». Неужели, например, пра­вославные, не возражающие про­тив государственных карательных мер в отношении «тоталитарных сект», не понимают, что те маль­чики и девочки, которые толпами ушли за «дудочкой» Марии-Дэ-ви-Христос в «белое безумие»,” могли пополнить православную Церковь?! Но их жажду религи­озности утолили другие «ловцы душ». Какие к кому претензии?

Другой, не менее серьезный по своим последствиям внутренний конфликт современной России заключается в появлении до­статочно широкой уже не запад­нической (в терминологии XIX века), но западнообразной, чинов­ничьей и интеллигентской, про­слойки. «О, лучше бы он был хо­лоден или горяч!» - слова из Апокалипсиса Иоанна, адресо­ванные «ангелу Лаодикийской церкви», вполне применимы и к этим людям. Дело не в их атеизме (русский атеизм вполне в рели­гиозном духе) - дело в их без­различии ко всему, кроме обсто­ятельств жизни. Если до револю­ции они только угадывались, по­терянные среди общего кипения и борьбы, в раннее советское время отсиживались в стороне, а в хрущевско-брежневские годы формирования пристойного в глазах «мирового

коммунистического истеблиш­мента полезли наверх, то сейчас - их время. Это не Ставрогины, не Карамазовы, не Верховенские - это даже не Смердяковы. Это подлинная «третья сила».

Дьявол, патетически воскликнул Достоевский, борется с Богом, и поле этой борьбы - душа че­ловека,

А если не борется? Если «консенсус»?

Не холоден, не горяч разум «консенсуса» - позитивистские рационалистические религии со­временного Запада как раз по не­му. «Бог любит вас» и «как попасть на небо» - простые истины раз­давались пачками на станциях московского метро.

Но осмелимся утверждать, что в России эти игры даром не про­ходят. То, что так модно называть «конфликтом архетипов», приоб­ретает в российских реалиях страшный смысл. Позитивистское безразличие современных обра­зованных слоев России, карика­турно повторяющее естественный позитивизм западной цивилиза­ции, вступает в жестокое проти­воречие со слепыми духовными метаниями населения страны. В духовных недрах России вызрева­ют опасные плоды. Ничего еще не кончилось - русский бунт только взял передышку, «русская душа» пока не утолила жажду жизни и смерти.

Неужели не ясно, что дикое ув­лечение населения нашей страны магией и колдовством не имеет ничего общего со спокойным «бы­товым эзотеризмом»new age США и Европы? Что эти «стран­ные люди», маги и волшебники, просто так получают колоссаль­ную власть над толпой? Власть, не снившуюся никаким Гитлерам, - власть религиозную! Какова «их религия», кому она подсудна?

Нерелигиозной Россия быть не может - тогда она просто пере­станет быть Россией. Стало быть, вопрос выбора религии для нее - вопрос первоочередной. С этого выбора она когда-то началась при князе Владимире. При другом Владимире она сделала оборотный выбор. При ком произойдет еще одна перемена?

«НГ-религии» появилась на свет в трудное время. Но в любое иное религиозный вопрос не привлечет даже интеллектуального интере­са.

Россия расположена на пере­сечении трех цивилизаций: евро­пейской (имеющей основные ку­льтурные черты христианства и иудаизма), переднеазиатской (до сих пор остающейся глубоко и пассионарно религиозной в ко­нтексте ислама) и дальневосточ­ной (с ее иллюзорностью мира в буддизме и сакрализацией об­щественного бытия в конфуци­анстве) - возможно, это обуслов­ливает некоторые, так называе­мые исконно русские, черты. Этот же факт навел нас на мысль о не­обходимости совмещения в одном издании интересов религий, опре­деляющих все эти три цивилиза­ции. Что, в свою очередь, и пре­допределило структуру издания.

Высказывайтесь - кафедра открыта!

НГ-Религии – 1997 г.

За то, что он неоднократно нарушал в Москве правила проведения митингов. Что сказать, протестовать в России любили всегда, о чём красноречиво свидетельствует история. Правда, далеко не всегда народ понимал, «за что» кричит и чем это может обернуться...

