Ницше не является первооткрывателем идеи "сверхчеловека", её заложили такие видные философы, как Гегель, Фейербах, Штирнер, Кьеркегор, он лишь довёл идею, как говорится, "до ума". Ницше считал, что есть мораль господ и мораль рабов, которые часто взаимно не понимают друг друга. Знатный человек отделяет от себя существ, выражающих собою нечто противоположное своему возвышенному, гордому состоянию: он презирает их. Следует заметить, что в этой морали первого рода противоположение "хороший" и "плохой" значит то же самое, что "знатный" и "презренный". Презрением клеймят человека трусливого, малодушного, мелочного, думающего об узкой пользе, а также недоверчивого, со взглядом исподлобья, унижающегося, - собачью породу людей, выносящую дурное обхождение, попрошайку-льстеца и прежде всего лжеца: все аристократы глубоко уверены в лживости простого народа. Люди знатной породы чувствуют себя мерилом ценностей, они не нуждаются в одобрении, они созидают ценности. Тут мы видим на первом плане чувство избытка, чувство мощи, бьющей через край, счастье высокого напряжения, сознание богатства, готового дарить и раздавать: и знатный человек помогает несчастному, но не или почти не из сострадания, а больше из побуждения, вызываемого избытком мощи. Знатный человек чтит в себе человека мощного, строгого, сурового, властвующего над собой. Думающие так знатные и храбрые люди слишком далеки от морали, видящей в сострадании, или в альтруистических поступках, отличительный признак нравственного, они весьма осторожно относятся к сочувствию. Глубокое уважение к древности и родовитости есть типичное в морали людей сильных; и если, обратно, люди "современных идей" почти инстинктивно верят в "прогресс" и "будущее", все более и более теряя уважение к древности, то это уже в достаточной степени свидетельствует о незнатном происхождении этих "идей". Люди властвующие уверены, что обязанности существуют только по отношению к себе подобным, по отношению ко всему чуждому можно поступать по благоусмотрению или "по влечению сердца" и, во всяком случае, находясь "по ту сторону добра и зла". Способность и обязанность к долгой благодарности и долгой мести, изощренность по части возмездия, утонченность понятия дружбы, до известной степени необходимость иметь врагов (как бы в качестве отводных каналов для аффектов зависти, сварливости и заносчивости, - в сущности, для того, чтобы иметь возможность быть хорошим другом) - все это типичные признаки морали знатных . Уже в этом произведении обозначаются характерные признаки "сверхчеловека", развёрнутые далее в "Так говорил Заратустра". Заратустра, или сам Ницше, оказываются двойниками Раскольникова, с той только разницей, что их суждения вследствие их одиночества, не может ничто ограничить, в то время как главной проблемой Раскольникова является то, что его мать и сестра по высказанной им теорией подходят под категорию "вошей", "отребья", которую он, как Наполеон, как "сверхчеловек", должен уничтожить не медля и не раздумывая, исключить и сомнение, и жалость. И самое интересное в этом то, что, убив старуху-процентщицу и не выдержав этого убийства, герой Достоевского не отказывается от этой теории, не разуверяется в ее истинности, а лишь осознает, что непригоден для роли Наполеона. В каждом человеке, пусть незаметно и неосознанно даже для него самого, живет желание быть великим. И как бы ни было оно запрятано от других и прежде всего от себя самого, оно все-таки существует, это "эго", и дает о себе знать при каждом удобном случае. Ницше уверенно продвигает идею пусть и высшего существа, но обладающего яркими отличительными признаками, индивидуальностью. Даже в "Так говорил Заратустра", где речь идет о "преодолении" человека, где, как кажется, если и можно говорить о сверхчеловеке как цели человеческого развития, то только в качестве нашей общей, "родовой" цели, даже там у Ницше прорывается убеждение в абсолютной самобытности конкретного человека и требование к раскрытию этой самобытности в единстве души и тела. Обращаясь к "презирающим тело", его Заратустра восклицает: "Я говоришь ты и гордишься этим словом. Но больше его - во что не хочешь верить - тело твое с его большим разумом: оно не говорит Я, но делает Я. Орудием и игрушкой являются чувство и ум: за ними лежит еще Само. Само ищет также глазами чувств, оно прислушивается также ушами духа. // Само всегда прислушивается и ищет: оно сравнивает, подчиняет, завоевывает, разрушает. Оно господствует и является даже господином над Я. // За твоими мыслями и чувствами, брат мой, стоит более могущественный повелитель, неведомый мудрец, - он называется Само. В твоем теле он живет; он и есть твое тело" .

