Добрый день, коллеги. Год назад, после реформы главы III.1, я публиковал свой перечень вопросов, которые возникли в результате реформы.
И вот, на выходных мне прислали скан весьма интересного документа, "похожего на проект Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации" (он доступен во вложении к этой заметке). Сразу оговорюсь, что это достаточно криво отсканированная копия с пометками неизвестного лица от руки, так что я не берусь утверждать, что данный документ именно в этом виде находится на рассмотрении ВС РФ в настоящее время. Более того, если он где-то официально опубликован, я буду очень благодарен за ссылку на "аутентичный" вариант (на сайте ВС РФ, К+ и Гаранта я его найти не смог).
Однако общий вид документа, вкупе с некоторыми ходившими с начала года в сообществе слухами, позволяет предположить, что документ этот явно исходит от ВС РФ.
А особенно об этом говорит его достаточно оригинальное содержание, вполне соответствующее духу практики ВС РФ по таким делам за последние полгода.
Итак, разберу некоторые наиболее по пунктам:
1. На уровне Пленума закрепляется введенное адмколлегией правило о рассмотрении споров о кадастровой стоимости как споров из публичных правоотношений.Обоснования, фактически, нет, есть голое утверждение.
Здесь даже комментировать ничего не хочется. Уж сколько раз твердили, что стоимостная характеристика участка как вещи (объекта гражданского права) - это классический предмет частно-правового спора. Это было в Постановлении № 913/11, с которого всё началось, это многократно повторялось на всех уровнях и не вызывало особых разногласий до тех пор, пока ВС не пришла на ум оригинальная мысль, что "если спорят с госорганом и исход спора влияет на права госорганов - значит спор однозначно публичный". Что теперь будет с автоматически пропадающими трехлетними сроками исковой давности и применяемыми вместо них трехмесячными процессуальными (по ст. 256 ГПК РФ, ибо Закон об оценочной деятельности не процессуальный НПА) - даже предположить боюсь.
Добро пожаловать обратно в 2010-й, ёпрст...
2. При оспаривании КС участка, постановленного на кадучет после даты, на которую продилась ГКО, стоимость определяется на дату постановки на кадучет.
Прощай, дело "Владимирглавснаба". Прощай, соотносимость рыночной стоимости и кадастровой. Теперь не важно, что используемые при постановке на учет УПКСы рассчитывались на ту же дату, что и кадстоимость учтенных участков, и из тех же исходных данных. Занавес.
3. Оказывается, кадастровую стоимость в суде можно оспаривать не только через самостоятельное требование о её пересмотре, но и через оспаривание отказа комиссии в её пересмотре.
Я просто оставлю это здесь - ст. 24.18 Закон об оценочной деятельности, цитата: "В случае оспаривания результатов определения кадастровой стоимости в суде решение комиссии не является предметом рассмотрения при рассмотрении требований заявителя " .
Contra legem? По-моему, очевидно.
4. Решение комиссии, оказывается, оспаривается тоже заявлением о пересмотре кадастровой стоимости.
Зачем тогда надо было называть, фактически, отдельное требование в п. 3? Я не знаю.
5. Закрепили право на оспаривание кадстоимости за арендатором публичной земли и за её потенциальный выкупателем, а также дали такое право бывшему собственнику, если он платил земельный налог из оспариваемой кадстоимости.
Здесь всё относительно логично. Вот только ответ Пленума создаёт новые вопросы. А имеет ли такое право собственник, у которого право признано отсутствующим с момента возникновения или реституирован/виндицирован участок? А может ли оспаривать кадстоимость бывший арендатор? Половинчато как-то получается, на мой взгляд.
Я уж не говорю про "вариант абзаца 4", в котором авторы проекта предлагают заключение договора аренды с расчетом от кадастровой стоимости приравнять к превентивному отказу от заявления соответствующего требования о защите права до его возникновения.
6. Комиссия по пересмотру КС, оказывается, самостоятельное лицо в процессе.
По крайней мере, в тексте она недвусмысленно обособляется от органа, при котором создана. Написать статью про её правосубъектность, что ли?
7. Долевому собственнику достаточно уведомить других сособственников, но вовсе необязательно получать их согласие на пересмотр кадастровой стоимости.
Превосходно. Только почему-то забыли добавить, что сособственники также вправе менять общую площадь и границы участка, без согласия других сособственников, менять вид разрешенного использования участка без согласия других сособственников, и, наконец, просто снимать участок с учета без согласия других сособственников. А какая разница, в самом деле? Всё это ведь лишь "формально-юридические" вопросы, так что, как говорили когда-то в сети, "попячтесь".
8. Технические ошибки тоже исправлять нужно в общем порядке пересмотра КС.
Я даже не знаю, что можно об этом сказать...
9. Просрочка внесения результатов ГКО в ГКН отсрочивает и начало течения срока оспаривания КС.
В общем-то, очевидная мысль. Не знаю, зачем она вообще в Пленуме.
10. Если архивные данные о КС "не подлежат использованию", её нельзя оспаривать.
Кто-нибуль вообще понимает, о какой ситуации говорит Пленум?
11. Отклонение заявления комиссией по формальный основаниям означает несоблюдение досудебного порядка.
Очень мило. А в сочетании с пп. 3 и 4, которые говорят, что решение комиссии следует оспаривать только путем подачи в суд заявления о пересмотре КС, получается вообще беспроигрышная (для кадастровой палаты) комбинация.
12. Индивидуальным предпринимателям не нужно предварительно обращаться в Комиссию.
Что Вы сказали? Пункт 2 статьи 23 ГК РФ? Да ладно Вам, подумаешь, какой-то там кодекс, такие мелочи, в сущности, право слово...
