За все время своей отсидки, мне встречались убийцы, насильники и прочие отморозки.

Были отмороженные до такой степени, что могли запросто прикончить человека в лагере, зная, что его ждет новый суд, одним словом «раскрутка» с большим довеском. Таких случаев, когда убийства совершались в колонии, мне пришлось увидеть несколько, о которых я рассказывал на своем сайте Уркаган, теперь выложу здесь на этом канале. Подпишитесь, тогда вы ничего не пропустите!

Как только меня этапировали из тюрьмы в колонию, я увидел поразившую меня до глубины души картину. Я вышел из своего отряда и начал спускаться по железным ступеням, когда в ворота локального участка нашего барака заходила огромная куча народу, люди все прибывали и прибывали. Толпа состояла из заключенных, не было представителей администрации, зэки вели впереди себя избитого заключенного с табличкой на груди. На деревянной табличке было всего два слова: «Я крыса». «Крыса» шел, а точнее еле передвигал ноги, и все его лицо было изуродовано. По его виду, мне стало понятно, что наш отряд не первый, куда крысу ведут на бойню. Роба заключенного была в свежей крови, но самое ужасное в этой картине было его лицо: кровавое месиво, а с рассеченной брови на глаз сполз кусок кожи.

Некоторые из толпы были вооружены палками, как только кто-либо толкал его дубиной, то «крыса» громко кричал»

« Я крыса, бейте меня». Удары по зэку были частые, так как у изнеможденного и ослабевшего от избиения бедолаги не хватало сил кричать, но его заставляли крикнуть ударами палок, и он отчаянно старался выкрикнуть: «Я крыса, бейте меня».

Когда его затолкали в барак, мне уже стало известно, за что так страдает этот заключенный. Он украл пачку сигарет. Возможно, такая жестокость не была бы к нему предпринята, но он постоянно воровал и постоянно попадался. Он обычный клептоман, а у зэков, как и мусоров нет «скачухи» для таких людей. Эти люди, воруя в очередной раз, думают, возможно, в этот раз фартанет, он просто получает «кайф», когда украденное на короткое время оказывается в его руках. Но распорядиться украденным ему не удается. Шли всегда к нему, находили украденные вещи, кстати, много зэков его прощали, не поднимали шума. Но есть ведь «правильные», кровожадность которых, заставляла их бежать к «людям» в общий дом и «поднимать базар».

«Крысу» водят по баракам, где каждый порядочный или желающий может его бить сколько угодно. В ход могут идти палки, табуретки и т. д. все за исключением ног. Ногами бить не канает. Желающих размяться зэков, всегда находится большое количество, некоторые ходят за ним в каждый барак, наслаждаясь зрелищем, другие участвуют в садистском развлечении.

После таких избиений зэки долго не встают с нары, могут пролежать месяц. Вот и этот бедолага, в очередной раз отлежавшись, пошел в баню, где «прихватил» чью-то «мыломойку» - барсетка, где все банные принадлежности: мыло, мочалка, паста и пр. Конечно, его в очередной раз пытались побоями отучить от воровства, но толком не оклемавшись, он уже не смог выдержать адова круга, его сердце остановилось на третьем бараке.

Книги про зону и тюрьму — Современные тюрьмы и советские лагеря. Особые порядки, законы, язык и человек внутри этой системы. Что он чувствует, впервые оказавшись на зоне, как там выжить и остаться человеком? Книги про зону и тюрьму, художественные и документальные, помогут ответить на многие вопросы, приоткрыть завесу тайны, которая окружает этот закрытый мир, и расскажут о жизни заключенных мужчин, женщин и детей.

Побег из Шоушенка — Стивен Кинг
Несправедливо осужденный Энди Дюфрейн по решению суда никогда не выйдет из Шоушенка — одной из самых страшных английских тюрем. На первый взгляд может показаться, что он смирился с этим, и даже помогает начальнику проворачивать финансовые махинации.

Зона (Записки надзирателя) — Сергей Довлатов
Своего рода дневник, представляющий собой разрозненные истории о людях, с которыми столкнулся автор во время своей работы надзирателем, и событиях, свидетелем которых он стал. По мнению автора, не лагерь является адом, ад — это мы сами.

Крутой маршрут — Евгения Гинзбург
Роман-автобиография известной журналистки Е. Гинзбург, рассказывающий о судьбах очень сильных женщин, которые смогли вынести то, что не под силу даже мужчинам, несвободе, к которой постепенно привыкаешь, любви и жизни после… Жизни только мечтой и надеждой.

Архипелаг ГУЛАГ — Александр Солженицын
Полное драматизма произведение известного писателя, диссидента А. Солженицына, рассказывающее о страшных репрессиях, проводившихся в Советском Союзе, начиная с 20-х годов. Его основу составляют письма, дневниковые записи, рассказы тех, кто оказался в лагерях.