Загадочное "Само", ассоциируемое Ницше с телом человека, - это подсознательная, глубинная полнота личности, в которой нет никакого различия души и тела и которая полностью определяет все движения и устремления души и тела. Ницше упоминает это "Само" только для того, чтобы отвергнуть взгляды "презирающих тело", и это не позволяет ему более ясно сформулировать мысль о том, что именно Само и является той движущей, той творческой силой, которая пересоздает человека и ведет его к сверхчеловеку. Тем не менее эта мысль явно проскальзывает в его словах: "Даже в своем безумии и презрении вы, презирающие тело, вы служите своему Само. Я говорю вам: ваше Само хочет умереть и отворачивается от жизни. // Оно уже не в силах делать то, чего оно хочет больше всего, - созидать дальше себя. Этого хочет оно больше всего, в этом вся страстность его" . Термины "животное", "человек" и "сверхчеловек", которые заставляют некоторых интерпретаторов говорить об "антигуманизме" Ницше и о забвении им божественного начала личности, на деле служат лишь метафорическому описанию этапов развития личностного начала - укорененного в бытии и принадлежащего бытию как таковому. В этом смысле можно было бы назвать позицию Ницше сверхгуманизмом, поскольку он не просто отвергает отдельную эмпирическую личность за ее несовершенство и творческую "немощь", а требует ее "преодоления", обращаясь в ней к ее потенциальной бесконечной творческой силе, т.е., по существу, утверждает ее абсолютность в самом бытии. И именно полагание "потенциальной" абсолютности личности (каждой эмпирической личности!) заставляет его быть безжалостным к ее внешней форме, к ее "видимости", которая должна быть преодолена через раскрытие ее подлинной абсолютной полноты. "Я люблю тех, - говорит Заратустра, - кто не умеет жить иначе, как чтобы погибнуть, ибо идут они по мосту. Я люблю тех, кто не ищет за звездами основания, чтобы погибнуть и сделаться жертвою - а приносит себя в жертву земле, чтобы земля некогда стала землею сверхчеловека". Та "земля", о которой идет здесь речь - это полнота бытия, и ее невозможно найти нигде, как только в личности; принесение себя в жертву "земле" ради рождения сверхчеловека - это "преодоление" своей эмпирической ограниченности через раскрытие в себе не только абсолютного основания своей ограниченной личности, но и абсолютного основания бытия всего мира. "Сверхчеловек" в этом контексте есть то состояние личности, в котором она осуществила это раскрытие и сделала зависимость мира от своей бытийной полноты явной и "эффективной" для выстраивания новых, органичных и разумных, отношений с миром.

Говоря о воплощении и отражении идей сверхчеловека в произведениях Достоевского, необходимо чётко осознавать: калек с Ницше у него нет. Возможно говорить лишь об их одинаковом мироощущении. Даже чисто хронологически можно установить невозможность заимствование Достоевским у Ницше: смерть первого датируется 1881 годом, а Ницше заканчивает своего "Заратустру" лишь в 1885 году.

Вспомним "Преступление и наказание". Ведь Родион Раскольников по сути не кто иной, как носитель идеи свeрхчеловека. Эта его теория о том, что весь мир делится на "Наполеонов" и "вошей", разве не сестра она учению Ницше, в котором тоже "отребье" приносится в жертву сверхчеловеку? Через шесть лет после "Преступления и наказания" Достоевским закончены "Бесы". И если в "Преступлении" Родион Раскольников представлял в единственном числе, самоличную идею о "вошах" и Наполеонах, то "Бесы" - это строгий хаос Раскольниковых, где едва ли не каждый герой мнит себя сверхчеловеком, доказывая право свое либо на самоубийство, либо на убийство "отребья" и "вошей". И даже вроде бы не криминальные персонажи, например, "великий поэт и писатель", Кармазинов, находятся на волне идеи о неравенстве. Прямым текстом заявляет он об этом, говоря об окончании своего творческого пути не балу у Юлии Михайловны: "Там, в Карльсруэ, я закрою глаза свои. Нам, великим людям, остается, сделав свое дело, поскорее закрывать глаза, не ища награды. Сделаю так и я" .

Впрочем, перечисление "сверхчеловеков" явно затянулось, а о главном из них и наиболее подходящем для этой роли герое так почти ничего и не сказано. Человек этот какой-то непостижимой силой заставляет даже Петра Верховенского рядом с собой чувствовать себя шутом. Человек этот не боится ничего, не может любить, не знает слабостей. Он устраивает себе испытание за испытанием: то противостоит обществу, то пускается в разврат, все более и более ощущает в себе великую силу и кончает жизнь самоубийством, так и не найдя ей применения. Он странен для всех, и даже матушка его зовет то принцем Гарри, то Гамлетом. Речь идет о Николае Всеволодовиче Ставрогине. Союза с ним так жаждет Верховенский. Ради достижения этой цели он использует и интригу, и шантаж, и лесть, когда обнаруживается, что ничего не может подействовать: ни угроза, ни панегирики, - вот тогда-то и целует у него руку Верховенский. И в каком-то неистовом, почти сумасшедшем исступлении твердит: "Вы предводитель, вы солнце, а я ваш червяк". Чувствуя за Ставрогиным ту самую силу, которой как раз и не достает ему, Петру Верховенскому, он способен и идет на все, чтобы соединить ее со своей дьявольской хитростью и умением манипулировать силой, когда же это у него не получается, отчаянию нет границ. "Желание и страдание для нас, а для рабов шигалёвщина", - говорит он Ставрогину, причисляя и себя, и его к Наполеонам, а всем остальным оставляя роль недочеловеков. В целом, эпизод этот чрезвычайно похож на сцену искушения Христа Сатаной: и идеи Верховенского необычайно заманчивы, и пустыня, образ ее, присутствует ("Если потребуется, мы на сорок лет в пустыню выгоним"). И фразы бьют не в бровь, а в глаз:". заплачет земля по старым богам" . Николай Ставрогин действительно наделен великой силой, но не знает, куда её девать, и сила эта убивается, не найдя применения, им собственноручно, через повешение. Так, через шесть лет после того, как Достоевский сформулировал теорию "вошей" устами Раскольникова, в "Бесах" он смог показать результат, к которому теория эта непременно должна была привести. От убийства старухи-процентщицы до целой сети разного рода убийств и самоубийств - здесь ясно прослеживается чудовищный прогресс и развитие мысли Родиона Романовича. Фридриха Ницше не могла не заинтересовать эта метаморфоза и уж тем более сама идея, и он, внимательно прочитав "Бесов" Достоевского на французском языке, конспектирует их довольно подробно, включая разговоры с Кирилловым, Шатовым, начиная как это ни странно, с конца и продвигаясь к началу - от предсмертной записки Ставрогина до первых глав. То, что Ницше находит близким своим убеждениям и мыслям, он более четко, без психологического анализа, присущего Достоевскому, воплощает в своих работах. Между написанием "Заратустры" и написанием "Бесов" более десяти лет. И есть все основания предположить, что некоторые идеи Достоевского оказали влияние на ницшеанского Заратустру, послужили катализатором его возникновения. Мысли обоих писателей близки и порой пересекаются, превращаясь из параллелей в совпадения.