Нет, поймите правильно, по существу я только "за". Но второй явный намёк contra legem за одно постановление - это как-то многовато, знаете ли.
13. КАС ещё не вступил в силу, но уже действует.
По крайней мере, это будет так, если этот пункт Постановления Пленума вступит в силу до КАСа.
14. Подтверждена ретроспективность пересмотра КС по ст. 24.20.
Как ни странно, здесь мне придраться не к чему. Вполне четкое и ясное указание.
15. Определения рыночной стоимости недостаточно для пересмотра кадастровой. Нужно ещё и доказать ошибки при расчёте кадастровой.
А вот этот пункт откровенно пугающий. Ибо, предусматривая обязанность доказывания недостоверности прежней КС, он при этом не описывает какого-либо внятного механизма такого доказывания. В моём понимании, получается, что нужно не только принести индвидуальный отчет, но ещё и частично оспаривать отчет ГКО.
16. Лицо, не являющееся оценщиком (не обладающее соответствующей страховкой, не состоящее в СРО и т.п.) не может определять рыночную стоимость участка.
Пламенный привет экспертам Минюста (в том числе по делу Кокотова), однако.
17. Судебный эксперт может проверять и оценщика, и эксперта СРО, причем даже сам не будучи оценщиком.
"...чтобы построить идеальное государство, надобно к каждому мужику приставить двоих проверял, а над двоими проверялами — троих контролял, а над теми еще чтоб целый штат надзирал плюс независимый аудит."
(с) М. Успенский, "Белый хрен в конопляном поле".
18. Отказное решение Комиссии не является для суда "преюдицией".
Очевидный тезис, ну да и на том спасибо. (вообще, начиная с этого пункта, такое ощущение, что писал совсем другой человек, нежели предыдущие пункты)
19. Ретроспективное применение возможно и после внесения в ГКН результатов новой ГКО.
Очередная очевидная мысль, но в свете специфического "правильного понимания государственной службы" некоторыми СОЮ, весьма своевременная.
20. Датой подачи заявления, для целей ретроспективного применения, является дата подачи первого заявления в комиссию, даже если в итоге пересмотр КС состоится по решению суда.
Опять же, мысль очевидна, но соответствуюющее указание сверху явно не лишнее.
21. Суд может установить кадастровую стоимость в ином размере, нежели просит заявитель, если тот не откажется от иска.
Интересный подход. Неоднозначный, но, в отличие от нескольких пассажей в начале, не вызывает резкого желания "совершить механическое движение кистью руки к передней части голову". Как мне кажется, это разъяснение сделано на случай, если другое заинтересованное лицо представит иные, более убедительные доказательства кадастровой стоимости. Хотя я не считаю, что подобный подход процессуально целесообразен, он явно разумен.
22. Результат новой ГКО оспаривается новым иском, старый менять нельзя.
Хорошее разъяснение и весьма своевременное.
23, 24, 25. Мелкие процессуальные вопросы.
Здесь, в принципе, мне сказать нечего.
Как обычно, хотелось бы услышать мнение коллег.
Пленум Верховного Суда Российской Федерации осуществляет в соответствии с действующим законодательством следующие полномочия:1. рассматривает материалы анализа и обобщения судебной практики и дает судам разъяснения по вопросам судебной практики в целях обеспечения единообразного применения законодательства Российской Федерации;
2. решает вопросы, связанные с осуществлением в соответствии Конституцией Российской Федерации принадлежащего Верховному Суду Российской Федерации права законодательной инициативы по вопросам своего ведения;
3. обращается с запросами в Конституционный Суд Российской Федерации в соответствии с Конституцией Российской Федерации;
4. избирает по представлению Председателя Верховного Суда Российской Федерации секретаря Пленума Верховного Суда Российской Федерации из числа судей Верховного Суда Российской Федерации на трехлетний срок. Один и тот же судья может быть избран секретарем Пленума Верховного Суда Российской Федерации неоднократно;
5. утверждает составы Судебной коллегии по административным делам Верховного Суда Российской Федерации, Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации, Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации, Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации, Судебной коллегии по делам военнослужащих Верховного Суда Российской Федерации и переводы судей из одной судебной коллегии Верховного Суда Российской Федерации в другую судебную коллегию Верховного Суда Российской Федерации;
6. избирает по представлению Председателя Верховного Суда Российской Федерации судей Апелляционной коллегии Верховного Суда Российской Федерации из числа судей судебных коллегий Верховного Суда Российской Федерации;
7. избирает по представлению Председателя Верховного Суда Российской Федерации судей Дисциплинарной коллегии Верховного Суда Российской Федерации из числа судей судебных коллегий Верховного Суда Российской Федерации;
8. утверждает в связи с представлением Президента Российской Федерации состав судебной коллегии судей Верховного Суда Российской Федерации, принимающей в соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации заключение о наличии в действиях Генерального прокурора Российской Федерации и (или) Председателя Следственного комитета Российской Федерации признаков преступления для принятия решения о возбуждении уголовного дела в отношении указанных лиц либо для принятия решения о привлечении их в качестве обвиняемых по уголовному делу, если уголовное дело было возбуждено в отношении других лиц или по факту совершения деяния, содержащего признаки преступления;
9. утверждает по представлению председателя соответствующего суда персональный состав президиума верховного суда республики, краевого, областного суда, суда города федерального значения, суда автономной области, суда автономного округа, военного суда, арбитражного суда округа, арбитражного апелляционного суда, арбитражного суда субъекта Российской Федерации, Суда по интеллектуальным правам;
10. заслушивает сообщения о работе Президиума Верховного Суда Российской Федерации, отчеты заместителей Председателя Верховного Суда Российской Федерации - председателей судебных коллегий Верховного Суда Российской Федерации, заместителя Председателя Верховного Суда Российской Федерации - председателя Дисциплинарной коллегии Верховного Суда Российской Федерации и председателя Апелляционной коллегии Верховного Суда Российской Федерации о деятельности соответствующих судебных коллегий Верховного Суда Российской Федерации;
11. утверждает по представлению Председателя Верховного Суда Российской Федерации состав Научно-консультативного совета при Верховном Суде Российской Федерации и положение о нем;
12. ежегодно представляет по предложению Председателя Верховного Суда Российской Федерации на утверждение Высшей квалификационной коллегии судей Российской Федерации состав (составы) коллегии (коллегий) судей Верховного Суда Российской Федерации, принимающей (принимающих) решение (решения) по вопросу о привлечении к административной ответственности судьи Конституционного Суда Российской Федерации, судьи Верховного Суда Российской Федерации, судьи верховного суда республики, краевого, областного суда, суда города федерального значения, суда автономной области, суда автономного округа, военного суда, арбитражного суда округа, арбитражного апелляционного суда, арбитражного суда субъекта Российской Федерации, Суда по интеллектуальным правам, а также по другим вопросам, предусмотренным действующим законодательством.
