Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
В Страсбургском университете познакомился с Марком Блоком , ставшим его близким другом. В 1929 году Марк Блок и Февр основали журнал «Анналы экономической и социальной истории » (с 1946 года - «Анналы. Экономика. Общества. Цивилизации »), вокруг которого сформировалась в дальнейшем «новая историческая наука», школа «Анналов» , произведшая переворот в истории знаний. После смерти Марка Блока Февр один стоял у руля журнала «Анналы».
Февр - учёный энциклопедической образованности и широкого круга интересов, автор исследований по истории XVI в.: «Судьба Мартина Лютера » (), «Ориген и Деперье , или Загадка „Кимвала мира“ » (), «Вокруг Гептамерона, любовь священная и любовь мирская » (), «Проблема неверия в XVI в.: религия Рабле » (). Его деятельность не исчерпывалась исследованием культуры и психологии людей XVI века. Февр много сделал для утверждения новых принципов исторического познания, посвятил своё творчество «боям за историю», за новую историческую науку - науку о человеке, его ментальности, особенностях его мировосприятия, о стереотипах мышления, чувствах.
Люсьен Февр сыграл важную роль в становлении новой отдельной дисциплины «История книги ». В 1950-х годах он занялся исследованием причин и последствий изобретения книгопечатания. Он пригласил молодого библиографа, историка Анри-Жан Мартена для совместной работы и доверил ему редактирование и подготовку издания к печати. После смерти Февра в 1956 году Мартен продолжил работу и в 1958 году выпустил книгу под названием «L’apparition du livre » («Появление книги »). Именно на основе сотрудничества с Февром, Мартен стал последовательно развивать историю книги как дисциплину, учитывая основные принципы школы «Анналов».
Библиография
- Февр Л. . М., 1991
Избранные работы на французском языке
- Philippe II et la Franche-Comté. Étude d’histoire politique, religieuse et sociale , Paris, Honoré Champion, 1911, 808 p.
- Notes et documents sur la Réforme et l’Inquisition en Franche-Comté , Paris, 1911, 336 p.
- Histoire de la Franche-Comté , Paris, Boivin, 1912, 260 p.
- La Terre et l"évolution humaine , Paris, Albin Michel, " L"évolution de l’Humanité ", 1922.
- Un Destin. Martin Luther , Paris, Presses Universitaires de France, 1928.
- Civilisation. Évolution d’un mot et d’un groupe d’idées , Paris, Renaissance du livre, 1930, 56 p.
- Le Rhin. Problèmes d’histoire et d"économie , Paris, Armand Colin, 1935.
- (dir.) : Encyclopédie française , 11 volumes parus de 1935 à 1940.
- Le Problème de l’incroyance au XVIe. La religion de Rabelais , Paris, Albin Michel, Coll. L"évolution de l’humanité, 1942, 548 p.
- Origène et Des Périers ou l"énigme du Cymbalum Mundi , Paris-Genève, Droz, 1942, 144 p.
- Autour de l’Heptaméron. Amour sacré, amour profane , Paris, Gallimard, 1944, 300 p.
- Les Classiques de la liberté : Michelet , Lausanne, Traits, 1946, 162 p.
- Combats pour l’histoire , Paris, Armand Colin, 1953, 456 p.
- Au cœur religieux du XVIe , Paris, SEVPEN, 1957, 359 p.
- L’Apparition du livre, Albin Michel, Paris, 1958 (réimpr. 1971, 1999), 19×12,5 cm, 600 p. (В сотрудничестве с Анри-Жан Мартеном)
- Pour une histoire à part entière , Paris, SEVPEN, 1962, 860 p.
Библиография на русском языке
- Бои за историю / Пер. с фр. - М.: Наука, 1991. - 629 с. (Памятники исторической мысли) - 13 000 экз. - ISBN 5-02-009042-5
|
||||||||||||||
Ошибка Lua в Модуль:External_links на строке 245: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Напишите отзыв о статье "Февр, Люсьен"
Отрывок, характеризующий Февр, Люсьен
На какое-то мгновение я увидела множество прозрачных человеческих фигур, стоящих вокруг, но они все почему-то очень быстро исчезли. Остался только мой первый гость, который всё ещё касался рукой моего лба и от его прикосновения в моё тело текло очень приятное «звучащее» тепло.– Кто они? – спросила я, показывая на «бабочек».
– Это ты, – опять прозвучал ответ. – Это ты вся.
Я не могла понять, о чём он говорит, но каким-то образом знала, что от него идёт настоящее, чистое и светлое Добро. Вдруг очень медленно все эти необычные «бабочки» начали «таять» и превратились в изумительный, сверкающий всеми цветами радуги звёздный туман, который стал постепенно втекать обратно в меня... Появилось глубокое чувство завершённости и чего-то ещё, что я никак не могла понять, а только лишь очень сильно чувствовала всем своим нутром.
– Будь осторожна, – сказал мой гость.
– Осторожна в чём? – спросила я.
– Ты родилась… – был ответ.
Его высокая фигура начала колебаться. Поляна закружилась. А когда я открыла глаза, к моему величайшему сожалению, моего странного незнакомца уже нигде не было. Один из мальчишек, Ромас, стоял напротив меня и наблюдал за моим «пробуждением». Он спросил, что я здесь делаю и собираюсь ли я собирать грибы… Когда я спросила его сколько сейчас время, он удивлённо на меня посмотрев ответил и я поняла, что всё, что со мной произошло, заняло всего лишь несколько минут!..
Я встала (оказалось, что я сидела на земле), отряхнулась и уже собралась идти, как вдруг обратила внимание на весьма странную деталь – вся поляна вокруг нас была зелёной!!! Такой же изумительно зелёной, как если бы мы нашли её ранней весной! И каково же было наше общее удивление, когда мы вдруг обратили внимание, что на ней откуда-то появились даже красивые весенние цветы! Это было совершенно потрясающе и, к сожалению, совершенно необъяснимо. Вероятнее всего, это было какое-то «побочное» явление после прихода моего странного гостя. Но ни объяснить, ни хотя бы понять этого, к сожалению, я тогда ещё не могла.
– Что ты сделала? – спросил Ромас.
– Это не я, – виновато буркнула я.
– Ну, тогда пошли, – согласился он.
Ромас был одним из тех редких тогдашних друзей, кто не боялся моих «выходок» и не удивлялся ничему из того, что постоянно со мной происходило. Он просто мне верил. И поэтому я не должна была никогда ничего ему объяснять, что для меня было очень редким и ценным исключением. Когда мы вернулись из леса, меня тряс озноб, но я думала, что, как обычно, просто немного простудилась и решила не беспокоить маму пока не будет чего-то более серьёзного. Наутро всё прошло, и я была очень довольна тем, что это вполне подтвердило мою «версию» о простуде. Но, к сожалению, радоваться пришлось недолго…
Утром я, как обычно, пошла завтракать. Не успела я протянуть руку к чашке с молоком, как эта же тяжёлая стеклянная чашка резко двинулась в мою сторону, пролив часть молока на стол... Мне стало немножко не по себе. Я попробовала ещё – чашка двинулась опять. Тогда я подумала про хлеб... Два кусочка, лежавшие рядом, подскочили и упали на пол. Честно говоря, у меня зашевелились волосы… Не по-тому, что я испугалась. Я не боялась в то время почти ничего, но это было что-то очень уж «земное» и конкретное, оно было рядом и я абсолютно не знала, как это контролировать...
Я постаралась успокоиться, глубоко вздохнула и попробовала опять. Только на этот раз я не пыталась ничего трогать, а решила просто думать о том, чего я хочу – например, чтобы чашка оказалась в моей руке. Конечно же, этого не произошло, она опять всего лишь просто резко сдвинулась. Но я ликовала!!! Всё моё нутро просто визжало от восторга, ибо я уже поняла, что резко или нет, но это происходило всего лишь по желанию моей мысли! И это было совершенно потрясающе! Конечно же, мне сразу захотелось попробовать «новинку» на всех окружающих меня живых и неживых «объектах»...
Первая мне под руку попалась бабушка, в тот момент спокойно готовившая на кухне очередное своё кулинарное «произведение». Было очень тихо, бабушка что-то себе напевала, как вдруг тяжеленная чугунная сковорода птичкой подскочила на плите и с жутким шумом грохнулась на пол… Бабушка от неожиданности подскочила не хуже той же самой сковороды... Но, надо отдать ей должное, сразу же взяла себя в руки, и сказала:
– Перестань!
Мне стало немножечко обидно, так как, что бы не случилось, уже по привычке, всегда и во всём обвиняли меня (хотя в данный момент это, конечно, было абсолютной правдой).