На первый взгляд история проста: бедный студент, живший в крайней нищете, в отчаянии решается убить старуху-ростовщицу, завладеть ее деньгами и сразу решить все свои проблемы. Как это происходит и все, что за этим последовало, подробно, со всеми деталями изложено в книге на примерно шестистах страницах убористого текста.

Обыкновенная и довольно неприятная криминальная история, но она насыщена жгучими социальными проблемами и пронзительной болью за страждущего человека. Статью, о которой упоминается в произведении, написал и напечатал студент по имени Родион Раскольников — главный персонаж романа. Он долго размышлял над темой сверхчеловека, примеряя ее к себе. Сверхчеловеком был, по его мнению, Наполеон. Кто же он, Родион Раскольников? Наполеон или тварь дрожащая, вошь? Мучительный вопрос, терзающий личное самолюбие гордой личности.

Достоевский ставит своего «маленького человека» (а он именно таков по социальному положению, униженный до последней степени бедностью Раскольников) на одну театральную площадку вместе с Наполеоном, Цезарем и другими деятелями всемирной истории.

Невольно вспоминается гоголевский чиновник Акакий Акакиевич Башмачкин. И он, поистине возвышенный в ничтожестве, в бреду осмелился поднять свой кулачок на некое начальственное лицо, так что сидевшая у его изголовья старушка, никогда не слышавшая от него слов протеста, в испуге забеспокоилась и закрестилась.

Те теории, которые вскружили голову Родиону Раскольникову, пришли к нему извне. Они широко обсуждались на мировой арене. К этому подталкивал феномен Наполеона. Достоевский, описывая злоключения своего героя, выносил его «теорию» на мировую арену. Отклик последовал незамедлительно.

Немецкий философ Ницше, поразивший умы современников критикой христианства, нашел в Раскольникове «своего» героя. Достоевский вряд ли читал Ницше, все наиболее известные сочинения этого автора вышли уже после смерти писателя Достоевского («Так говорил Заратустра», «По ту сторону добра и зла). Весь строй мыслей русского писателя противоречит идеям немецкого философа. И того и другого, однако, интересует одна и та же проблема: страдание и сострадание. Для русского писателя она решается положительно, т. е. сострадание как чувство, как этическая категория — прекрасно. Иную оценку даст немецкий философ. Для него оно (сострадание) только увеличивает, умножает беды человеческие, и без того тяжелые. Нужно поддерживать жизнь, утверждать ее в сильных, а не в слабых. Христианская религия установила эту странную, противоестественную любовь к слабому, болезненному, уродливому.

Ницше ниспровергает философию страдания и искупления, отвергает философию Канта с его принципом всевластия совести, отвергает христианские принципы морали, аскетизм, издевается над легендой о непорочном зачатии. Он рассуждает: сострадание противопоказано человечеству, оно расслабляет, оно утверждает слабых в ущерб сильным. Достоевский утверждает прямо противоположное. Все его творчество, начиная с романа «Бедные люди», посвящено страждущим, обездоленным. Ницше бросает страшную фразу: «Падающего подтолкни!» Достоевский отдал бы все, чтобы поддержать, спасти падающего.

И тем не менее оба они привлечены к одному и тому же: как относиться к христианству? К нравственному элементу этой религии. Ницше полностью отвергает христианство. Достоевский мучительно ищет ответа на вопрос: есть или нет Бога? Если нет, то мир рушится, ибо тогда все дозволено: и Мерзляков убивает отца («Братья Карамазовы»), Раскольников — старуху.

Правда, потом они постигают, что даже если отречься от Бога, то не все будет дозволено, что есть в человеке неодолимое чувство. Имя этому чувству — совесть. Кант называл это чувство «нравственным императивом». Ницше не исключал этого чувства, но считал, что оно идет от христианства («Казуистика греха, самокритика, инквизиция совести»).

Наказание Раскольникова состоит не в том, что его отправляют на каторгу, а в его собственном суде над собой. Раскольников спрашивал себя, можно ли «разрешить своей совести перешагнуть». Оказывается, нельзя. Все страдания Раскольникова после совершения преступления с мучительной остротой убеждают его в этом. Здесь уже беспощадно действует «инквизиция совести».