13. утверждает Регламент Верховного Суда Российской Федерации;
14. осуществляет иные полномочия в соответствии с федеральными конституционными законами и федеральными законами. Порядок работы Пленума Верховного Суда Российской Федерации определяется Регламентом Верховного Суда Российской Федерации.
Состав Пленума Верховного суда
Пленум Верховного Суда Российской Федерации действует в составе Председателя Верховного Суда Российской Федерации, первого заместителя Председателя Верховного Суда Российской Федерации, заместителей Председателя Верховного Суда Российской Федерации - председателей судебных коллегий Верховного Суда Российской Федерации, и судей Верховного Суда Российской Федерации.В заседаниях Пленума Верховного Суда Российской Федерации по приглашению Председателя Верховного Суда Российской Федерации вправе принимать участие Председатель Конституционного Суда Российской Федерации, Генеральный прокурор Российской Федерации, Министр юстиции Российской Федерации, их заместители, судьи Конституционного Суда Российской Федерации, судьи иных судов и другие лица.
Постановления Пленума Верховного Суда РФ
Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 23.04.2019 N 10
"О применении части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации"Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 29.05.2012 N 9 (редакция от 23.04.2019)
"О судебной практике по делам о наследовании"Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 07.07.2015 N 32 (редакция от 26.02.2019)
"О судебной практике по делам о легализации (отмывании) денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем, и о...Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 26.02.2019 N 1
"О внесении изменений в постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 7 июля 2015 года N 32 "О судебной практике по...Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10.06.2010 N 13 (редакция от 25.12.2018)
"О внесении изменений и дополнений в некоторые Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации"Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 25.12.2018 N 48
"О некоторых вопросах, связанных с особенностями формирования и распределения конкурсной массы в делах о банкротстве граждан"Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 09.02.2012 N 3 (редакция от 25.12.2018)
Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 25.12.2018 N 49
"О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации о заключении и толковании договора"Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 25.12.2018 N 50
"О практике рассмотрения судами дел об оспаривании нормативных правовых актов и актов, содержащих разъяснения законодательства и обладающих нормативными свойствами"Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 25.12.2018 N 47
"О некоторых вопросах, возникающих у судов при рассмотрении административных дел, связанных с нарушением условий содержания лиц, находящихся в местах принудительного содержания"Постановление Пленума Верховного Суда РФ N 6, Пленума ВАС РФ N 8 от 01.07.1996 (редакция от 25.12.2018)
"О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации"Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 25.12.2018 N 46
"О некоторых вопросах судебной практики по делам о преступлениях против конституционных прав и свобод человека и гражданина (статьи 137, 138, 138.1, ...Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 22.12.2015 N 58 (редакция от 18.12.2018)
"О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания"Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 20.12.2011 N 21 (редакция от 18.12.2018)
"О практике применения судами законодательства об исполнении приговора"Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 18.12.2018 N 43
"О внесении изменений в постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 20 декабря 2011 года N 21 "О практике применения судами...Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 03.03.2015 N 9 (редакция от 29.11.2018)
"О внесении изменений в некоторые постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации"Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 06.02.2007 N 7 (редакция от 29.11.2018)
"Об изменении и дополнении некоторых Постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации по уголовным делам"Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.1993 N 11 (редакция от 29.11.2018)
"О дополнении и изменении некоторых Постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации"Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 25.10.1996 N 10 (редакция от 29.11.2018)
"Об изменении и дополнении некоторых Постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации"Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 29.11.2018 N 41
"О судебной практике по уголовным делам о нарушениях требований охраны труда, правил безопасности при ведении строительных или иных работ либо требований...
Антон Привальский © ИА Красная Весна
14 ноября состоится Пленум Верховного суда, который обсудит проект Постановления по вопросам об отобрании детей и о родительских правах. Тема уже дважды в этом году (1.01.2017 и 5.08.2017) становилась предметом поручения Президента, получившего в прошлом году более 213 тысяч «живых» подписей за смену семейной политики, и конечно, находится под пристальным вниманием.
Постановление - и по закону, и по здравому смыслу - должно опираться на анализ практики. К сожалению, его проект не содержит результатов такого анализа, то есть не даёт ответа на вопросы о том, в каких случаях суды поступают не единообразно, какая практика судов нуждается в закреплении или исправлении.
Результатов анализа - пусть не судебной, а просто правоприменительной практики общество не дождалось в этом году и от других структур, несмотря на прямое поручение Президента от 1 января 2017 года «проанализировать практику изъятия несовершеннолетних из семьи с точки зрения избыточно применяемых мер или неправомерного вмешательства в семью». Прямые адресаты поручения - Минтруд, Общественная палата и Уполномоченный при Президенте по правам ребёнка никакого анализа не предъявили.