Введение
Актуальность исследования . В последнее время в условиях «антропоцентрического поворота» в гуманитарных и социальных науках произошла переориентация научного интереса с изучения общественных структур и процессов на анализ их личностного, человеческого наполнения. Происходит явный рост интереса к антропологической интерпретации культуры в ее индивидуально-личностном аспекте, к реальному содержанию обыденной жизни и сознания людей, символическим системам, обычаям и ценностям, психологическим установкам, стереотипам восприятия и моделям поведения. Такая смена ориентаций столкнулась с известными методологическими трудностями: теории, анализирующие структуры и процессы социальной жизни, мало пригодны для изучения проблем человеческой индивидуальности. Помимо психологии, по определению изучающей личностные свойства человека, был найден и уже освоен другой путь исследования этого феномена в его исторической динамике - историческая антропология, стремящаяся к реконструкции «картины мира» людей различных эпох, их образов жизни, норм социального поведения.
Этот поворот сопровождается и терминологическим поиском. Например, понятиям «этническое или национальное сознание», порой, не хватает исторической конкретности, и поиск идет дальше, к максимально глубинному смыслу этнического или национального. Так, в научный обиход вводится термин - «ментальность» или «менталитет», обозначающий глубинные структуры национального характера, фундаментальные характеристики народного духа, проявления массовой психологии. Это «оазисная» картина мира, находящаяся где-то на границе сознательного и бессознательного, мотивирующая доведенные до автоматизма психологические и поведенческие реакции на должное и недолжное, добро и зло, представляет собой некое «коллективное бессознательное», играющее значимую роль в мироощущении и поведении людей.
Изучение ментальности - не только особая сфера культурологических исследований, но и сравнительно широкое межотраслевое поле научных интересов. Ментальность сегодня является категорией культурологии, истории, социологии, этнологии, психологии, лингвистики и в каждой научной специальности получила свое специфическое истолкование.
Цель исследования: осмысление феномена менталитета с точки зрения Люсьена Февра.
Задачи:
Сформулировать определение понятия "менталитет" с позиции системно-целостного подхода к феномену;
- выявить истоки происхождения и формы проявления ментальности в процессе развития человеческой культуры;
- рассмотреть теоретическую проблему взаимодействия менталитета и национального характера на материале Люсьена Февра «Бои за историю».
Историография. В прошедшем столетии коррелирующие между собой исследования в философии, антропологии, лингвистике, психологии, культурологии, философии истории привели к введению в научный обиход проблематики ментальности и ментальных структур, в чем убеждает анализ трудов Л. Леви-Брюля, которого первым ввел в научный
терминологический аппарат категорию менталитета. Нужно обратить внимание на то, что, начиная с Л. Леви-Брюля, категория менталитета стала употребляться не столько для характеристики особенностей типа мышления какого-либо социального объединения или этнической общности, сколько для отражения ее специфики в рамках конкретной исторической эпохи, на основе огромного эмпирического материала – отчетов этнологов, записей путешественников, миссионеров и т.п. – стремился выявить различия между чисто познавательными индивидуальными представлениями и коллективными представлениями «примитивных народов».
Л. Февр, выдающийся французский ученый, совершивший со своими единомышленниками и соратниками методологическую революцию в истории, человека, который ярче всех описал драматизм ситуации, сложившейся в научном знании первой половины XX в.
«От одного толчка рушилось целое представление о мире, выработанное в течение веков поколениями ученых, – представление о мире абстрактном, обобщенном, заключающем в себе свое объяснение. Старые теории необходимо было заменить новыми. Следовало пересмотреть все научные понятия. "Бои за историю" Люсьен Февр вел с эрудитской историографией, укрывавшейся от действительности за каталогами с выписками из древних текстов, в которых она была неспособна ощутить живых людей.
Сборник демонстрирует "битвы Февра за историю", за новую историческую науку в его понимании - "науку о человеке".
Совместная работа с Л. Февром не помешала М. Блоку , выразить свое согласие со своим коллегой по многим проблемам исторической науки, создать собственное видение исторического процесса и соответствующее ему понимание ментальности. Идеи М. Блока не столько противоречили взглядам Л. Февра, сколько дополняли их, раскрывали новые возможности исторического познания.
1.Теория ментальности по Люсьену Февру
Ментальность, способ видения мира, отнюдь не идентична идеологии, имеющей дело с продуманными системами мысли; она во многом - может быть в главном - остается не рефлексируемой и логически не выявленной. Ментальность - не философская, научная или эстетическая система, а тот уровень общественного сознания, на котором мысль не отчленена от эмоции, от латентные привычки, от приемов сознания, - люди ими пользуются сами того не замечая, не вдумываясь в их существо и предпосылки, в их логическую обоснованность.
История ментальности выступала антитезой традиционной истории.
Л. Февр считал историю «аристократкой по рождению» за то, что она изучала жизнь лишь великих людей и мало что знала о «неясных движениях безымянных человеческих масс, обреченных, образно выражаясь, на черную работу истории». Благодаря изучению ментальности, историческая наука
получила возможность обратиться к исследованиям массового сознания
(представлениям о жизни, смерти, окружающем мире, о чудесном и сакральном) и чувств людей прошлого (страх, предрассудки, фобии, смех), чем существенно расширила свою предметную область.
Л. Февр полагал, что выявление уникальности в отдельном историческом событии или в выдающейся личности невозможно «без обращения к общим понятиям и без чего-то большего, чем поверхностное упоминание контекста». Поиск этого «большего» привел Л. Февра к психологии, на которую обратил внимание еще его учитель Анри Берр, считавший историю в целом историей рождения и развития психики.
Важнейшим недостатком при анализе деяний великих исторических личностей в традиционной историографии Л. Февр считал приписывание мыслей и чувств современного человека людям прошлого. Чтобы избежать этого недостатка Л. Февр вводит понятие «духовное оснащение». Иными словами, «нужно выявить архетипы сознания, которые присущи людям данной эпохи и в которых они не отдавали себе ясного отчета, применяя их «автоматически», не задумываясь об их природе и содержании». При этом необходимо учитывать, что для каждой цивилизации присущ свой собственный психологический аппарат, который «отвечает потребностям ранней эпохи и не предназначен ни для человеческого рода вообще, ни даже для эволюции отдельной цивилизации».
Ментальность для Л. Февра выступает в двух проявлениях. Во-первых, как инструмент для более всестороннего и полного изучения истории. Изучает ментальность как историк культуры и цивилизации с целью выявления коллективного в индивидуальном. Во-вторых, ментальность предстает как объективная реальность, которая играет существенную роль в жизни общества и индивида.
Таким образом, через воспроизводство одинаковых эмоциональных состояний членов общества в определенной ситуации происходит формирование системы отношений людей к отдельным явлениям жизни, которая через ритуалы и традиции передается последующим поколениям. Эта складывающаяся система отношений и оказывает влияние на среду, формируя ее под себя.
2.Критика традиционных подходов в историографии
Уже к концу 20-х годов стало очевидным, что ни традиционный либерализм, ни откровенно апологетические концепции буржуазного реформизма не отвечают новым интеллектуальным и идеологическим запросам. Назрела потребность в более широких научных обобщениях, в более углубленных раздумьях о судьбах цивилизации вообще и французского общества в частности. Повышение роли народных масс во французском обществе способствовало полевению значительной части интеллигенции. В этих условиях наиболее прогрессивно мыслящие ученые начали осознавать, что одним из важнейших условий развития исторической науки и усиления ее влияния на судьбы Франции является отказ от традиционной буржуазной схемы мышления, и в том числе от антикоммунистического варианта этой схемы. В то же время связи с господствующим классом, равно как и весь груз буржуазной культуры, удерживали большинство французской интеллигенции от обращения к революционной теории марксизма.
Эти настроения М. Блок и Л. Февр смогли не только почувствовать, но и выразить полнее и лучше других. Из сказанного, однако, не следует делать вывод, что эта объективная основа сразу же воплотилась в субъективное стремление основателей "Анналов" разработать альтернативу марксизму. Действительность оказалась значительно сложнее. Она не вписывалась в строго определенные рамки социального заказа. Блок и Февр не занимали четкой позиции в социальных и политических битвах современности. Не продемонстрировали они и стремления охарактеризовать наиболее важные события в социальной жизни XX в., дать им оценку. Это не означает, разумеется, что они вообще не выразили своего отношения к окружающей их действительности.
Л. Февр был глубоко убежден, что наука не делается в " башне из слоновой кости" учеными, живущими вне времени и пространства жизнью чистой интеллектуальности. Неоднократно возвращаясь к мысли о тесной связи исторической науки с жизнью, Февр конкретизировал ее в том плане, что историю какой бы то ни было науки невозможно воссоздать без учета ее отношений с экономикой, политикой, социальными условиями конкретной исторической эпохи. Научные концепции, говорил он, возникают не в сфере "чистых идей", а в самой действительности, их вырабатывают не оторванные от жизни маньяки, а конкретные люди, которые независимо от того, осознают они это или нет, извлекают именно из окружающей их среды все объекты для своих размышлений.