Теория «сверхчеловека» В романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»

Произведения выдающегося русского писателя Ф. М. Достоевского характеризуются философскими и психологическими соображениями, вниманием к наиболее сложных и неоднозначных вопросов своей эпохи. В романе \ «Преступление и наказание \» остро поставлен моральный вопрос ответственности человека за преступление — и не только перед законом, но и, в первую очередь, перед самим собой, перед своей совестью. Центральным персонажем романа \ «Преступление и наказание \» является Родион Раскольников, носитель теории о \ «сверхчеловека \», которая способна на все, которой все позволено.

Раскольников делит всех людей на два типа: на \ «материал \» и на \ «необычных \» людей, которые способны сказать новое слово в истории. Он отмечает, что \ «необычных \» людей очень мало, и они имеют право власти над другими. Необычные люди, по мнению Родиона, могут даже преступить закон, как, например, Наполеон, Магомет, Ликург. Такие люди не остановятся ни перед маленьким преступлением, ни перед пролитием крови для воплощения своих намерений. Герой убежден, что \ «сверхлюди \» имеют право на преступление, на отрицание любых законов.

Теорию Раскольникова о \ «высших \» и \ «низших \» порождают социальная несправедливость, безысходность, духовные скитания. Страдания его родных, бедность, тяжелое положение сестры и матери толкают героя на преступление. Но он не считает себя преступником. Родион услышал разговор, в котором высказывались схожие мысли, следовательно, их можно смело воплощать в жизнь.

Герой Достоевского настолько уверен в справедливости своей теории, решается проверить, к какому типу людей принадлежит сам. Для этого он решает убить старуху-процентщицу, от которой, по его мнению, люди видят зло. А ее деньги смогут помочь его семье. Кажется, Родион Раскольников руководствуется благородными мотивами, но следователь Порфирий Петрович, который ведет дело Родиона в суде, сразу отмечает: \ «… опасен этот подавленный, гордый энтузиазм в молодежи! \».

Чем же опасна теория Раскольникова? Родион — добрый, честный, чувствительная натура, способная воспринимать чужую боль и готова прийти на помощь. Но пагубная теория сближает его с такими ворами, как Лужин и Свидригайлов, в сердце которых нет ни капли человечности. Конечно, близкие они не характерами, не образом жизни, а мыслями, теориями, идеями.

Лужин — предприниматель средней руки, внезапно разбогатела \ «маленький человек \», которой очень хочется стать \ «большой \» человеком, превратиться из раба в хозяина жизни. Его теории оправдывают эксплуатацию людей ради собственной выгоды.

Свидригайлов лишен совести и чести, в нем раскрываются глубины нравственного падения, он стал на путь преступления через душевную опустошенность. Самым ужасным является то, что Свидригайлов — яркое воплощение того, что ждет самого Родиона Раскольникова после совершения преступления. Раскольникова Свидригайлов и пугает, и притягивает одновременно — ведь он смог переступить закон и жить дальше, наслаждаться этой жизнью. Родиону интересно, как рецидивист может продолжать спокойно жить. А может, это подтверждение его теории. Раскольников, увы, не понимал главного: Свидригайлов был пустой человеком, лишенным нравственных ценностей и сострадания к другим. Духовный мир Раскольникова совсем другой.

Рассуждения Лужина и его средства достижения цели — свидетельство его низости. А Свидригайлов отпугивает Родиона тем, что не имеет никаких запретов. Так же, как и Лужин, герой Достоевского считает себя \ «сверхчеловеком \»; так же, как и Свидригайлов, готов пойти на преступление.

Достоевский показывает, что любое преступление ведет к следующему преступлению. Так случилось с Родионом Раскольниковым: он был вынужден убить Лизавету, случайного свидетеля первого преступления. Это случайное убийство лишь подчеркивает сущность содеянного.

Если бы герой был вполне похож на своих двойников — Лужина и Свидригайлова, — его бы не мучила совесть. Этого не произошло, Раскольников находится на грани нервного срыва. Он уже не тот, каким был до преступления. Вместе со старой он убил свою собственную душу. \ «Я не старуху убил, я себя убил \», — говорит он Соне Мармеладовой, понимая, что от этих мук уже никуда не уйти. Мнения о совершенном убийстве будут преследовать его всю жизнь, бередя его душевную рану.

Трагический эксперимент героя привел не к тем последствиям, которых он ожидал. Родион чувствует, что сам будто ножницами отрезал себя от других людей, от своих близких. Согласно его теории, и Соня, и его мать, и Дуня, и Катерина Ивановна принадлежат к разряду \ «обычных \» людей. Так, может найтись такой же Раскольников, рука которого поднимется на них.

Этика любви и метафизика своеволия: Проблемы нравственной философии. Давыдов Юрий Николаевич

Родион Раскольников и «тайна ницшеанского «сверхчеловека»

В самой общей схеме «Преступления и наказания» воспроизводится парадигма, обретенная Пушкиным в ходе его. «драматического исследования» (так он был склонен рассматривать свои «маленькие трагедии») феномена сальеризма. Но каждый элемент этой парадигмы рассматривается Достоевским как бы через микроскоп, и в результате на месте «маленькой трагедии» появляется большая, сама, в свою очередь, распадающаяся на бесконечный ряд «маленьких трагедий». Вот эти основные элементы, каждый из которых высвечивает особый аспект сознания индивида, желающего утвердить себя в качестве «сверхчеловека», находящегося «по ту сторону» нравственных норм и моральных законов, значимых, по его убеждению, лишь для «обыкновенных» людей, но отнюдь не для «необыкновенных»:

1. Предпосылка сознания этого типа - все то же убеждение насчет полнейшего отсутствия «высшей правды», возникающее при виде несправедливостей, творящихся вокруг, и усиливаемое личными невзгодами и неурядицами, иначе говоря, вывод о том, что «правды нет - и выше», делается на основе констатации факта отсутствия ее «на земле».