Требуемый Президентом анализ выполнило и предъявило обществу только РВС в ходе работы над своим альтернативным докладом по вопросам поручения, опираясь на практику обращений родителей в организацию за защитой семьи. Обнаруженные типичные явления представлены в этом докладе и кратко изложены в отдельной записке «Анализ законодательства и практики, связанной с разлучением ребёнка с родителями ». В большой степени это, как выяснилось, проблемы не законодательного регулирования, а именно правоприменения. В разделе «Юридический анализ» подробно, на 7 страницах, со ссылками на закон разобраны все типичные нарушения закона и их столь же типичные ложные оправдания. РВС уже получает на эти свои документы благодарные отзывы от уполномоченных по правам ребёнка, правоприменителей и судов, готовых использовать их в работе.
В документах подробно раскрыт диагноз обществу «массовое беззаконие», предварительно объявленный РВС ещё весной. Принцип законности на практике часто отодвигается. Даже не говоря о корыстных интересах сложившегося рынка содержания и обслуживания детей, законность заслоняется идеологическими установками гос. служащих, противоречащими закону ведомственными приказами, местными регламентами и методичками. Они сформировали повсеместно используемую практику, от которой стонет общество, но которая самими правоприменителями уже не осознаётся как незаконная. В силу этого, по идее, общество может надеяться только на прокуратуру и суды, которые должны не идти на поводу у практики, а поворачивать практиков носом в закон. Постановление Пленума Верховного суда могло бы сыграть в этом важную роль, организовав такой практике судебный заслон.
1. Однако, проект постановления Пленума Верховного суда - с опорой на проведённый РВС анализ об этом можно говорить уверенно! - во многом не заслоняет, а закрепляет сложившиеся в практике негативные явления.
1) В анализе РВС изобличена игра словами правоприменителей о том, что «изъятие» и «отобрание» ребёнка - это разные вещи. Профессиональная позиция (высказанная, например, экспертом ОП РФ засл. юристом РФ А. И. Хохловым) состоит в том, что юридически значимым является «разлучение ребёнка с родителями вопреки их желанию» из Конвенции о правах ребёнка. А эти слова «отобрание» и «изъятие», для которых в законе даже нет определения, - только его синонимы. Разлучение же бывает законное (только в острой ситуации, по ст. 77 СК или в рамках полномочий по закону «О полиции») и незаконное (в частности. со ссылкой на ФЗ-120 «Об основах профилактики…», который потому так и называется, что разлучения не допускает).
В анализе РВС разобрано, почему несостоятельна ссылка на ст. 13 ФЗ-120 для оправдания изъятия ребёнка из семьи по признаку «социально опасного положения». Статья 13 говорит не о действиях полиции, а об обязанностях СРЦ - в частности, принять ребёнка, но на основании документов - в частности, «акта оперативного дежурного». Само название этого акта подчёркивает, что речь идёт о помещении ребёнка, уже доставленного к этому дежурному в ОВД (где его по закону нельзя держать больше 3 часов), а вовсе не об изъятии ребёнка из семьи. А доставлять в ОВД, по ФЗ-120, можно ребёнка только безнадзорного, что и написано в статье 21, посвящённой полномочиям полиции. А безнадзорный - это «контроль за поведением которого отсутствует» (и то не всякий такой, а ещё с уточнением); то есть и здесь речь вовсе не идёт о разлучении!
А в проекте постановления (п.31) после слов о том, как трудно законно отобрать ребёнка по ст. 77, говорится:
«С учетом указанного выше, судам следует отличать отобрание ребенка от иных мер защиты прав несовершеннолетних, находящихся в социально опасном положении, в частности, предусмотренных (например, помещение несовершеннолетнего на основании акта оперативного дежурного…»
То есть проект не осуждает, а выводит такой «способ защиты прав» из-под критики.
Сама идея, что «социально опасное положение» служит основанием не для помощи, а для принудительного разлучения, взята не из закона, а из незаконной практики, порождённой Инструкцией ПДН, в которую в 2007 году вписали такую возможность, хотя в ФЗ-120 ничего не изменилось (тогда вписали ещё с оговоркой «только в неотложных случаях», которая в современной редакции Инструкции исчезла).
Конечно, в ФЗ-120 не всё сказано чётко, что-то умолчано, но бесспорно одно - в нём нигде нет явного разрешения разлучать семью. А его статья 8 прямо указывает, что нужно соблюдать Конвенцию о правах ребёнка (то есть и запрет разлучения без суда), давая необходимый судам ключ для прочтения подобных неясностей.
2) В анализе РВС перечислены различные уловки органов опеки по расширению понимания выражения «непосредственная угроза», чтобы оправдать немедленное отобрание ребёнка по ст. 77. Заинтересованные в забирании детей правоприменители и НКО стремятся так расширить это понятие, чтобы оно использовалось не только в острой ситуации, ради которой закон делает исключения из принципа неразлучения, но и в ситуации длящегося неблагополучия, в котором ребёнок живёт уже давно, и уже в силу этого не требуется именно немедленное разлучение, а возможны иные меры работы с семьёй. Если при этом и возникает необходимость лишения родительских прав, то это можно сделать в судебном порядке без немедленного разлучения. Власти и НКО изобретают сложные «порядки определения непосредственной угрозы», уже самой своей процедурой говорящие о том, что ситуация допускает не немедленное реагирование, а неспешное рассуждение какой-нибудь комиссией.
Запутывает недобросовестных или невнимательных правоприменителей введённая в 2008 году в Семейный кодекс «поправка Крашенинникова », которая ввела в ст. 121 СК понятие «обстановки, содержащей угрозы» и оно естественно стало путаться с «непосредственной угрозой». (По сути, в ст. 121 добавлена формулировка «социально опасного положения».)