Как выжить в тюрьме — Андрей В. Кудин
Своеобразное руководство, в котором его автор — кандидат наук, знаток восточных единоборств, — делится с читателем информацией, которая может помочь выжить в заключении: основные правила, по которым живут в зоне, лагерная лексика, развлечения, сокамерники и надзиратели.

Владимирский централ. История Владимирской тюрьмы — Игорь Закурдаев
Книга, рассказывающая историю известнейшей в России тюрьмы. Отдельные ее главы посвящены арестантам, которые там отбывали сроки (диссиденты, воры в законе, лидеры бандитских группировок), воспоминаниям людей здесь работавших, а также кремлевским тайнам, с ней связанным.

Записки из арабской тюрьмы — Дмитрий Правдин
Книга, написанная человеком, прошедшим ад арабской тюрьмы. Арестованный по подозрению в убийстве любовницы, он на себе испытал, что такое психологическое давление, пытки, узнал о порядках, которые царят в тюрьмах страны, так популярной среди российских туристов.

Мотылек — Анри Шарьер
Ему было 25, когда суд вынес ему страшный приговор: пожизненное заключение за убийство сутенера, которое он отрицал, и каторжные работы в Гвиане, где он провел долгих 11 лет и 9 раз пытался бежать. Одна из попыток оказалась успешной, и он укрылся в одном колумбийском племени.

Зеленая миля — Стивен Кинг
Воспоминания Пола Эджкомба — надзирателя блока смертников, рассказывающего о своей работе и людях, ожидающих исполнения приговора, среди которых появляется необыкновенный человек. Он способен излечить любое заболевание. А такого дара, по мнению Пола, не может быть убийцы.

Обитель — Захар Прилепин
20-е годы. Ад соловецких лагерей, через который прошел главный герой романа — Артем Горяинов, рассказывающий о жизни в лагере и драмах, произошедших в жизни его заключенных: контрреволюционеров, священников, ученых, представителей интеллигенции, блатных…

Американский ГУЛАГ: пять лет на звездно-полосатых нарах — Дмитрий Старостин
Американские тюрьмы. Комфортабельный санаторий или страшный ад, где заключенные содержатся в ужасных условиях, убивают друг друга, подвергаются издевательствам надзирателей? Автор, проведший в американских тюрьмах 5 лет, утверждает, что оба мнения ошибочны.

Колымские рассказы — Варлам Шаламов
Сборник рассказов, написанный Шаламовым после возвращения с Колымы. В них ставятся и решаются важнейшие нравственные проблемы. Человек и государственная система, борьба с собой и за себя. Они фиксируют людей в исключительных обстоятельствах, описывают жизнь, поступки, мысли.

Исповедь вора в законе — А. Гуров, В. Рябинин
Книга, основанная на документальном материале. Это реальные письма и записки вора в законе Вальки Лихого, отсидевшего в тюрьмах более 25 лет своей жизни и принадлежавшего к старой формации преступников. Он обрщается к браткам и бандитам 90-х, переставшим жить по воровским законам.

История одной зэчки — Екатерина Матвеева
Роман, рассказывающий о трагичной судьбе Нади Михайловой, жизнь которой разрушилась в один миг. Нет больше привычного мира — ее ждет жизнь в лагере. Испытания не сломали эту хрупкую, но очень сильную девушку. Ей помогла выжить любовь. А потом была воля, которая не сделала ее свободной.

Самсон. О жизни, о себе, о воле — Самсон
Подлинный дневник вора в законе Самсона, отсидевшего в тюрьмах большую часть жизни, который вдруг осознал, что жизнь прошла мимо него. Он честно и очень подробно описывает свою жизнь, надеясь последние годы прожить по-человечески. Но его жены уже нет, а сын, пойдя по стопам отца, был убит во время бандитской перестрелки

Серый — цвет надежды — Ирина Ратушинская
Свою книгу о пребывании в 80-х годах в колонии для особо опасных государственных преступников автор называет свидетельством. Свидетельство о несправедливости, ужасных условиях, отсутствии инакомыслия, нарушениях прав и прекрасных людях, поддерживающих и помогающих выжить

За решеткой и колючей проволкой — Генри-Ральф Левенштейн (Джонстон)
Автобиографическая книга сына врага народа, немца по происхождению, рассказывающая об аресте в 1941 и годах, проведенных в тюрьмах НКВД. Он без прикрас описывает жизнь заключенных, их поступки, не всегда правильные, но помогавшие выжить, голод, страх, издевательства и тяжелый труд.