2. Отсюда стремление утвердить эту «правду» самому, так сказать, на свой страх и риск, и стало быть - как свою собственную, личную правду; «мою» правду я хочу предложить взамен отсутствующей - как на земле, так и на небе.

3. Но как только я начинаю размышлять о том, как бы мне осчастливить человечество, утвердив среди людей мою правду, я замечаю, что кое-какая правда меж людьми все-таки обретается.

4. Итак, я прихожу к заключению, что, с одной стороны, есть я со своей правдой (разумеется, высшей), а с другой - «обыкновенные» люди с их кое-какими правденками, не выдерживающими, на мой взгляд, «строго логического» анализа, - например, то же самое «не убий», которое ведь попирается на каждом шагу, а потому гроша ломаного не стоит.

5. Вот тут и начинается «арифметика», о которой так много говорит Достоевский как в подготовительных работах к «Преступлению и наказанию», так и в тексте самого романа. Моя «высшая правда» сталкивается с общечеловеческими «правденками», и я прикидываю, в какой мере я могу принести их в жертву, облагодетельствовав этой ценой человечество.

В голове Раскольникова возникают «мысли» (они же - «помыслы»), аналогичные тем, которые он услышал из одного разговора, случайным свидетелем которого оказался как раз в тот момент, когда начал соблазнить себя на преступление.

«…С одной стороны глупая, бессмысленная, ничтожная, злая, больная старушонка, никому не нужная и напротив, всем вредная, которая сама не знает, для чего живет, и которая завтра же сама собой умрет…

С другой стороны, молодые, свежие силы, пропадающие даром без поддержки, и это тысячами, и это всюду! Сто, тысячу добрых дел и начинаний, которые можно устроить и поправить на старухины деньги, обреченные в монастырь!.. Убей ее и возьми ее деньги, с тем чтобы с их помощью посвятить потом себя на служение всему человечеству и общему делу… За одну жизнь - тысячи жизней, спасенных от гниения и разложения. Одна смерть и сто жизней взамен - да ведь тут арифметика!»

Совершенно верно констатирует С. Великовский в уже цитированной нами книге, что дальше подобного «историцистского счетоводства» не двигалась мысль французских последователей Раскольникова в середине нашего века. Совершенно аналогично (с некоторыми нюансами, на которые опять же справедливо указывает автор книги «В поисках утраченного смысла») звучит «итоговое» рассуждение в сартровской пьесе «Дьявол и господь бог», объединяющее двух прежних антиподов - Насти и Гeца.

«Ты принесешь в жертву двадцать тысяч крестьян, чтобы спасти сто тысяч», - подает Насти свой совет Гецу, приглашая его командовать повстанческим войском, где дисциплину предстоит налаживать с помощью обмана и казней («для острастки»). «Арифметики от истории XX века в сходных случаях ведут счет покрупнее - на миллионы, а то и сотни миллионов… Есть дело, начальник и прочие, пешки, прозрел вслед за Насти Гец-релятивист» . Себя этот «релятивист»-убийца, само собой, ни в единый момент своей жизни не мыслил иначе как «начальником», имеющим право распоряжаться жизнью и смертью «других», «обыкновенных» (уже в силу одного того, что они - «другие», а он - это он). А мысли этот «герой неверия» себя иначе, в числе тех бесконечно малых величин, которые растворились в континууме его глобальной арифметики, сама эта арифметика могла бы оказаться иной.

Дело, однако, не только в этом. Суть в том, что «арифметика», дальше которой так и не двинулась сартровская мысль не только в ранних, но и вполне зрелых произведениях философа, отражала самый первый - внешний и поверхностный - слой мятущегося сознания Раскольникова. Это был простейший способ грохотом «больших чисел» заглушить совесть («Сотни, тысячи, может быть, существований, направленных на дорогу; десятки семейств, спасенных от нищеты, от разложения, от гибели, от разврата, от венерических больниц, - и все это на ее деньги»), ибо сам того не сознавая, но именно ее голоса завтрашний преступник боялся больше всего на свете: потому-то так судорожно, так истерически «спешил» со своим преступлением.

Как раз для того, чтобы подчеркнуть внешне-формальный, не отражавший истины творившегося в душе Раскольникова характер этих софистических рассуждений, не раз приходивших на ум герою «Преступления и наказания», Достоевский вложил их в уста случайно подслушанного постороннего человека. Речь шла о софизмах, ставших расхожей монетой и как раз оттого-то и звучавших успокоительно-убеждающе. Когда же наступил момент раскаяния, побудившего убийцу с ясностью и отчетливостью осознать истинные мотивы своего преступления, кульминационным пунктом которого был разговор с Соней Мармеладовой, Раскольников даже не вспомнил о своей «арифметической» аргументации.