Очевидно, следует помочь правоприменителям (и судам!) не путать два разных понятия из разных статей, требующих разного реагирования системы. Нужно разъяснить, с опорой на факт их различия в законе, разницу между острой ситуацией («непосредственная угроза» ст. 77 СК) и длящейся ситуацией неблагополучия («условия, представляющие угрозу» ст. 121 СК, «обстановке, представляющей опасность… либо не отвечающей требованиям…» - определение «ребёнка в социально опасном положении» ст. 1 ФЗ-120). Нужно объяснить, что только в первом случае законно разлучение-отобрание-изъятие. Вряд ли можно дать более детальное разъяснение судам, не сочиняя норм от себя.
А в проекте постановления (п. 28) во-первых, слово «непосредственная» никак не объясняется, поскольку объяснение «свидетельствующая о реальной возможности наступления негативных последствий…» не указывает на немедленность наступления последствий, без которого «непосредственной угрозой» (и значит поводом для отобрания) можно назвать что угодно (хоть тараканов или щели в окнах). А во-вторых, угроза связывается с «поведением» (а не «действиями», «поступком») родителей, то есть длящимся, а не острым состоянием. Также (п. 32) для проверки законности отобрания указывается необходимым «исследовать акты обследования условий жизни родителей» .
3) В анализе РВС объяснено грубое противоречие с законом практики забирания ребёнка (чаще уже не из семьи, а из образовательной организации) при виде синяков или ссадин. Очевидно, статьи законов о побоях и об отобрании ребёнка взаимно исключают друг друга. Для немедленного отобрания необходима «непосредственная угроза жизни или здоровью»), а побои это по определению воздействия, не повлекшие вреда здоровью.
А в проекте постановления (п. 28) понятие «непосредственной угрозы» хотя и означает «угрозу причинения вреда физическому или психическому здоровью», но связывается, в качестве примера, с «наличием у ребенка признаков физического и (или) психического насилия» (то есть с синяками и ссадинами) «вследствие неправомерных действий со стороны родителей». То есть мало того, что надо ещё разбираться, «вследствие» или «сам упал», а это невозможно сделать перед «немедленным отобранием». Но получается, что непосредственной угрозой причинения вреда называются вчерашние действия, вреда не причинившие!
Столь грубое беззаконие объяснимо только идеологическими установками из брошюр феминисток (типа «если сегодня бьёт, то завтра убъёт» - в психиатрии это называется «синдром умной Эльзы», форма истерического расстройства личности). Но даже если служащий, по своему убеждению, желает преследования родителей за физические наказания, у него нет не только законных оснований, но и необходимости отбирать ребёнка - все необходимые процессуальные действия можно проводить и без разлучения ребёнка с семьёй.
4) В анализе РВС доказывается незаконность практики удержания ребёнка государством после даже законного отобрания (как и незаконность препятствий для свиданий и связи с родителями). На практике родителям часто выставляются условия для возвращения ребёнка. В законе нет никаких оснований для такого внесудебного ограничения родительских прав. РВС предлагает за него вводить административную и уголовную ответственность.
А проект постановления (п. 31) явно закрепляет незаконную практику удержания ребёнка, сочиняя норму, что акт об отобрании «влечёт за собой временное прекращение права родителей (одного из них) либо иных лиц, на попечении которых ребенок находился, на личное воспитание ребенка (до рассмотрения судом заявления об ограничении родителей (одного из них) в родительских правах или о лишении их родительских прав» .
Конечно, в статье 77 вопрос о том, на какое время отбирается ребёнок, не решён, что можно назвать законодательным пробелом. Возможно, что неуклюжей попыткой его закрыть и явилась часть этой статьи об обязательной подаче иска в суд в течение недели после немедленного отобрания, о ненужности которой сегодня уже, похоже, появился консенсус между обществом и ведомствами («против» только НКО-сопроводители, которым хочется расширить недельный срок до месяца). Но это лишь догадки, а фактом материального права, который необходимо учитывать суду, является отсутствие нормы о том, что до самого суда ребёнок обязательно должен быть не дома. Для разъяснения этой трудности необходимо только выйти за пределы статьи 77, и в частности обратить внимание на норму ст. 63: «Родители имеют преимущественное право на обучение и воспитание своих детей перед всеми другими лицами», которое отменяется только судом.
Нуждается в оценке Пленумом и практика судебного решения об отобрании ребёнка до суда в качестве обеспечительной меры по иску о лишении / ограничении родительских прав.
5) В анализе РВС разбирается практика, по которой органы опеки не хотят передавать ребёнка родственникам - он не для них был отобран. Эта практика противоречит установленному законом («Об опеке и попечительстве», ст. 10 ч. 5) приоритету для близких родственников при устройстве ребёнка, для обеспечения которого в том же законе есть возможность немедленно назначить временную опеку. (ст. 12). Полезно было бы разъяснить такую возможность соблюдения этого приоритета органами опеки и попечительства и рекомендовать судам включать соответствующее требование к органу опеки в судебное решение при передаче ребёнка родственникам.
А в проекте постановления (п. 20) вместо этого сочиняется норма, создающая препятствия для родственной опеки и явно заботящаяся об опекунах: «передача судом ребенка на воспитание родственникам и другим лицам допускается только в случае, когда эти лица назначены его опекунами или попечителями» .