3. Психология в историческом исследовании Люсьена Ферна
В психологии современного человека Л. Февр обратил внимание на амбивалентность чувств, которую невозможно объяснить логически. Ученый видит ее причину в тех постоянных резких сменах эмоций, которые переживал человек прошлого. Произошло закрепление этого процесса в психических реакциях, которые и управляют эмоциями современного человека. «Всмотримся же в самих себя. Сколько находок может обнаружить археология человеческих мыслей в той последовательной смене слов, что составляют первооснову нашего сознания! Это наследие, завещанное нам предками. И мы должны принять его безоговорочно. Ибо мертвые все еще сохраняют власть над нами, живыми».
Вертикаль психологической взаимосвязи представителей разных эпох, выявленная Л. Февром, имеет два элемента в своем содержании. Во-первых, она означает наличие в сознании современного человека тех архетипов сознания всего множества предшествующих поколений, которые каждый человек, сам того не зная, наследует в момент своего рождения. Во-вторых, нижняя и верхняя точки этой вертикали имеют разное наполнение. Иначе говоря, ментальность индивида и общества в целом претерпевает определенные изменения со временем, несмотря на незначительность этих изменений, историк может их проследить. Верхняя точка определяется за счет того времени и тех событий, свидетелем которых стал индивид. «Человек порой больше похож на свое время, чем на своего отца», - гласит восточная мудрость. Нижняя точка представляет собой то восприятие мира, которое человек наследует от предков.
Февр воспринял те подходы в изучении человеческой психики, которые разрабатывали психологи и этнологи и смело использовал их в истории. Коллективное бессознательное получило “право гражданства” в историческом исследовании.
Таким образом, по мнению Люсьена Февра, наличию такой вертикальной связи, оказывается возможным лучше понять не только психические реакции человека прошлого, но и психологию нашего современника.
Заключение
Проанализировав работу Люсьена Февра «Бои за историю», мы пришли к следующим выводам, что ментальность, в его понимании- это задача человеку, она неосознанная и изучать ее необходимо, используя в качестве источников все результаты человеческой деятельности: не только писаные тексты, но и орудия труда, ритуалы, верования и т.п. Даже явления экономической жизни, а в первую очередь психологические феномены, факты верований и убеждений.
Свою главную задачу Л. Февр усматривал в обосновании новых принципов исторического познания. Пафос его творчества - возвращение историческому знанию утраченного им гуманистического содержания, насыщение истории проблематикой, связанной с жизнью современного общества и диктуемой коренными, глубинными его запросами.
Он вёл битву за научную историю против традиционной, повествовательной и эрудитской историографии, решительно отвергнув историю-рассказ, разработав концепцию истории-проблемы и преодолев, таким образом, упрощённый событийный подход к освещению исторического прошлого. Он противопоставил повествованию о событиях исследование глубинных пластов исторической действительности. Он стремился обнаружить в текстах источников ненамеренные, непроизвольные высказывания, а также то, о чём авторы исторических текстов сообщали помимо собственной воли, тот «остаток», который не подвергся внутренней цензуре создателей текстов.
n1.doc
Люсьен Февр
ЦИВИЛИЗАЦИЯ:
ЭВОЛЮЦИЯ СЛОВА И ГРУППЫ ИДЕЙ
Проследить историю какого-нибудь слова - такой труд никогда не бывает напрасным. Кратким ли будет это путешествие или долгим, однообразным, полным приключений - оно в любом случае поучительно. Можно, однако, насчитать в обширном лексиконе культуры дюжину терминов, никак не больше, скорее меньше, прошлое которых следует изучать не просто ученому-эрудиту но историку - да, историку в полном смысле этого слова.Эти термины, смысл которых, более или менее приблизительно очерченный словарями, продолжает эволюционировать по мере развития гуманитарных знаний, предстают перед нами обогащенными, если можно так выразиться, всей историей, сквозь которую они прошли. Достаточно одних этих терминов, чтобы проследить и точно измерить (с некоторым опозданием, ибо язык не быстрое средство регистрации) превращения группа фундаментальных понятий; человеку нравится считать их незыблемыми, так как их незыблемость как бы гарантирует ему уверенность и безопасность 1* . Воссоздать историю французского слова «цивилизация» на деле означает реконструировать этапы глубочайшей революции, которую совершила и через которую прошла французская мысль от второй половины XVIII века и по наше время. И тем самым охватить взглядом - с особой точку зрения - историю, интерес и значение которой не ограничиваются пределами одного государства. Даже краткий предварительный очерк этой революции, который приводится ниже, позволил, быть может, более точно датировать ее этапы. Во всяком случае, он лишний раз покажет следующее: ритм волн, качающих наше общество, то, что в конечном счете определяет этот ритм устанавливает его, - это не прогресс какой-нибудь частной науки и мыслей, обращающихся в той же сфере,- это прогресс всех дисциплин, всех знаний, которые помогают друг другу.
1* Заметим в скобках, что ни один маститый историк не надоумил, ни один молодой историк не дошел своим умом до мысли посвятить истории какого-нибудь из этих слов углубленное исследование - скажем, докторскую диссертацию. Это отлично рисует то состояние не материальной, а духовной неорганизованности, в котором по-прежнему пребывают исследования по современной истории. Подобного рода монографии есть в области древней истории, и мы знаем, насколько они полезны и поучительны. Ясно, что написать такие монографии непросто - для этого нужны историки, обладающие большой философской культурой: aves гагае [редкие птицы]. Есть, однако, и такие; а если нет, то нужно позаботиться о том, чтобы их воспитать.
Давайте четко очертим проблему. Несколько месяцев назад Сорбонне была защищена диссертация. В ней шла речь о цивилизации тупи-гуарани. Эти тупи-гуарани. племена Южной Америки, полностью соответствуют тому, что наши отцы называли словом «дикари». Однако представление о цивилизациях племен нецивилизованных уже давно стало обычным. Мы без большого удивления узнали бы, что некий археолог (если бы археология доставила ему такие материалы) начал толковать о цивилизации гунной - тех самых гуннов, о которых нас учили недавно, что они были «бичом цивилизации». Между тем наши газеты и журналы и мы сами не перестаем твердить об успехах, завоеваниях и благодеяниях цивилизации. То убежденно, то с иронией, порою - с горечью. Но так или иначе говорим. О чем же это свидетельствует, если не о том, что одно и го же слово служит для обозначения двух разных понятий? В первом случае слово «цивилизация» означает для нас попросту совокупность свойств и особенностей, которые открывает взгляду наблюдателя коллективная жизнь некоторой человеческой группы: жизнь материальная, интеллектуальная, моральная, политическая и (чем бы заменить это неудачное выражение?) - жизнь социальная. Именно это было предложено назвать «этнографической концепцией цивилизации» 2* . С одной стороны, она не содержит в себе никакого оценочного суждения - ни об отдельных фактах, ни даже о совокупности изученных данных. С другой - не имеет дела с отдельными индивидами, взятыми сами по себе, с их индивидуальными реакциями, с их поведением и поступками. Она относится в первую очередь к категории «коллективных».
Во втором случае, когда мы говорим об успехах пли упадке, о величии и слабостях цивилизации, мы, конечно, прибегаем к суждениям оценочным. Мы исходим из того, что цивилизация, о которой идет речь - наша цивилизация,- есть нечто великое и прекрасное, а также нечто более благородное и более комфортабельное, лучшее как в моральном, так и в материальном отношении, нежели то, что не есть цивилизация, - нежели дикость, варварство или полуцивилизованность. Мы, конечно, уверены, что эта цивилизация, участниками и носителями, нахлебниками и пропагандистами которой мы являемся, придает нам всем ценность, престиж, высокое достоинство. Ибо она - коллективное благо, которым пользуются цивилизованные общества. Но также - и личная привилегия, и каждый гордо объявляет себя ее обладателем.
Итак, в нашем языке, имеющем репутацию ясного и логичного, одно и то же слово означает два очень разных понятия. почти противоположных. Как это произошло? Как и в какой степени сама история слова может помочь в объяснении этой загадки?
Слово «цивилизация» появилось в языке недавно. Андре Лун Мадзиии на первой странице своей книги «Об Италии, о ее отношении к свободе и современной цивилизации» пишет: «Это слово появилось во Франции, оно создано французской мыслью последнего столетия». Мадзини предвосхищает письмо Ницше Стриндбергу, который в 1838 году выражал сожаление, что он но немец: «Нет никакой иной цивилизации, кроме французской. Против этого нечего возразить; это сама истина, и она безусловно верна» 3* . Подобные утверждения, как мы увидим далее. ставят, но не разрешают один довольно важный вопрос Во всяком случае, одно остается неоспоримым: слово «цивилизация) (civilisation) было придумано специально и вошло в язык недавно.