При свете совести из тьмы смятенного сознания на поверхность выплывает совершенно другой мотив, имеющий своим источником совсем не человеколюбивые стремления (опровергаемые, кстати, уже самим фактом убийства «другого») и представляющий в совсем ином виде первоначально декларированное желание «осчастливить человечество», роднящее Раскольникова с некоторыми из сартровских персонажей. Этот мотив, сближающий героя Достоевского также и с пушкинским Сальери, заключается в стремлении Раскольникова «самостийно» утвердить себя в качестве гения, правда, не художественного, а политического, государственного. «…Я хотел Наполеоном сделаться, оттого и убил…»

«Гениален он или нет?» - так формулирует Достоевский в одной из предварявших роман записных книжек вопрос, терзавший Раскольникова и до преступления, и после него. Но если для «Сальери гордого» убийство Моцарта мотивировалось в конечном счете стремлением оградить свой «гений» от разрушительного воздействия творческой силы, бесконечно более могучей, нежели его собственная, то для Раскольникова, исполненного той же бесчеловечной гордыни, убийство приобретало известную самоцельность. Это был для него единственно возможный способ доказать самому себе собственную гениальность.

«…Я захотел, Соня, убить без казуистики, убить для себя, для себя одного! - признается Раскольников в самых тайных своих помыслах, впервые представших для него во всей ясности и отчетливости, быть может, лишь в этот момент истинного покаяния. - Я лгать не хотел в этом даже себе! Не для того, чтобы матери помочь я убил - вздор! Не для того я убил, чтобы, получив средства и власть, сделаться благодетелем человечества. Вздор! Я просто убил; для себя убил, для себя одного: а там стал ли бы я чьим-нибудь благодетелем, или всю жизнь, как паук, ловил бы всех в паутину и из всех живые соки высасывал, мне, в ту минуту, все равно должно было быть!.. Мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею…»

Бот она, та потрясающая глубина нравственной рефлексии, которая осталась недоступной экзистенциалистским трубадурам ницшеанского «сверхчеловека», пытавшимся обрядить его в пышную тогу «благодетеля человечества». Вот она, истинная, а не подложная интеллектуальная совестливость, которой никогда не могли достичь ни Ницше, ни Сартр, желавшие представить себя единственно последовательными борцами против «дурной веры» («нечистой совести») в XX столетии. В свете интеллектуальной совестливости Достоевского становится совершенно очевидным: знаменитые «метафизические опыты», которые производит экзистенциалистское «я» в целях утверждения «абсолютности» своей «свободы», это всегда опыты, на самом-то деле осуществляемые этим «я» не над самим собою, а над «другим»: экспериментирую над «другим», чтобы понять, «кто я есть».

Так тренируются «высшие натуры», «господа будущего», «законодатели и установители человечества» (лексикон «статейки» Раскольникова), приучаясь устанавливать различие между - непременно гениальным - «я» и - обязательно бездарным - «другим», привыкая смотреть на этого последнего как на материал истории, объект разнообразных импровизаций ничем не детерминированной экзистенции (она же - сартровское «ничто», «небытие»). Не этим ли своим «подтекстом» так долго привлекал экзистенциализм парижскую богему?..

То, что сказал Раскольников, исповедуясь Соне Мармеладовой, открылось ему отнюдь не на путях столь же абстрактной, сколь и формальной рассудочной рефлексии (все та же «математика»), которой так много в философских трактатах Сартра, причем как раз там, где он безуспешно пытается опуститься с небес отвлеченного мышления на грешную землю. Все это открылось Раскольникову в угрызениях совести, пробудившихся в результате отнюдь не убогого в своей «мозговой» односторонности арифметического «просчета вариантов», а в итоге столкновения сжигавшей его «идеи-страсти» с ее собственным воплощением: преступной мысли - с фактом преступления, убийством двух людей. Тут и пробуждается совесть, освобождаясь от многообразных тенет софистической рассудочной мысли, ибо она - прозвучавший в душе человека голос самой сути дела, голос истины, открывающейся в прямом контакте, в «очной ставке» с самой реальностью.

Как видим, вместе с вопросом о смысле жизни, смысле человеческого бытия перед нами предстал целый узел проблем нравственной философии, теснейшим образом связанных друг с другом. В их числе - вопрос о преступлении; вопрос о вине и раскаянии; вопрос об убийстве «другого» и «само»-убийстве; наконец, вопрос о нигилизме и сопряженный с ним вопрос о судьбах современной цивилизации. Теперь, после того как мы установили их взаимосвязанность, их сопряженность друг с другом в рамках самого общего вопроса нравственной философии - вопроса о смысле жизни и моральном абсолюте, в свете которого человеческая жизнь обретает свой смысл и «горизонт», мы получаем возможность рассмотреть каждую из этих проблем в отдельности. Причем рассмотрение это будет опять-таки вестись в аспекте двух противостоящих друг другу перспектив: той, что раскрывается в нравственной философии, выработанной в лоне русской литературы, опирающейся на нравственные искания и моральную традицию русского народа, с одной стороны, и той, что предлагает Ницше и следующее за ним ницшеанство XX века, с другой.