Само требование о том, что «в решении суда об ограничении или о лишении родительских прав должно быть указано, кому передается ребенок на воспитание: другому родителю, опекуну (попечителю), если он уже назначен в установленном порядке, либо органу опеки и попечительства» , является самостоятельным нормотворчеством авторов проекта постановления Пленума Верховного суда. Вопрос этот разрешается в Семейном кодексе (ст. 74 п. 4 и ст. 71 п. 5) без опекунов: «При невозможности передать ребенка другому родителю или в случае лишения (ограничения) родительских прав обоих родителей ребенок передается на попечение органа опеки и попечительства». Уже орган опеки решает, кому передать ребёнка. Проект заставляет суды лишать органы опеки выбора варианта устройства, закрепляя ребёнка за опекунами, уже назначенными на основании (искажённой с 2008 года) ст. 121, и которые порой и подают в суд на ограничение / лишение прав родителей.
Таким образом, по всей цепочке действий, связанных с отобранием детей - от изъятия ребёнка полицией до передачи ребёнка замещающим родителям - отвергнутый проект постановления Пленума Верховного суда в чём-то не пресекал, а укреплял незаконную практику.
2. Больше того, в п. 35 он предлагает разрешить судам отказаться от самого принципа законности! Если в п. 31 строго подчёркивается норма ст. 77 СК РФ о том, что отобрание ребёнка возможно «только на основании соответствующего акта органа …», то п. 35 специально написан, чтобы назвать это требование не обязательным, «если по объективным причинам акт не мог быть принят немедленно» . Получается, что закон надо соблюдать, но если не трудно, а если трудно, то не обязательно - и это чуть не санкционировал сам Верховный суд! Тут-то, можно не сомневаться, у работников опеки объективные причины найдутся с лёгкостью! Тем более, что акт, о котором идёт речь, никогда не может быть принят немедленно. В этом и состоит основное противоречие статьи 77, но менять эту норму никак не входит в полномочия Верховного суда, даже действующего «в наилучших интересах ребёнка».
3. В разделе о лишении родительских прав новеллой проекта является необходимость в ходе судебного разбирательства давать оценку, имело ли место злостное уклонение от уплаты алиментов. Но такое деяние - это уголовное преступление (ст. 157) и согласно ст. 49 Конституции, родитель в нём может обвинён только вступившим в силу приговором суда, то есть в уголовном разбирательстве. Эта же норма Конституции игнорируется и в другом новшестве - при определении факта совершения родителем преступления против жизни и здоровья в отношении не только ребёнка, но и супруга. «Факт совершения указанного преступления должен быть подтвержден вступившим в законную силу обвинительным приговором суда либо постановлением (определением) суда или постановлением органа предварительного расследования о прекращении уголовного дела по нереабилитирующему основанию» . То есть когда родителя только обвиняли, но вина уголовным судом не исследовалась (по амнистии, примирению сторон, сроку давности), он всё равно, по проекту постановления, признаётся виновным и заслуживающим лишения родительских прав. Родители могут быть и не виноваты, но пошли на примирение, чтобы не судиться, а жить дружно, а теперь оказывается, что им нужно было оправдываться до конца, иначе у них отнимут ребёнка!
4. Крайне неудачная редакция содержится в п. 24, посвящённом вопросу об отмене ограничения родительских прав. Указывается, что одним из условий такой отмены является, что «возвращение ребенка родителям (одному из них) отвечает интересам ребенка» . Но в Семейном кодексе (ст. 76) делается особая оговорка не для удовлетворения иска, а для отказа в нём - «если возвращение ребенка родителям… противоречит его интересам ». Это изменение в постановлении по сравнению с законом радикально меняет предмет и сторону доказывания, особенно когда с родителем судится богатый опекун, у которого лучшие, чем у родителя материально-бытовые условия. Одно дело - ответчик должен доказывать противоречие интересам ребёнка при передаче родителю, если хочет помешать передаче. Другое - родитель должен доказывать, что в интересах ребёнка возвращение ему ребёнка из более богатых условий.
5. В целом авторам проекта не удалось преодолеть однобокость подхода, связанного с «защитой прав ребёнка», в то время как Фемиде пристало уделять внимание нарушению всех частных и публичных интересов. Об этом говорит замечание в пункте 7 (впрочем, перенесённом, с некоторыми новыми акцентами из постановления 1998 года).
«7. Если при рассмотрении дела суд обнаружит в действиях стороны, других участников процесса, должностного или иного лица признаки преступлений,. совершенных в отношении несовершеннолетнего, он в соответствии с частью 3 статьи 226 ГПК РФ сообщает об этом в органы дознания или предварительного следствия» .
Непонятно, почему суд симметрично не должен обращать внимание тех же органов на превышение должностных полномочий (ст. 286 УК), признаки незаконной передачи под опеку (ст. 154 УК) и других преступлений против семьи и семейных отношений.
Проект обращает внимание только на халатность и только органов опеки и попечительства Почему же органы опеки и попечительства и почему только они? Неужели и судьи Верховного суда находятся в плену обывательского представления, что опека - это ведомство по охране прав детей?
Согласно ст. 56 Семейного кодекса, органы опеки и попечительства для защиты прав и законных интересов ребенка играют особую роль, но только «в случаях, предусмотренных настоящим Кодексом». У них нет полномочий превентивно контролировать семьи, в которых нет детей под опекой. А в соответствии со ст. 70, организаций, на которые возложены обязанности по охране прав несовершеннолетних детей, много - это не только органы опеки и попечительства, а и КДН, и организации для детей-сирот… и другие», и тогда надо упоминать их все.
Но мы помним, как на Парламентских слушаниях марта 2016 г. председатель Судебного состава ВС по семейным делам и делам о защите прав детей А. Кликушин высказался что по его судейскому опыту органы опеки всегда правы:
«…особенно представители общественности указывают, что вроде бы не во всех случаях нужно лишать родительских прав. Возможно, не спорю. Но, проработав восемь лет судьей районного суда, я ни разу не видел такого случая, когда не надо было бы… Если дело дошло до суда, то там уже, как правило, лишать надо. Как правило, это люди социально деградированные (алкоголизм, наркомания), и тут уже выхода не т».