Одлян, или воздух свободы — Леонид Габышев
Малолетка. Дни, полные издевательств и унижения, — так встретили ребята новичка, впервые попавшего в зону. Он не знает правил, не так озлоблен и жесток, как они. Сцепив зубы, Коля ждет, когда это закончится, но становится все хуже… Спасает его душу, не давая озвереть, любовь к Вере.

Сон и явь женской тюрьмы — Людмила Альперн
Вся правда о женских тюрьмах, наших и заграничных, написанная с целью помочь женщинам, попавшим в заключение, изменить свою жизнь. Здесь Вы найдете экскурс в историю и описание ситуации, сложившейся в тюрьмах в настоящее время, реальные интервью с заключенными, бывшими и настоящими.Строгий режим — Виталий Демочка
По сфабрикованному делу Ольга и Юрий были осуждены на 5 лет строго режима, не помогли даже деньги Юриного отца. Это казалось сном, страшным и нелепым. Но проснуться не получилось. Камеры, зэки, параша, опущенные, шмон — теперь это часть их жизнь, к которой невозможно привыкнуть.

Дети в тюрьме — Мэри Маколи
Проблемы детской преступности. По мнению автора, побывавшего в исправительных учреждениях разных стан и проанализировавшего статистические материалы, лишение свободы — метод для детей неэффективный, ломающий их психику, значит, нужно искать другие меры воздействия.

Тюрьма — Феликс Светов
Книга русского писателя-диссидента о Матросской тишине — следственном изоляторе, в котором он провел год после ареста в 1985 года за антисоветскую пропаганду. Впечатления от пережитого через несколько лет оформились в роман, рассказывающий о том, что он видел в заключении.

Лимонка в тюрьму — Захар Прилепин
Сборник рассказов о тюрьме и внутренней несвободе, об особом мире, непонятном простому обывателю. Они описывают свою жизнь в камерах и допросы, надзирателей, редкие свидания с родными, унижения и травлю, через которые проходят люди. Время изменилось, а ГУЛАГ вечен.

Сажайте, и вырастет — Андрей Рубанов
90-е годы. Андрей Рубанов — очень богатый человек, все меривший количеством денег был арестоваван по обвинению в хищении и осужден. Теперь его домом становится тьюрьма, в которой он неожиданно для себя переосмысливает свою жизнь и понимает, что тюрьма — это наши собственные желания.

В когтях ГПУ — Франтишек Олехнович
Книга воспоминаний белорусского писателя, драматурга, коллаборациониста о годах, проведенных в тюрьмах и Соловецком лагере, опубликованной в первые в 1934 году, целью которой было раскрыть сущность советской карательной машины.

Л-1-105. Воспоминания — Генрих Горчаков
Роман, представляющий собой воспоминания о жизни в лагере, о зверствах, которые там творились, и людях, отбывавших там наказание. Но этот роман отличается от подобных. По мнению автора, лагеря создавались не для уничтожения, а в качестве экономической системы.

Исповедь бывшего зэка — Иван Мотринец
Книга, включающая роман и повести, объединенные общей криминальной тематикой. Роман о жизни мошенника, обогащающегося за счет обманутых женщин, и повести, одна из которых написана от лица бывшего заключенного, а две другие рассказывают о расследовании грабежей и проституции.

Маленький тюремный роман — Юз Алешковский
Талантливый биолог-генетик был арестован. В следственном изоляторе его подвергают пыткам, чтобы добиться признательных показаний, но неожиданно для следователей ученый мужественно их переносит. Тогда они угрожают его близким. И он начинает очень опасную игру ради их спасения.

Замурованные: Хроники Кремлевского централа — Иван Миронов
Книга о самой жесткой тюрьме строгого режима, ее порядках и известных обитателях, без страха и цензуры рассказывающих свои истории, и о том, как велись их уголовные дела. Киллер Ал. Шерстобитов, Гр. Гробовой, Владимир Барсуков — лидер Тамбовской организованной группировки.

Сетка. Тюремный роман — Геннадий Трифонов
Роман о любви, полностью подчинившей себе 18-летнего парня. Сергей был немного старше, увереннее. Он был особенным, многому научил его и сделал все, чтобы о них не узнали в бригаде. Сначала было по-настоящему страшно и стыдно, но эти чувства ушли, и Саша был счастлив.

Сухановская тюрьма. Спецобъект 110 — Л. А. Головкова
Тюрьма для особо опасных преступников (58 статья — измена Родине), где сидели очень известные политические деятели, военные, ученые, врачи… Репрессированные, а иногда и их палачи. 170 охранников на 150 заключенных, ОСОБЫЙ режим, пытки, подавляющие и уничтожающие личность.