Из книги Философское чтиво, или Инструкция для пользователя Вселенной автора Райтер Майкл

ТАЙНА Теория: Есть такая игра – "У каждого своя тайна. Но моя тайна – это тайна из тайн. Твоя тайна – фигня. Вот мол – это нечто. Я ее уже сам не знаю, настолько она таинственна”. Как Вы думаете, если Вы проиграли, – и «застряли» в ней, – как это отражается в жизни?Процесс:

Из книги Сущность христианства автора Фейербах Людвиг Андреас

Глава четырнадцатая. ТАЙНА ВЕРЫ – ТАЙНА ЧУДА. Вера в силу молитвы, – а молитва является религиозной истиной только тогда, когда ей приписывают силу и власть над предметами, окружающими человека, – равносильна вере в силу чуда, а вера в чудо тождественна с сущностью веры

Из книги Сверхчеловек говорит по-русски автора Калашников Максим

ГЛАВА 11. СВЕРХТЕХНОЛОГИИ СВЕРХЧЕЛОВЕКА «Целься в звезды!» Восточная мудрость Одним рынком скованные Как то раз знаменитый Генрих Альтшулер задумался над экологическими проблемами нашей планеты.Вы не знаете Альтшулера? Выдающийся человек, наш отечественный Эдисон, на

Из книги Книга еврейских афоризмов автора Джин Нодар

228. ТАЙНА Трех не могу понять явлений, нет, четырех понять вещей: следов орла в бескрайнем небе, следов змеиных на скале, следов ладьи в открытом море, и, наконец, мужских - к жене.Библия - Притчи, 30:18Нет ничего сокровенного, что не открылось бы; и тайного, что не стало бы

Из книги Непостижимое автора Франк Семен

4. Тайна личности Изложенное соотношение может быть уяснено еще и с другой стороны. При рассмотрении непосредственного самобытия мы усмотрели в нем первично-нераздельное двуединство «непосредственности» и «самости». Но существенно в нашей нынешней связи, что связь

Из книги Шпаргалка по философии: ответы на экзаменационные билеты автора Жаворонкова Александра Сергеевна

69. ИДЕЯ СВЕРХЧЕЛОВЕКА У Ф.НИЦШЕ Фридрих Ницше (1844–1900) - немецкий философ и филолог, ярчайший пропагандист индивидуализма, волюнтаризма и иррационализма.В творчестве Ницше выделяется три периода:1) 1871–1876 гг. («Рождение трагедий из духа музыки», «Несвоевременные

Из книги Том 2 автора Энгельс Фридрих

1) «ТАЙНА ОДИЧАНИЯ СРЕДИ ЦИВИЛИЗАЦИИ» И «ТАЙНА БЕСПРАВИЯ В ГОСУДАРСТВЕ» Как известно, Фейербах рассматривает христианские представления о воплощении, триединстве, бессмертии и т. д. как тайну воплощения, тайну триединства, тайну бессмертия. Г-н Шелига рассматривает все

Из книги Если ты не осёл, или Как узнать суфия. Суфийские анекдоты автора Константинов С. В.

Тайна Сказано: «Те, кто ничего не знают или знают очень немногое, и должны бы учиться, вместо того чтобы учить, очень любят создавать атмосферу тайны. Они могут даже распускать слухи о самих себе, что они делают то-то и то-то ради некой таинственной цели. Они всегда стараются

Из книги Достоевский о Европе и славянстве автора (Попович) Иустин

Раскольников Раскольников - человек, олицетворяющий собой тип человека как воли. В этом смысле он серьезно отвечает на вопрос подпольного антигероя: что такое воля? от чего она зависит? Чрезвычайно глубоко и смело решает Раскольников эти вопросы. Он первый серьезно и

Из книги Масса и власть автора Канетти Элиас

Тайна Тайна лежит в сокровеннейшем ядре власти. Акт выслеживания является тайным по своей природе. Выслеживающее существо прячется или маскируется под окружающие предметы и ни малейшим движением не дает себя обнаружить. Оно исчезает целиком, окутывается в тайну, как в

Из книги Откройся Источнику автора Хардинг Дуглас

39 ТАЙНА Я больше не так уверен, что знаю, что значит быть мной. Я решаюсь начать заново и склониться перед очевидностью – в буквальном и переносном смыслах.Я склоняюсь так низко, что дохожу до самого края себя и своего мира, до самой Нижней Границы, из которой всё возникает,

Из книги Сочинения автора Фёдоров Николай Фёдорович

По ту сторону сострадания, или Смех сверхчеловека Всякое звено в канате (по-балаганному остроумничает Ницше) протянуто от животного к сверхчеловеку; всякое живое существо, ощущая боль и отвращение к себе, упраздняет себя и производит сверхчеловека, который в свою очередь

Из книги Жак Деррида в Москве: деконструкция путешествия автора Деррида Жак

3. Деметра, или благовещение сверхчеловека В этом месте я, если бы был готов, мог бы «вступить» со своим собственным «рассказом о путешествии» и, в свою очередь, сказать: «Сразу же после прибытия на московский аэродром…» рейсом из Парижа, - предварительно объяснив, - что

Из книги Великие пророки и мыслители. Нравственные учения от Моисея до наших дней автора Гусейнов Абдусалам Абдулкеримович

Внеморальная мораль сверхчеловека У Ницше можно найти достаточно много высказываний, способных склонить к выводу, что он не проводит различия между стадной моралью и моралью вообще: определение морали как идиосинкрозии декадентства с задней мыслью отомстить жизни,

Из книги Этика автора Апресян Рубен Грантович

Внеморальная мораль сверхчеловека У Ницше можно найти достаточно много высказываний, способных склонить к выводу, что он не проводит различия между стадной моралью и моралью вообще: определение морали как идиосинкразии декадентства с задней мыслью отомстить жизни,

Из книги Ницше. Для тех, кто хочет все успеть. Афоризмы, метафоры, цитаты автора Сирота Э. Л.