То есть судья демонстрировал презумпцию правоты одной стороны процесса. Такой подход в принципе нельзя назвать корректным, а к тому же нужно учитывать, что опыт А. Кликушина как судьи первой инстанции (1995−2003) относится к другому времени. Времени, когда органы опеки ещё не коррумпировались рынком содержания детей (в виду его отсутствия) и не подвергались именно таким угрозам обвинения в халатности за то, на что у них нет полномочий, из-за которых им спокойнее перестраховаться и отобрать детей в нарушение закона.
6. Положительным в проекте является неоднократное указание на такой вид судебного разбирательства в гражданском процессе, как «признание недействительным акта… об отобрании» . Однако эта формулировка не позволяет однозначно понять, идёт ли речь: 1) о признании акта незаконным (тогда это теперь по КАС, а не по ГПК), 2) о признании его законным, но неправильным, 3) о возможности его отмены в виду изменения ситуации, то есть о необходимости принятия нового акта.
Даже если читатели согласятся не со всеми изложенными доводами, в целом необходимо признать - проект постановления Пленума, посланный Пленумом на доработку, нуждается не в редакционной доработке, а в основательной переработке с учётом действительного анализа судебной практики.
И крайне желательно, чтобы текст содержал сам этот анализ, а не только выводы из него. Иначе эти выводы ничем не отличаются от таких, которые мог бы написать не только Верховный суд, но и какая-нибудь заинтересованная в получении детей на обслуживание НКО.
"Новая адвокатская газета" опубликовала материал по с моим комментарием. Но я, по своей обычной привычке, написал комментариев значительно больше, чем редакция "АГ" могла опубликовать. Публикую самое примечательное.
1. Очень плохое толкование п. 2 ст. 389 ГК о необходимости регистрации уступки требований из зарегистрированного договора в п. 2 проекта.
Действительно, п. 2 ст. 389 ГК требует такой регистрации. Но следовало бы осуществить дифференциацию таких требований. У нас на сегодняшний день требование о госрегистрации действует в отношении всего двух, но весьма распространенных договоров: долгосрочная аренда недвижимости и долевое участие в строительстве. Действительно, когда уступаются права, ради которых было введено требование о регистрации договора, и сама уступка должна быть зарегистрирована: т.е. право арендатора владеть и пользоваться имуществом, обладающее следованием за вещью, и право требовать передачи помещения по ДДУ (хотя даже тут возможны нюансы). Но какой смысл в регистрации уступки арендодателем права требовать уплаты арендных платежей или прав дольщика на получение неустоек, предусмотренных 214-ФЗ? Никакого, только плодить злоупотребления. Пленум мог бы как раз дать дифференциацию таких требований и сказать, когда регистрация нужна, а когда – нет.
2. Абз.1 п.6 – в части определения момента перехода будущих требований просто повторяет закон, при этом не учитывает конструкцию уступки будущих требований, зафиксированную в определении КЭС ВС РФ №305-ЭС16-8204, согласно которой будущее требование в момент его возникновения на "юридическую секунду" возникает у цедента (и в этот момент его могут "поймать", например, кредиторы цедента) и лишь потом возникает у цессионария, если переходу его от цедента ничего не мешает.
И если с разделением перевода долга на привативный и кумулятивный (п. 28-30) проблем нет – просто привнесение в текст пленума слов, необычных для него по стилистике, то, например, в п. 7 однозначно делается отказ от довольно распространенного в теоретической юриспруденции представления об абстрактности цессии (не говорю сейчас, что оно правильно, но оно распространено и довольно обоснованно): этот пункт говорит о том, что недействительность каузы цессии влечет и ее недействительность.
А в п. 8 совсем революционно выводят добросовестное приобретение прав требования по аналогии закона из п. 2 ст. 223 ГК! Если в свое время я хоть и посмеялся, но признал разумным аналогичный подход в Пленума 10/22, где добросовестное приобретение движимости было обосновано так же – через п. 1 ст. 6 и п. 2 ст. 223 ГК, то с правами все намного сложнее. Прежде всего, в том что абз. 2 п. 2 ст. 223 сам отсылает к другой статье – к 302-й, а она связывает защиту добросовестного приобретателя с тем, что тот владеет спорным имуществом, а выбытие его из владения собственника произошло по его воле. В п. 8 проекта про владение ни слова, да и тем более: что считать владением применительно к требованиям? Я бы сказал, что уведомление должника: именно оно – как и владение – выполняет функцию внешней легитимации права, обозначения его перед обязанным лицом. Но в проекте об этом не говорится.
По факту, кстати, сегодня де-факто добросовестное приобретение требований и есть, именно исходя из того, кто первый уведомил должника. А если говорить о добросовестном приобретении по аналогии с приобретением собственности, то, может, как написал Михаил Жужжалов, следует и приобретение требований по давности "владения" признать?
4. К сожалению, ничего не написано про новые 2-3 предложения ст. 386 ГК, которые вступят в силу только с 1 июня 2018 года, но содержат очень опасные новые нормы о запрете должнику ссылаться на возражения против требований, о которых он не заявил сразу после получения уведомления об уступке. Об этой норме, помнится, Артем Карапетов писал – и очень беспокоился ее опасностью для должника. Что, после вступления в силу снова три года ждать разъяснений и в это время блуждать в неопределенности?
5. Совершенно удивил меня абз. 2 п. 31, согласно которому передача договора (институт сам по себе не новый, но отдельно прописанный в законе в 2014 году – на мой взгляд, никакой необходимости в этом нет, т.к. сами-то такие отношения и раньше были, и регулируются они все равно по принципу "передача договора = цессия + перевод долга") влечет возложение на новую сторону договора ранее – до передачи – возникших обязанностей.