Кто его произнес первым или хотя бы - кто его первым напечатал? Этого мы не знаем. Таким признанием никого не удивишь. У нас очень беден инструментарий - скажем честно, мы вовсе не вооружены, чтобы изучать историю слов, недавно появившихся в нашем языке. У нас нет ничего, кроме серии «Словарей Французской академии» (1694, 1718, 1740, 1762, 1798. 1835, 1878) и классических сводов - от Фюретьера через «Энциклопедию» и до Литтре, дополняющих упомянутые выше фундаментальные издания; кроме - в том, что относится к -XVIII веку,- нескольких работ, дельных, но кратких и слишком общих, таких, как исследование Гоэна «Изменения во французском языке с 1710 по 1789 год» (1903) или работы Макса Фрея «Изменения французской лексики в эпоху Революции 1789- 1800» (1925). И если я называю эти работы слишком общими, то только потому, что к этому принуждают факты: нам очень недостает двух десятков словарей языка отдельных авторов: языка Монтескье, Вольтера, Тюрго, Руссо, Кондорсе и других,- а только такие работы позволили бы написать одну из самых замечательных и свежих глав той всеобщей история французской мысли, отраженной в языке, важность и плодотворность которой столь убедительно доказывает г-н Фердинанд Брюно своею «Историей французского языка».
Тот, кто имеет намерение заняться историей слова, появившегося в XVIII столетии, вынужден искать, зондировать вслепую, блуждать по беспредельному морю литературы, не имея в своем распоряжении никаких индексов пли лексических сводов, которые могли бы ему помочь. И вот ради результата, который неизвестно еще, будет ли достигнут, растрачиваются многие часы работы. Что касается меня, то, проводя много времени за чтением книг, по возможности подобранных в соответствии с темой, я не нашел слова «цивилизация» во французских текстах, напечатанных ранее 1766 года.
Я знаю, что появление этого неологизма обычно относят ко временам более ранним, к речам молодого Тюрго в Сорбонне. В работе Гоэна приводится дата рождения слова «цивилизация» «около 1752 года» и дается ссылка - «Тюрго, II, 674» 4* . Очевидно, что имеется в виду не издание Шелля - оно одно только и авторитетно,- а издание Дера и Дюссара, два тома которого, напечатанные по изданию Дюпона де Немура, вышли в «Собрании трудов виднейших экономистов» в 1844 году. В этом издании опубликованы, или, вернее, перепечатаны, во втором томе (с. 671) «Мысли и фрагменты, которые были занесены на бумагу, чтобы использовать их в какой-нибудь из трех работ по всеобщей истории, или Об успехах и упадке наук и искусств». На странице 674 можно прочесть: «В начале цивилизации успех» могут быть и особенно казаться быстрыми». К сожалению, слово «цивилизация», по всей вероятности, принадлежит не Тюрго, а Дюпону де Немуру, который мог употребить его вполне естественным образом, публикуя значительно позднее труды своего учителя 5* . Это слово невозможно найти в тексте, воспроизведенном г-ном Шеллем непосредственно по рукописям 6* . Мы не находим слова «цивилизация» ни в речах 1750 г., ни в письме 1751 г. к мадам де Граффиньи по поводу «Писем перуанки», ни в статье «Этимология» в «Энциклопедии» (1756). Во всех этих произведениях 7* смысл часто требует, на наш взгляд, того самого слова, на которое приор Сорбонны 1 якобы отважился в 1750 году; однако он ни разу его не употребляет; он не пользуется даже глаголом «цивилизовать» (civiliser), причастием «цивилизованный» (civilise), которые уже были в употреблении. Он придерживается слов «police» и «police» - короче, получается, что он единственный раз в жизни написал на бумаге слово, которым больше никогда не пользовался и, добавим, на которое не отважился после этого более десяти лет ни один из его современников: ни Руссо в своем «Рассуждении», снискавшем награду в 1750 году в Дижоне, ни Дюкло в своих «Размышлениях о нравах нашего века» (1751), ни Гельвеции в своей книге «Об уме»; не будем удлинять перечень.
Итак, только в 1766 году мы обнаруживаем интересующее нас слово в напечатанном виде. В этом году в Амстердаме у Рея вышла в двух разных изданиях (одно было in-quarto, другое - три тома in-12°) «Древность, разоблаченная в своих, обычаях» недавно скончавшегося г-на Буланже. В третьем томе издания in-12 читаем: «Когда дикий народ становится цивилизованным, ни в коем случае не следует считать акт цивилизации законченным после того, как народу даны четкие и непререкаемые законы: нужно, чтобы он относился к данному ему законодательству как к продолжающейся цивилизации» 8* . Это оригинальное и очень удачное выражение выделено курсивом. «Древность» была опубликована посмертно: автор скончался в 1759 году. Таким образом, слово можно было бы датировать самое позднее этим годом - если бы мы не знали, что был человек, дополнивший, если не переработавший рукопись покойного инженера мостов и дорог Буланже, чтобы она увидела свет. И этим человеком был великий творец неологизмов перед лицом вечности барон де Гольбах, написавший, например, в 1773 году в своей «Системе общества»: «В обществе человек электризуется», - и это через два года после того, как вышла из печати «История электричества» Пристли 9* . И вот какое удивительное обстоятельство: де Гольбах употребляет слово «цивилизация» в своей «Системе общества» 10* . А Буланже - никогда, ни разу, за исключением фразы, процитированной выше. Я внимательно прочел «Исследование происхождения восточного деспотизма», посмертно изданный в 1761 году труд «г-на В. I. D. Р. Е. С.» * ; слово «цивилизованный» встречается там довольно редко; «цивилизация» не встретилась ни разу; обычно «police» и «police». Пример, приводившийся выше, как будто единственный в литературном наследии Буланже, но не в наследии де Гольбаха. Так или иначе факт налицо. Перед нами - один случай употребления слова, датированный 1766 годом. Я не утверждаю, что он первый, и выражаю пожелание, чтобы другие, более удачливые искатели отняли лавры (впрочем, достаточно скромные) у Буланже или де Гольбаха.
Слово не осталось незамеченным. В промежутке между 1765 и 1775 годами оно получает права гражданства. В 1767 году аббат Бодо, в свою очередь, использует его в «Календаре горожанина» 11* и утверждает, что «право земельной собственности - это очень важный шаг в направлении самой совершенной цивилизации». Несколько позже, в 1771 году, он снова возвращается к этому слову в своем «Первом введении в экономическую философию, или Анализе государств, приобщенных к культуре» 12* . Его примеру следует Рейналь в «Философской и политической истории администрации и торговли европейцев в обеих Индиях», в книге XIX этого труда он употребляет новое слово многократно 13* . Дидро, в свою очередь, отваживается употребить его в 1773-1774 годах в «Систематическом опровержении книги Гельвеция „О человеке"» 14* . Однако слово это встречается не везде. В трактатах «Об общественном благе» и «Рассуждениях об участи людей в различные исторические эпохи» - первый том этого сочинения вышел в Амстердаме в 1772 году - брат Жан де Шастеллю много пишет о «police», но, кажется, никогда о «цивилизации» 15* . Бюффон, автор-пурист, хотя и употребляет глагол и причастие, по-видимому, игнорирует существительное в своих «Эпохах природы» (1774-1779). То же самое - Антуан Ив Гоге в книге «О происхождении законов, искусств и наук и их развитии у древних народов» (1778) - в книге, где можно было надеяться встретить это слово. В отличие от него Деменье в «Духе нравов и обычаев разных народов» (1776) говорит об «успехах цивилизации» 16* . Мало-помалу слово становилось не столь уж
редким. С приближением революции слово «цивилизация» празднует победу 17* . И в 1798 году оно впервые пробивается в «Словарь Академии», который до той поры игнорировал это слово, как игнорировала его «Энциклопедия» и даже «Методическая энциклопедия» 18* . Только «Словарь Треву» отвел ему место, но лишь для того, чтобы приписать слову старое судейское значение: «Цивилизация», термин юридический. Судебное решение, которое переводит уголовный процесс в разряд процессов гражданских» 19* .
Вот так за время с 1765 по 1798 год термин, без которого мы теперь не можем обойтись, появился на свет, окреп и завоевал признание во Франции. Однако здесь встает одна проблема, она, в свою очередь, может быть решена разве что с помощью счастливого случая.