«Накрутить» массы

Столичные бунты в дореволюционной России редко были продуманными мероприятиями. Слишком часто всё начиналось стихийно, развивалось непредсказуемо и лозунги не соответствовали тем целям, которых добивались зачинщики. Например, в 1606 г. москвичей подняли против поляков - о том, что таким образом Василий Шуйский хотел заменить сидящего на троне Лжедмитрия I , догадались лишь самые прозорливые.

Вот как писал об этих событиях историк Николай Карамзин : «Многие знали, многие и не знали, чему быть надлежало, но угадывали и с ревностию вооружались, чем могли, для великого и святого подвига, как им сказали. Сильнее, может быть, всего действовала в народе ненависть к Ляхам; действовал и стыд иметь Царём бродягу, и страх быть жертвою его безумия, и, наконец, самая прелесть бурного мятежа для страстей необузданных».

О том, что толпа зачастую подобна стихийному бедст-вию, писал и историк Иван Забелин , повествуя о московской чуме 1771 г. со ссылками на церковные документы: «Отыскивая преосвященного Амвросия (на нём перепуганные, оголодавшие горожане - и бедные, и зажиточные - хотели отыграться за запрет массово молиться у чудотворных икон. - Ред.), мятежники ворвались в Чудов монастырь, где «онаго не нашед, всё его имение расхитили, стулья переломали, оборвали, и одним словом весь домашний убор с крайним ругательством в ничто обратили». Как вы понимаете, если бы накануне этих событий погромщикам сказали, что они будут с азартом крушить Чудов монастырь, все оскорбились бы и с пеной у рта доказали: такого не будет.

Что за шум, а драки нет?

К началу ХХ в. в столице бушевала самая настоящая эпидемия манифестаций, митингов и публичных акций. Гимназистки и торговцы, владельцы магазинов и чиновники, экзальтированные дамы и почтенные мещанки - почти все участвовали в стихийных уличных «спектаклях», что «разыгрывались» по любому поводу. Причём многие москвичи воспринимали это именно как театральное действо.

Даже когда речь шла о войне... «Был я в этой грандиозной манифестации Москвы 17 июля, в день объявления мобилизации, - записал в свой дневник в 1914 г. тогда ещё будущий советский писатель Дмитрий Фурманов . - Скверное у меня осталось впечатление. Подъём духа у некоторых, может, и очень большой... но в большинст-ве-то что-то тут фальшивое, деланое. Видно, что многие идут из любви к шуму и толкотне, нравится эта бесконтрольная свобода: хоть на миг, да и я делаю, что хочу... Главари, эти закрикивалы, выглядывают то дурачками, то нахалами.

Вот этот молокосос-оратор у Скобелевского памятника - чего он пищит? Ведь его насквозь видно: поза, поза и поза. Никто ничего не слыхал и не понял, многие ведь смеются даже. Музыка только что кончила гимн - какой-то дурак крикнул: «Пупсика!» (популярная пошлая песенка. - Ред.). И что же: засмеялись. Наши манифестации - обычное, любимое проявление своевольства и чувства стадности. И встреться какое-нибудь зрелище по пути - непременно забудут свою манифестацию и прикуются к нему».

На самом деле это самый мирный исход людских сборищ. Гораздо чаще бушующие эмоции приводили слушателей в такое состояние, что вспыхивали ссоры между соседями, случались потасовки или, наоборот, все начинали следовать приказам очередного оратора, порой совершенно диким. В упомянутом 1914 г. после митингов отдельные группы «патриотов» громили (ну и попутно обворовывали) немецкие магазины и избивали тех, кто имел несчастье носить немецкую фамилию.

Кстати, медицинское объяснение таким массовым «зат-мениям» давно найдено. Знаменитый российский психиатр Владимир Бехтерев , на глазах которого царская Россия превратилась в советскую республику, так говорил об уличных акциях: «Что связывает воедино массу лиц, незнакомых друг другу, что заставляет биться их сердца в унисон одно другому? Ответ можно найти только в одном и том же настроении и в одной и той же идее, связавшей этих лиц путём убеждения. Но она для многих лиц, без сомнения, является внушённой идеей... Достаточно, чтобы кто-нибудь возбудил в толпе низменные инстинкты, и толпа, объединяющаяся благодаря возвышенным целям, становится в полном смысле слова зверем, жестокость которого может превзойти всякое вероятие».