Это даже не удивление – это шок, практика сейчас идет совершенено по другому пути. Например, при перенайме с нового арендатора нельзя взыскать долги по арендной плате за прежние периоды (если, конечно, он отдельным соглашением за них не поручился). Вопрос, требующий решения, здесь есть: это вопрос о том, а может ли арендодатель расторгнуть договор с новым арендатором на основании нарушений, допущенных прежним арендатором. И, если может (что тоже не факт: согласие арендодателя на перенаем вполне может рассматриваться как отказ от такого права), то, видимо, мы имеем дело с некоторым возложением на нового арендатора некоторой ответственности за долги старого, но в любом случае не путем признания его ответственной стороной.
Если же идти по логике, предлагаемой проектом, то этак и коммунальную задолженность начнут предъявлять новому собственнику жилья – с чем долго боролись и о чем до сих пор мечтают коммунальные организации.
6. Еще по процессуальным вопросам есть спорные моменты. Так, написано, что делать, если цедент не соглашается на замену истца в процессе, но что делать, если такого согласия не дает цессионарий, не говорится. И каковы оказываются материально-правовые последствия взыскания уступленного долга в пользу цедента.
Говорят, проект Пленума отправили на доработку. Интересно, по каким основаниям. Хотелось бы, чтобы вот эти вопросы как-то были разрешены в ходе доработки.
Сегодня утвердил два постановления на уголовно-правовую тематику. Первое предлагает изменить УПК и отдать уголовные дела по административной преюдиции в районные суды. Сейчас их рассматривают мировые судьи, которым нередко приходится "оценивать" собственные судебные акты, чтобы решить, привлекать ли "административного" нарушителя к уголовной ответственности. Но это вряд ли может гарантировать объективную беспристрастность, признали на Пленуме. Он принял еще одно постановление, которое инструктирует, как судам рассматривать уголовные дела по первой инстанции в общем порядке. Его обсуждали пару недель назад и отправили на доработку. О наиболее важных дополнениях рассказал докладчик Пленума.
Административную преюдицию - районным судам
Сегодня, 19 декабря, Пленум Верховного суда одобрил идею внести в Госдуму изменения в УПК, которые отдадут уголовные дела с административной преюдицией на рассмотрение судьям районных судов. Это должно прекратить практику, когда один и тот же мировой судья привлекает то же самое лицо к административной, а потом - к уголовной ответственности. Это не всегда отвечает принципам объективности и беспристрастности, признался на заседании докладчик, судья ВС Дмитрий Сабуров .
Речь идет о «мелких» составах, например, о нарушении ПДД (ст. 264.1 УК) или нанесении побоев (ст. 116.1 УК) лицом, которое уже получило административное взыскание. Такие дела нередко попадают к одному и тому же мировому судье, потому что повторное нарушение часто совершается по тому же адресу, объяснил Сабуров. Получается, такой судья, по сути, проверяет свое собственное «административное» решение, чтобы решить, привлекать ли человека к уголовной ответственности. ВС предлагает отдать эту функцию судьям районных судов, но это лишь незначительно увеличит их нагрузку, поскольку таких дел немного, пообещал Сабуров.
Проект разрешает менять территориальную подсудность уголовного дела в том случае, если «объективность и беспристрастность судьи может быть поставлена под сомнение» (п. 2 ч. 1 ст. 35 УПК). Ходатайство об изменении территориальной подсудности рассматривает вышестоящий суд. Таким образом, решение не принимает председатель суда первой инстанции, подчеркнул Сабуров. На разрешение ходатайства об изменении территориальной подсудности планируют отвести 10 дней. Установление такого самостоятельного срока должно упорядочить процедуру, сказал замгенпрокурора Владимир Малиновский .
Как рассматривать уголовные дела: новые инструкции
Кроме того, ВС принял постановление о том, как судам рассматривать уголовные дела по первой инстанции в общем порядке. Проект постановления обсуждали 30 ноября (см. новости и ) и решили доработать. Большинство замечаний в итоге учли. Наиболее важные дополнения в проекте осветил докладчик, судья ВС Александр Замашнюк . Если ходатайство подано преждевременно, судья его отклоняет, гласило одно из разъяснений. Его дополнили уточнением о том, что суд сначала все-таки должен принять меры к его разрешению, если это возможно - например, предложить сторонам представить дополнительные доказательства. «Это обеспечит не только своевременность, но и законность решения», - полагает Замашнюк . Судей освободили от обязанности несколько раз зачитывать в обвинении фактические обстоятельства преступления, если несколько человек совершили одно преступление.
Уточняется, что подсудимый и потерпевший могут давать показания в любой момент процесса только с разрешения председательствующего. «То есть это право неабсолютное», - прокомментировал Замашнюк . Если заявлено ходатайство об оглашении показаний потерпевшего, подсудимого и свидетеля во время следствия, суд разрешает его после того, как данное лицо допросили обвинение и защита. После оглашения показаний стороны могут задать этому человеку дополнительные вопросы в том же порядке, что и в первоначальном допросе.
Изменено разъяснение, которое касается нового п. 2.1 ст. 281 УПК. Эта норма разрешает суду по своей инициативе зачитать показания потерпевшего и свидетеля, не явившихся в суд. Для этого необходимо, чтобы обвиняемый в предыдущей стадии процесса мог оспорить такие показания по существу. Например, в ходе очной ставки - такой пример приводился в предыдущем проекте. А на прошлом заседании Пленума предлагалось дополнить документ другими примерами. Но в итоге и от них решили вовсе отказаться. Это вопрос будущего, потому что практика по статье еще только складывается, пояснил Замашнюк .