Если вы откроете второй том «Английского словаря» Мэррея, если вы станете искать в нем историю английского слова, которое, не считая одной буквы, является точной калькой французского слова «civilisation», то найдете примечательную цитату из Босуэлла 20* . Он рассказывает, как 23 марта 1772 года отправился к старику Джонсону, который трудился над четвертым изданием своего словаря. Привожу его слова в переводе: «Джонсов не хочет помещать слово „цивилизация", а только „цивилизованность". И хоть я очень уважаю его мнение, но подумал, что слово „цивилизация", происходящее от „цивилизовать", лучше, чем "цивилизованность", передает смысл, противоположный „варварству"». Отрывок этот весьма любопытен. 1772 год: мы знаем, как много было интеллектуальных связей между английской и французской умственной элитой; поэтому нельзя не задать себе вопрос: было ли заимствование? Но кто у кого заимствовал?
Мэррей не проводит текстов более ранних, чем отрывок из Босуэлла, где слово «цивилизация» имело бы значение «культура». Текст этот 1772 года; текст Буланже 1766 года, не позднее: пять лет разницы. Это немного. Существует, однако, текст, который как будто подтверждает, что французское слово появилось раньше английского. В 1771 году в Амстердаме вышел французский перевод «Истории царствования императора Kapла V» Робертсона 21* . Я, естественно, заинтересовался этим произведением, которое могло чем-то помочь в решении проблемы происхождения слова «цивилизация». И вот во Введении (с. 23) я прочел такую фразу: «Нужно проследить за теми стремительными шагами, которые они (северные народы.- Л. Ф.) сделали от варварства к цивилизации» - и немного дальше встретил другую фразу, а именно: «Наиболее порочным состоянием человеческого общества является такое, когда люди утратили... простоту первобытных нравов и не достигли такой ступени цивилизации, когда чувства справедливости и порядочности служат уздой для диких и жестоких страстей». Тогда я обратился к английскому тексту, к «Взгляду на общественное развитие в Европе», которым открывается эта столь известная книга. В обоих случаях слово, которое французский переводчик перевел как «цивилизация», - это не «civilization», a «refinement» [утонченность].
Этот факт многозначителен. Он, безусловно, умаляет ту роль, которую можно было бы приписать шотландцам во введении в обиход, в интродукции нового слова. Во Франции его, конечно, можно найти в переводах, например в «Заметках о началах общественного устройства» профессора из Глазго Дж. Миллара 22* . И Гримм, сообщая о выходе этой книги в своей «Correspondence litteraire» (ноябрь 1773 года), пользуется случаем употребить слово «цивилизация» 23* . Впрочем, в те времена в этом уже не было ничего необычайного. Слово это, конечно, встречается в «Истории Америки» Робертсона 24* ; но книга датирована 1790 годом. Наконец, естественно, находим его в переводе «Исследования о природе и причинах богатства народов» Адама Смита; перевод был сделан Руше и снабжен комментариями Кондорсе 25* . Он вышел в 1790 г. Это - примеры, избранные среди множества других. Они не позволяют сделать вывод, что слово пришло во Францию из Шотландии или Англии. Впредь до получения новых сведений текст Робертсона исключает подобную гипотезу.
2* Niceforo A. Les indices numeriques de la civilisation et du progres. P., 1921.
3* Цит. по: Counson, A. Qu"est се qne la civilisation? Bruxelles. 1923г. Idem. La civilisation, action de la science sur la loi. P., 1929. P. 18?.. 188, not.
4* Цит. по: Counson A. Qu"est се que la civilisation? P. 11.
5* Как достоверно установил г-н Шелль, для Дюпона де Немура это было обычным делом: он очень вольно обращался с текстами Тюрго.
6* Слово «цивилизация» фигурирует, однако, в первом томе сочинений
Тюрго (Тargot A. R. 1. Oeuvres et documents le concentrant / Ed. G. Shell.
P., 1913), но только в резюме, предпосланном «Философской картине последовательных успехов человеческого разума». Это резюме написано г-ном Шеллем.
7* Все собраны в первом томе Сочинений Тюрго.
8* Boulanger N. A. L"Antiquite devoilee par ses usages. Amsterdam, 1766. Liv. 6, ch. 11. P. 404-405.
9* Holbach P. H. de. Systeme social. Vol. 1-3. L., 1773. Vol. 1, ch. 16. P. 204; Pristley 1. Histoire de l"electricite. P., 1771.
10* «Полная цивилизация народов и вождей, которые ими руководят... может быть только результатом работы веков» (Holbach P. H. de. Systeme social. Vol. 1, ch. 16. P. 210). В этом сочинении слова «цивилизовать», «цивилизованный» употребляются постоянно, так же как в «Системе природы» (1770), где слова «цивилизация» я не нашел.
* Аббревиатура расшифровывается так: Boulanger, ingenieur des ponts et chaussees - Буланже, инженер мостов и дорог.
11* Baudeau L. Ephemerides du citoyen. P., 1767. P. 82.
12* «В том состоянии, в котором пребывает ныне цивилизация Европы» (Baudeau L. Premiere introduction a la Philosophie economique, ou Analyse des Etats polices. P., 1771. Ch. 6, art. 6. P. 817).
13* «Освобождение от рабства, или, что то же самое, названное другим именем, цивилизация какого-нибудь царства,- дело долгое и трудное... Цивилизация государств была в большей мере плодом обстоятельств, чем следствием мудрости государей» (Raynal G. Th. F. Histoire philosophique et politique des etablissements et du commerce des Europeans dans les deux Indes. Geneve, 1781. T. 10, ch. XIX. P. 27, 28). О России: «Климат этой страны - благоприятствует ли он цивилизации?»; «Мы спросим: возможна ли цивилизация без правосудия?» (Р. 29); «Таинственные, загадочные обстоятельства, задерживающие... успехи цивилизации» (Т. 1. Р. 60).
14* «Я думаю, что аналогичным образом существует какая-то ступень цивилизации, более соответствующая счастью человека вообще» (Diderot D. Refutation suivie de l"ouvrage de Helvetius intitule l"Homme// Oeuvres completes / Ed. J. Assezat, M. Tourneaux. P., 1875. T. 2. P. 431),
15* Он, конечно, пользуется словами «цивилизованный», «цивилизовать»: «Кто они - цивилизованные люди?» (Chastellux J. de. De la felicite publique et considerations sur la sort des hommes dans les differentes epoques de l"histoire. Amsterdam, 1772. T. 1. P. 10); «Радуйтесь, что царь Петр начал цивилизовать эти северные края» и т. д. (Ibid. Т. 2, ch. 10, Р. 121).
16* Во Введении; см.: Van Gennep A. Religions, moeurs et legendes // Mercurо de France. Ser. 3. 1911. P. 21 sqq.
17* Текстам нет числа. Несколько примеров: 1787 год, Кондорсе. «Жизнь Вольтера»: «Чем шире распространится по Земле цивилизация, тем все больше будут исчезать войны и завоевания» (цит. по: Jaures J. Histoire socialiste de la Revolution francaise. P., 1902. T. 2: La Convention. P. 151 sqq); 1791 год, Буассель. «Катехизис рода человеческого»; 1793 год, Бийо-Варенн. «Элементы республиканизма»; 1795 год, Кондорсе: «Первая стадия цивилизации, в которой можно было видеть род человеческий»; «Между этой ступенью цивилизации и той, на которой еще пребывают дикие племена»; «Все эпохи цивилизации»; «Народы. достигшие очень высокой ступени цивилизации» и т. д. (Condor cet M. J. A. N. Esquisse d"un tableau historique des progres de l"esprit humain. P., 1795. P. 5, 11, 28, 38) 2; 1796 год, Ламарк: «Он (японский народ.- Л. Ф.) сохранил ту долю свободы, какая допустима в условиях цивилизации» (Voyages de С. P. Thunberg au Japon, traduits par L. Laig les et revus par J.-B. Lamarck. P., an IV (1796). T. 1. Introduction). Наконец, слово стало настолько общеупотребительным, что 12 мессидора VI года (30 июня 1798 года), накануне высадки в Египте, на борту «Востока» Бонапарт писал в прокламации: «Солдаты, вам предстоят завоевания, влияние которых на цивилизацию и торговлю во всем мире будет неизмеримым». Мы постарались подобрать примеры понемногу из разных категорий текстов того времени.
18* Таким образом, Литтре допускает грубую ошибку, когда в своем «Словаре», в статье «Цивилизация» (в общем весьма посредственной), утверждает, что «слово появилось в "Академическом словаре" только в издании 1835 года и стало широко употребляться лишь современными писателями - когда общественная мысль сосредоточилась на общественном развитии».