Теория Родиона Раскольникова: "твари дрожащие" и "право имеющие"
Ф.М. Достоевский - величайший русский писатель, непревзойденный художник-реалист, анатом человеческой души, страстный поборник идей гуманизма и справедливости. "Гениальность Достоевского, - писалМ. Горький, - неоспорима, по силе изобразительности его талант равен, может быть, только Шекспиру".Его романы отличаются пристальным интересом к интеллектуальной и психологической жизни героев, раскрытием сложного и противоречивого сознания человека.Роман Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание" - это произведение, посвященное истории того, как долго и трудно шла через страдания и ошибки мятущаяся человеческая душа к постижению истины.Для Достоевского, человека глубоко религиозного, смысл человеческой жизни заключается в постижении христианских идеалов любви к ближнему. Рассматривая с этой точки зрения преступление Раскольникова, он выделяет в нем в первую очередь факт преступления нравственных законов, а не юридических. Родион Раскольников - человек, по христианским понятиям глубоко грешный. Имеется в виду не грех убийства, а гордыня, нелюбовь к людям, мысль о том, что все - "твари дрожащие", а он, возможно, "право имеет"."Право имеет" использовать других как материал для достижения своих целей. Здесь вполне логично вспомнить строки А.С.Пушкина, напоминающие суть теории бывшего студента Родиона Раскольникова:Мы все глядим в Наполеоны:Двуногих тварей мшлионыДля нас орудие одно.Грех убийства, по Достоевскому, вторичен. ПреступлениеРаскольникова - это игнорирование христианских заповедей, а человек, который в своей гордыне сумел преступить, по религиозным понятиям способен на все. Итак, по Достоевскому, Раскольников совершает первое, главное преступление перед Богом, второе - убийство - перед людьми, причем как следствие первого.На страницах романа автор подробно исследует теорию Раскольникова, которая привела его в жизненный тупик. Теория эта стара как мир. Взаимосвязь между целью и средствами, которые могут быть употреблены для достижения этой цели, исследовались давно. Иезуиты придумали для себя лозунг: "Цель оправдывает средства". Собственно говоря, это высказывание является квинтэссенцией теории Раскольникова. Не обладая необходимыми материальными возможностями, он решает убить старуху Алену Ивановну, ограбить ее и получить средства для достижения своих целей. При этом, однако, он постоянно мучится одним вопросом: имеет ли он право переступить юридические законы? Согласно его теории, он имеет право перешагнуть через иные препятствия, если исполнение его идеи ("спасительной, может быть, для человечества") того потребует. Итак, "обыкновенный" или "необыкновенный" человек Раскольников? Этот вопрос его волнует более старухиных денег.Достоевский, разумеется, не согласен с философией Раскольникова, и заставляет его самого отказаться от нее. Писатель следует той же логике, с помощью которой он привел Раскольникова к убийству.Можно сказать, что сюжет имеет зеркальный характер: сначала преступление христианских заповедей, потом убийство; сначала признание убийства, затем постижение идеала любви к ближнему, истинное раскаяние, очищение, воскрешение к новой жизни.Как же Раскольников смог постичь ошибочность собственной теории и возродиться к новой жизни? Так же, как сам Достоевский обрел свою истину: через страдание. Необходимость, неизбежность страдания на пути постижения смысла жизни, обретение счастья - краеугольный камень философии Достоевского. Он не любуется им, не носится с ним, по выражению Разумихина, как курица с яйцом. Достоевский, веря в искупительную, очищающую силу страдания, раз за разом в каждом произведении вместе со своими героями переживает его, достигая тем самым изумительной достоверности в раскрытии природы человеческой души.Проводником философии Достоевского в романе "Преступление и наказание" является Соня Мармеладова, вся жизнь которой - самопожертвование. Силой своей любви, способностью претерпеть любые муки она возвышает Раскольникова до себя, помогает ему превозмочь самого себя и воскреснуть.Философские вопросы, над разрешением которых мучился Родион Раскольников, занимали умы многих мыслителей, например,Наполеона, Шопенгауэра. Ницше создал теорию "белокурой бестии", "суперчеловека", которому все позволено. Позднее она легла в основу фашистской идеологии, которая, став господствующей идеологией третьего рейха, принесла неисчислимые бедствия всему человечеству. Поэтому гуманистическая позиция Достоевского, хотя и скованная рамками религиозных воззрений автора, имела и имеет огромное общественное значение.Достоевский показал внутренний духовный конфликт героя: рационалистическое отношение к жизни ("теория о сверхчеловеке") вступает в противоречие с нравственным чувством, с духовным "Я". А для того, чтобы остаться человеком среди людей, необходимо, чтобы победило духовное "я" человека.

Задачи и тесты по теме "Теория Родиона Раскольникова: твари дрожащие и право имеющие"

• Орфоэпия - Важные темы для повторения ЕГЭ по русскому языку

  Уроков: 1 Заданий: 7

• Употребление прописных букв - Орфография 10 класс

  Уроков: 1 Заданий: 7 Тестов: 1