19* Dictionnaire universel francais et latin, nouvelle edition, corrigee, avec les additions. Nancy, 1740. Издание «Академического словаря» 1762 года обогатилось множеством слов, которых не было в издании 1740 года (как утверждает Гоэн, 5217 словами), что говорит о расширении концепции «Словаря». Тем более примечательно, что слова «цивилизация» в «Словаре» нет. Издание 1798 года фиксирует 1887 новых слов и, что особенно важно, обнаруживает новую тенденцию: оно уделяет внимание философскому смыслу всех новых слов; оно уже не ограничивается регистрацией употребления слова: оно высказывает суждения. Впрочем, определение 1798 года просто, но невыразительно: «Цивилизация - цивилизирующее действие или же состояние того, что цивилизовано». Все словари повторяют это определение, пока мы не прочтем в «Полном словаре французского языка от начала XVII века до наших дней»: «Неологизм; в широком смысле - продвижение человечества вперед в моральном, интеллектуальном и других аспектах» (Dictionnaire general de la langue francaise du commencement du XVII siecle a nosjours/Ed. G. Hatzfeld, J. Darmesteter, A. Thomas. P., . S. v. «Civilisation»).
20* Murray J. A. A New English Dictionary. Oxford, 1893. Vol. 2. S. v. «Civilization» (1772, Босуэл. Джонсон XXV).
21* Первое английское издание вышло в 1769 году.
22* «Влияние успехов цивилизации и управления» (Предисловие, с. XVI), раздел второй главы четвертой (с. 304) называется: «Изменения, происходящие в управлении народом под влиянием успехов его в цивилизации». В английском тексте раздел второй главы пятой (с. 347) озаглавлен: «Наблюдаемое обычно влияние богатства и цивилизации на обращение со слугами» (Millar J. Observations sur les commencements
de la societe. P., 1773. P. XVI, 304, 347).
23* Последовательные успехи цивилизации... первые успехи цивилизации (Grimm F. M. Oeuvres/Ed. M. Tourneux. P., 1879. Р. 164).
24* Robertson W. Histoire de l"Amerique. P., 1790. Т. 2. P. 164
25* «Народы... по всей вероятности, первыми достигшие цивилизации, - это те, которым природа дала родиной берега Средиземного моря» (Smith А. Kecherches sur la richesse des Nations. P., 1790. T. 1, ch. 3. P. 40). Перевод был сделан с четвертого издания.
Однако, как бы там ни было, употребление этого слова в английском языке, а равно и во французском порождает новую проблему. По обе стороны Ла-Манша глагол «civiliser» («to , и до Фюретьера, который писал в 1690 году: «Police» - закон, правила поведения, которые следует соблюдать ради существования и поддержания государства и человеческих обществ вообще; противопоставляется варварству». И он приводит такой пример употребления слова: «Дикари Америки - когда она была только открыта - не имели ни законов, ни police». To же самое писал фенелон о циклопах: «Им неведом закон, они не соблюдают никаких правил police». Через тридцать лет после Фюретьера Деламар, сочиняя свой объемистый и весьма ценный «Трактат о police», в первом посвящении книги первой дает определение основной идеи «police»; он вспоминает то, очень общее, значение, которое имело это слово на протяжении долгого времени. «Его употребляют иногда, - объясняет он, - в смысле общего управления любым государством, и в этом значении „police" можно разделить на Монархию, Аристократию и Демократию...» В других случаях слово это означает управление каждым государством в отдельности, и тогда «police» подразделяется на «police ecclesiastique» [церковная власть], «police civile» [гражданская власть] и «police militaire» [военная власть] 40* . Эти значения уже тогда были устаревшими и вышедшими из употребления. Деламар, который был в этих вопросах знатоком, настаивал на том, что слово «police» должно использоваться в узком значении. Процитировав Лё Бре и его трактат о верховной власти короля, он пишет: «Обычно - и в значении более ограниченном - слово „police" мы понимаем как общественный порядок в любом городе, и обычай до такой степени связал его с этим значением, что всякий раз, когда оно произносится само по себе и без продолжения, его понимают только в этом смысле» 41* . Деламар был прав. И однако же, несколькими годами позже у писателей, интересовавшихся общими идеями больше, нежели термпнологической точностью, проявляется тенденция придавать слову «police» смысл менее узкий, менее специально-юридический, связанный с законностью и правлением. И этот факт имеет для нас первостепенное значение.
В 1731 году Дюкло в своих «Размышлениях о нравах нашего времени», говоря о народах «polices», замечал, что они «стоят выше, чем народы „polis", ибо народы „polis"" не всегда самые добродетельные» 42* . Он добавляет, что если у диких народов «сила дает знатность и почет» среди людей, то у народов «роlices» дело обстоит иначе. У них «сила подчинена законам, которые предупреждают и укрощают ее буйство», и «самый истинный и заслуженный почет воздается духовным качеством» 43* . Замечание для того времени любопытное: получается, что тогда же, когда люди, занятые управлением, а также пуристы и лингвисты-профессионалы стремились изгнать «двусмысленность», затруднявшую употребление слова «police», Дюкло, напротив, к традиционному значению этого слова, преимущественно политическому и связанному с законностью, добавлял новое значение - моральное и интеллектуальное. Он был не одинок. Раскройте «Философию истории» (1736), которая стала впоследствии «Вводным рассуждением» к «Опыту о нравах». Когда Вольтер пишет: «Перуанцы, будучи polices, обожествляли Солнце», или же: «Наиболее polices народы Азии по эту сторону Евфрата обожествляли звезды», пли еще: «Вопрос более философский, в котором все великие policees нации - от Инда до Греции, были одного мнения, - это вопрос о происхождении добра и зла» 44* , когда четырнадцать лет спустя Руссо в своем дижонском «Рассуждении» писал: «Науки, литература и искусства... заставляют их любить свое рабство и делают из них то, что называется народы polices»; когда в 1756 году Тюрго в статье «Этимология» отмечал, что «язык народа police - более богатый... только он может дать названия всем понятиям, которые отсутствовали у народа дикого», или превозносил «преимущества, которые свет разума дает народу police» 45* , то очевидно, что все эти люди, активно участвовавшие в жизни, причастные к философской деятельности своего времени, были заняты поисками - скажем так, в таких выражениях, против которых они не стали бы возражать, - поисками слова, которое означает торжество и расцвет разума не только в сфере законности, политики и управления, но и в области моральной, религиозной и интеллектуальной.
Язык не дал им такое слово в готовом виде. Слово «civilite», как мы видели, уже не годилось. Тюрго в 1750 году еще оставался приверженцем слова «politesse» - той «politesse», о которой Вольтер в 1736 году объявил, что она не есть «нечто насильственное в отличие от того, что называют „civilite"». И вслед за мадам де Севинье, которая незадолго перед этим сетовала: «Я как деревянная чурка - вдали от всякой politesse; я уж не знаю, существует ли в этом мире музыка» 46* , - вслед за нею Тюрго употребляет это же слово, когда в высокопарных выражениях обращается к королю в своей «Философской картине» 1750 года: «О, Людовик! Какое величие тебя окружает! Твой счастливый народ стал центром „politesse"!» Парадная фраза, в которой уместна некоторая архаичность 47* . В самом деле, для точного выражения того, что означает для нас сегодня прилагательное «civilise» (цивилизованный), не было вполне подходящего слова. И в те времена, когда вся работа мысли была направлена к тому. чтобы приписать превосходство народам, не просто соблюдавшим «police», но богатым философской, научной, художественной, литературной культурой, пользоваться для обозначения этого нового понятия словом, которое так долго служило для обозначения старого понятия, - это могло быть только временным и неудовлетворительным выходом. Тем более, как мы видели, слово «police», от которого так или иначе зависело слово «police», приобретало все более ограниченное и «приземленное» значение. Значение, определяемое персонажем с внушающей страх и все более растущей властью: lieutenant de police 3.
И тогда вспомнили о слове, которым уже в 1637 году воспользовался Декарт, придав ему совершенно современный смысл, - о слове, которое Фюретьер переводил как «делать кого-либо civil poli», сопроводив, однако, таким примером: «Проповедь Евангелия цивилизовала (a civilise) самые дикие из варварских народов» - или еще: «Крестьяне не столь цивилизованы, как буржуа, а буржуа - не в такой мере, как придворные»; примеры эти, как видим, допускают весьма широкое толкование.
Кто же ухватился за новый термин? Разумеется, не все. Тюрго, например, в своей «Философской картине», во французском тексте своих речей в Сорбоне, в статье «Этимология» не употребляет ни «civiliser», ни «civilise». To же самое - Гельвеции в книге «Об уме»: оба верны термину «police», как и многие другие в те времена. А вот Вольтер очень рано начал пользоваться обоими словами - «civilise» и «police». В «Философии истории» слово «police» встречается часто. Однако в главе IX («О теократии») под вольтеровское перо прокралось слово «civilise». Впрочем, с ремаркой, которая выдает сомнения автора. «Среди народов, - пишет он, - которые столь неудачно называют цивилизованными (civilises)» 48* . Это «неудачное» слово Вольтер употребляет еще раз и два в «Философии истории». «Мы видим,- замечает он, например,- что мораль одинакова у всех цивилизованных народов». А в главе XX читаем: «Египтяне могли объединиться, стать civilises, polices, искусными и предприимчивыми, могущественными лишь много позже тех народов, которые я перечислил выше» 49* . Очень интересная последовательность: образование общества; смягчение и употребление нравов; установление естественных законов; экономическое развитие и, наконец, могущество. Вольтер взвешивал свои слова и не отдавал их в печать, не подумав. Однако он еще воспользовался двумя словами там, где двадцатью пятью годами позднее Вольней 50* в любопытном отрывке из своих «Объяснений относительно Соединенных Штатов», пытаясь развить одну из мыслей «Философии истории» Вольтера, употребит только одно из них, а именно «civilise», в эпоху, когда это слово обогатит свое содержание всем содержанием слова «police». Вольтеровский «дуализм» позволяет нам хорошо разглядеть те возможности, которые представлял язык людям того времени. У них было искушение включить в содержание слова «police» весь смысл, заключающийся в словах «civilite» и «politesse»; как бы там ни было, слово «police» сопротивлялось, а с тыла сильно досаждало новаторам слово «police» - полиция. Что касается слова «civilise», то был соблазн расширить его значение, но слово «police» сопротивлялось, оно было еще живучим. Чтобы сломить его сопротивление, чтобы выразить новое понятие, которое в то время формировалось в умах, чтобы придать слову «civilise» новую силу и вложить в него новое содержание, чтобы сделать из него нечто иное, чем заменитель слов «civil», «poli» и даже частично «police», для всего этого нужно было создать новое слово. Помимо причастия, помимо глагола, потребуется слов «civilisation» - цивилизация: термин несколько ученый, однако он никого не удивил; под сводами Дворца правосудия уже давно можно было слышать его звучные слоги; и, что очень важно, у него не было компрометирующего прошлого. Он был достаточно далек от «civil» и «civilite», чтобы эта обветшавшая родня могла ему помешать. Это было новое слово, и оно выражало новое понятие.
26* Во всяком случае, в смысле, относящемся к культуре, ибо в английском языке, так же как и во французском, «цивилизация» в значении судейском (которое приводит «Словарь Треву») существует с давних пор. Меррей приводит примеры, относящиеся к самому началу XVIII века (Харрис; «Энциклопедия» Чемберса и т. д.).
27* Опыты. Кн. 1. Гл. 25: О педантизме.
28* «Итак, я полагал, что те народы, которые, будучи поначалу полудикими и становясь постепенно цивилизованными, вырабатывали свои законы лишь постольку, поскольку к этому их вынуждали неудобства, проистекавшие от преступлений и раздоров, - такие народы не могли быть столь культурными и законопослушными (bien polices), как те, которые с самого начала, лишь только произошло объединение людей, соблюдали установления какого-нибудь мудрого законодателя». Несколько дальше - другой отрывок, в котором варварство и дикость охарастеризованы как лишенные разума: «Признав, что все те, кто мыслят совсем не по-нашему, не являются по этой причине ни варварами, ни дикарями, но многие, как и мы или в еще большей мере, наделены разумом...» На эти места указал мне г-н Анри Берр (Descartes R. Discours de la Methode // Oeuvres / Ed. Ch. Adam. P., 1905. T. 6, pt 2. P. 12).
29* Тем более что именно в XVIII веке число глаголов на «-iser» увеличивается; г-н Фрей приводит внушительный список таких глаголов (см.: Frey M. Les transformations du vocabulaire francais a l"epoque de la Revolution, 1793-1800. P., 1825. P. 21): centraliser, fanatiser, federaliser, municipalise, naturaliser, utiliser etc. Однако еще раньше г-н Гоэн составил для эпохи, предшествовавшей Революции, другой список аналогичных глаголов, взятых у энциклопедистов; среди прочих там можно найти «barbariser».
30* Voltaire. Essai sur les moeurs//Oeuvres completes / Ed. P. Beuchot. P., 1829. T. 15. P. 253, 256.
31* Rousseau J. J. Contrat social. P., 1762. Liv. 2, ch. 8.
32* Слово «цивилизация» не встречается, как я в этом убедился, и в дижонском «Рассуждении» 1750 года («Способствовало ли возрождение наук и искусств улучшению нравов»). Руссо употребляет только «police» и «police», так же как и Тюрго в «Философской картине последовательных успехов человеческого разума» (1750) или Дюкло в «Рассуждениях о нравах нашего века» (1751) и множество их современников.
33* Dictionnairo de l"ancienne langue francaise. P., 1881. На «Этики» Никола Орезма ссылаются также в статье «Civilite» Хацфельд, Дармстетер и Тома в своем «Полном словаре».
* Наряду с другими значениями (типа городской) латинское слово «urbanus» могло иметь и такие, как благовоспитанный, образованный; одно из значений латинского слова «civilis» - учтивый.
34* Слово «civiliser» [цивилизовать] определяется тем же Фюретьером так: делать благовоспитанным и вежливым, общительным и любезным (пример: «Проповедь Евангелия цивилизовала самые дикие из варварских племен» - или: «Крестьяне не столь цивилизованы, как буржуа, а буржуа - не в такой мере, как придворные»).
35* «Слова „courtois" и „affable",- пишет Калльер,- теперь почти не в ходу у людей светских; их место заняли „civil" и „honnete" [здесь: учтивый)» этот «Словарь» добавляет значение «городское право».
36* Girard G. Les synonymes francois. 2 0 ed. P., 1780 (это издание, пересмотренное Бозе). Первое издание сочинения Жирара вышло в 1718 году (La justesse de la langue franchise ou les synonymes), второе - в 1736 (Les Synonymes francais), третье, пересмотренное Бозе - в 1769; переиздано в 1780 году.
37* Girard G. 9p. cit. Т. 2. Р. 159.
38* Voltaire. Essai sur les moeurs. Liv. 19. ch 16. Речь идет о китайцах, которые, «желая, чтобы их народ жил спокойно», сделали так, что «правила учтивости получили самое большое распространение и влияние».
39* «Местности, где труд людей не может дать ничего, кроме необходимого, должны быть населены народами варварскими: какая бы то ни было politic здесь невозможна»; «Из этого двоевластия воспоследовал постоянный конфликт в вопросах юрисдикции, который сделал невозможной какую-либо хорошую politic в христианских государствах» (Rousseau J. J. Op. cit. Liv. 3. ch. 8; Liv. 4. ch. 8). Годфруа приводит слова «policie», «pollicie», «politie» в качестве средневековых форм и регистрирует эфемерное существительное «policien» - гражданин, которым воспользовался Амио.
40* Delamare N. Traite de la police. P., 1713. Liv. 1. P. 2. Шестьдесят лет спустя брат Жан де Шастеллю отмечал, что «вплоть до наших дней слово "police" может означать „правление людьми"» (Chastellux J. de. Op. cit."Т. 1, ch. 5. P. 59).
41* Определение, данное Лё Бре, тоже профессиональное, еще не ограничивалось рамками города. «Я называю „police", - писал он, - законы и указы, которые всегда издавалась в хорошо управляемых государствах, чтобы упорядочить вопросы продовольствия, пресечь злоупотребления и монополии в торговле и ремеслах, воспрепятствовать порче нравов, обуздать роскошества и изгнать из городов запрещенные игры».
42* Дюкло уточняет: «У варваров законы должны формировать нравы. У народов polices нравы и обычаи совершенствуют закон и порою его заменяют» (Dudos Ch. Oeuvres completes. P., 1806. Т. 1. P. 70).
43* Ibid. Ch. 12. P. 216.
44* Voltaire. Oeuvres completes. T. 15. P. 16, 21, 26.
45* Т argot A.R.J. Ethymologie // Oeuvres. Т. 1. P. 222.
46* Письмо от 15 июня 1680 года. Любопытно отметить, что в те времена говорилось: «быть вдали от politesse, вернуться в politesse», как мы говорим: «вернуться в цивилизацию».
47* Тurgot А. В. ]. Tableau au philosophique// Oeuvres. T. 1. Р. 222.
48* Voltaire. La philosophie do 1"histoire // Oeuvres completes. T. 15. P. 41.
49* Ibid. P. 83, 91.
50* Под словом «цивилизация» следует понимать объединение этих людей в пределах города, то есть огражденной стенами совокупности жилищ, располагающих общими средствами защиты против грабежа со стороны и внутренних беспорядков; это объединение заключает в себе идею добровольного соглашения его членов, охраны их естественного права на безопасность, естественных прав личности и собственности; таким образом, цивилизация есть не что иное, как общественный порядок, охраняющий и защищающий личность и собственность и т. д.» (Volпеу С. F. Eclaircissements sur les Elats-Unis//Oeuvres completes. P., 1868. P. 718). Весь этот весьма существенный отрывок - критика Руссо.
Люсьен Февр (1878 - 1956).
Февр был официальным наследником Блока, в частности по журналу. В 1946 году он возобновил издание журнала под немного измененным названием: Анналы экономики. Общества. Цивилизации.
Февр родился в Лотарингии. Он с детства проявил интерес к истории, немалую роль в этом сыграл его дядя. Повлиял так же отец, который занимал филологией и историей. В его доме была богатая библиотека. Февр получил прекрасное образование - закончил высшую нормалью школу в Париже. Но преподавание ему категорически не понравилось. Он говорил, что это закоснелое преподавание. Преподы как и история закоснели в своем самодовольстве.
Видаль де ла Бланш и Анри Берр оказали наибольшее влияние на Февра. Они побудили его к разработке междисциплинарного подхода. Изучение истории на основании данных различных наук. К широким построениям, расходившимся с первым позитивизмом. Этот подход наметился в его докторской диссертации «Филипп 2 и Франш Конте». Вышла она в 1911 году. Но уже к моменту выхода этой диссертации он занимал должность Дижона в университете. В этой работе история герцогства Дижон изучалась история в органическом взаимодействии с естественной географической средой. В годы первой мировой войны Февр так же служил, возвращается в чине капитана с многочисленными наградами. И так же оказался после войны в Страсбургском университете. Эти люди во многом придерживались общих идейных позиций, но они и различались по очень многим параметрам: по научным интересам, по темпераменту.
Марк Блок занимался аграрной историей, то Февр заявлял, что ненавидит само понятие «аграрный».
Февр активно занимаясь научными исследованиями выразил её в синтетическом исследовании «Земля и человеческая эволюция: географическое введение в историю» 1922 года. Эта работа была посвящена изучению человека и окружающей его среды. Она обосновывала глобальный подход к истории. Позже интерес Февра останавливается на реформации и ренессансе. Причем, к ним он подходит в исторической ретроспективе: в этом смысле это уже был новый подход. Он рассматривает реформацию и ренессанс как глубокий моральный кризис, поразивший средневековое общество.
Именно этой проблеме была посвящена его работа «Судьба: Мартин Лютер» 1928 года. В центре исследования Мартин Лютер и средневековое общество. Причем под углом исследования именно менталитета. Вывод: эпоха творит героя.
«Проблема неверия в 16 веке: религия Робле» - вторая работа в 1942 году.
В 1933 году Февр переезжает в колледж де Франс и возглавляет там кафедру Истории современных цивилизаций.
В работе «проблема неверия…» новым стало то, что не исследовалось до него никем - коллективное бессознательное. Оно является духовной оснасткой эпохи. Не может быть одинакового восприятия у людей разных эпох. Человек меняется вместе с духовными ценностями. Работа имела пионерский характер, и еще больше укрепило славу Февра как крупнейшего историка современности.
До войны школа Анналов при всей её известности оставалась одной из многих гуманитарных школ. Радикально ситуация изменилась после второй мировой, когда школа анналов действительно стала лидером. И способствовало этому: в 1947 году была создана секция экономических и социальных наук в практической школе высших исследований в Париже (6-я секция). Во главе этой секции и стал Люсьен Февр. Школа являлась антитезой Сарбоне, где довлели традиции, где различные исторические дисциплины были отделены друг от друга. Эта секция сразу ориентировалась на междисциплинарность. Фактически, в этой секции объединялись все гуманитарные науки. Это создало базу для комплексных междисциплинарных исследований. Во Франции очень серьезно отнеслись к этой школе, в том числе и на правительственном уровне. В результате своего развития, уже после смерти Февра, специальным декретом была переименована в «Дом наук о человеке» и стала крупнейшим центром гуманитарных исследований.
Объединение в 6-й секции различных социальных наук не только ориентировала на комплексное изучение человека во времени. Но это объединение подчеркивала решающую роль в истории человека, которого можно понять только в историческом подтексте и исторической перспективе. Со времени создания 6-й секции начинается экспансия школы анналов. Школа анналов становится самым известным мировым центром исследований. Многие труды, которые выходили из-под пера анналов сразу становились мировыми бестселлерами. Постепенно школа анналов отодвинула на задний план все остальные центры во Франции. Февр действовал и как организатор, и как ученый, и как пропагандист.
«Бои за историю» сборник работ Февра. В этом издании были помещены статьи, которые были пронизаны верой в историю, призывами вести бои за историческую науку.
Статья «Лицом к ветру: манифест новых анналов». Идея: после второй мировой войны мир радикально изменился. Соответственно новому миру нужна новая историческая наука. Главная послевоенная проблема: возрастание межэтнических и межцивилизационных конфликтов. Современный уровень техники, современные информационные системы приводят различные группы, которые живут замкнуто, к необходимости контактировать; отсюда неизбежны конфликты.
Нас ожидают великие опасности, но если мы подойдем к этому разумно, если мы будем сознательно готовы к восприятию современного мира, то мы сможем избежать столкновения.
Без истории все будет лишено основ. Только через историю и изучение прошлого мы можем найти выходы из современных ситуаций, которые как правило, имею глубокие корни в прошлом. Конечно, проблемы в прошлом были совсем иные, но необходимо учитывать опыт, накопленный поколениями. Изучение этого опыта - лучшая тренировка ума.
Историю нужно изучать не в механическом, а в проблемном смысле.
Февр активно занимался организационной деятельностью. Он участвовал в самых разнообразных предприятиях. Он был председателем национального комитета историков. Он был членом комиссии по разработке реформы образования во Франции. Руководил изданием научной энциклопедии. Основал журнал истории второй мировой войны. Редактор журнала «Тетрадь всемирной истории».
(1956-09-11 ) (78 лет) Четвёртое поколение: Роже ШартьеКатегории:
- Персоналии по алфавиту
- Учёные по алфавиту
- Родившиеся 22 июля
- Родившиеся в 1878 году
- Родившиеся в Нанси
- Умершие 11 сентября
- Умершие в 1956 году
- Персоналии:Франция
- Историки Франции
- Школа «Анналов»
- Историки ментальностей
- Участники Первой мировой войны
Wikimedia Foundation . 2010 .
Смотреть что такое "Февр, Люсьен" в других словарях:
- (Febvre) (1878 1956), французский историк. Труды по проблемам эпохи Возрождения (преимущественно XVI в.), методологии истории, в которых ставил задачи изучения общества (цивилизации) как целостной системы, включая общественное сознание и… … Энциклопедический словарь
Люсьен Февр (фр. Lucien Febvre; 22 июля 1878 11 сентября 1956) известный французский историк. Родился в Нанси в семье университетского профессора филолога. Окончил Высшую Нормальную школу в Париже, профессор университетов Дижона (1911 1914),… … Википедия
Февр (Febvre) Люсьен (22.7.1878, Нанси, √ 27.9.1956, Сент Амур), французский историк. Член Академии моральных и политических наук (1951). Профессор университетов Дижона (1912√14), Страсбура (1919√33), Коллеж де Франс (с 1933). С 1948 возглавил в… … Большая советская энциклопедия
Февр, Люсьен - ФЕВР (Febvre) Люсьен (1878 1956), французский историк. Труды по проблемам эпохи Возрождения (преимущественно 16 в.), методологии истории, в которых ставил задачи изучения общества (цивилизации) как целостной системы, включая общественное сознание … Иллюстрированный энциклопедический словарь
Февр, Люсьен - (1878 1956) известный фр. историк. Родился в г. Нанси в семье университетского профессора филолога. Окончил Высшую Нормальную школу в Париже, профессор ун тов Дижона (1911 1914), Страсбурга (1919 1933), Коллеж де Франс (с 1933 г.) в Париже. В… … Средневековый мир в терминах, именах и названиях - (1878 1956) французский историк. Работы по методологии истории, по проблемам эпохи Возрождения (преимущественно 16 в.) и др. Совместно с М. Блоком основал (1929) журнал Анналь … Большой Энциклопедический словарь
- (Febvre) Люсьен (1878 1956), французский историк. Труды по проблемам эпохи Возрождения (преимущественно 16 в.), методологии истории, в которых ставил задачи изучения общества (цивилизации) как целостной системы, включая общественное сознание и… … Современная энциклопедия