Сенсационная правда о женских тюрьмах. Дневник заключенной — Пелехова Ю.
Книга воспоминаний о времени, проведенном в женской тюрьме. Взгляд на жизнь в изоляторе изнутри, оформленный в виде дневника, психологических и бытовых проблемах, с которыми сталкиваются женщины. Размышления автора о жестокости и несправедливости людей и самой системы наказания.

Истории одной тюрьмы — Евгений Тонков
Книга известного адвоката, рассказывающая об истории возникновения и философии Выборгской колонии — одной из старейших тюрем России, о ее прошлом и настоящем, ее мифах и возможностях. Документальные факты, интервью с заключенными и работниками колонии, словарь тюремной лексики.

Тюрьмы и колонии России — Валерий Абрамкин
Книга известного общественного деятеля, правозащитника, борца за права заключенных, который был осужден за публикацию антисоветских материалов, рассказывающая о российской пенитенциарной системе, жизни в тюрьме, снабженная справочным материалом и образцами документов.

Как выжить в зоне. Советы бывалого арестанта — Федор Крестовый
Книга человека, 12 лет отсидевшего в тюрьмах и поставившего перед собой цель рассказать правду об арестантской жизни, зоне, правильном поведении там. Он даст много полезных советов, познакомит с тюремными нравами, объяснит значение некоторых слов, расскажет об особенностях малолетки.

Сказать жизни \»Да!\» — Виктор Франкл
Автор книги — знаменитый психиатр, бывший заключенный концлагеря, который в своей книге не просто описывает пережитый ад: смерти, голод и боль, но и убедительно доказывает, что выживали там не физически сильные и здоровые люди, а упрямые духом, те, у кого остались цели и смысл жить дальше

Мои показания — Анатолий Тихонович Марченко
Книга политического заключенного, писателя, правозащитника, умершего в тюрьме после окончания голодовки, длившейся 117 дней, рассказывающая о тяжелой жизни политзаключенных в тюрьмах и лагерях в 60-е годы и ужасах, свидетелем которых он был.

Блатной телеграф. Тюремный архивы — Кучинский Александр Владимирович
Блатной язык (феня) и история его развития. Словарь, содержащий большое количество жаргонизмов. Особенности скрытной передачи информации при помощи жестов, тени, мимики. Личные письма и записки, посылаемые заключенными на волю.

Современная тюрьма: быт, традиции и фольклор — Екатерина Ефимова
Это исследование тюремной субкультуры, ее языка и представлений о мире познакомит читателя с тюремными мифами, фольклором, обрядами и письменностью. Материал для книги был собран автором при посещении разных исправительных учреждений.

Расстрельная команда — Олег Алкаев
Уникальный документ, рассказывающий о процедуре смертной казни, проводившейся в Белоруссии, автор которой руководил \»расстрельной командой\». Тюремный быт, отношения администрации с заключенными, лагерные законы, правдивый рассказ о событиях конца 90-х.

Привет всем обитателям любимого сайта!))) Я всегда верила в поговорку, что от сумы и от тюрьмы не зарекайся. Сегодня можешь есть бутерброды с черной икрой, а завтра хлебать тюремную баланду. Расскажу о реальных историях из жизни. Сразу скажу, что я не собираюсь кого-то судить, осуждать или оправдывать. Меня во время преступлений на месте не было, свечку не держала и выводов делать о том, кто прав, а кто виноват не могу. Расскажу о женах зеков, которых знаю лично.

История №1. Это свекровь моей подруги. Женщина волевая и очень самодостаточная. Мужа-милиционера посадили за убийство, когда сын был совсем маленьким. Ждала мужа из тюрьмы 6 лет, строго блюла свою репутацию. Родственники, как часто бывает, в один голос твердят, что его подставили. Я не могу однозначно здесь что-то говорить. Но эта женщина дождалась его, родила ему еще 2 х сыновей. Он полностью под ее каблуком и по нем не скажешь, что он мотал срок.

История №2. Это старшая сестра моей подруги. Ее мужа посадили на 11 лет (торговля наркотиками). Ее сыну было 1,5 года и она ждала 2-го ребенка. Продала все имущество, чтобы вытащить мужа, но безрезультатно. Оставила маленького сына и новорожденную девочку матери, а сама подалась в город на заработки. Скажу, что ей это удалось, детей хорошо обеспечивала, но плата за это тяжелая. Она жила вдали от них и видела лишь иногда по выходным. 8 лет она ждала мужа, они снова были вместе и родили 3-го ребенка. Правда, помню ее слезы, потому что за эти года она отвыкла от мужа и переживала за все, но уже 6 лет они снова вместе.

История №3. Это девушка, с которой мы начинаем небольшой бизнес. Она красива и молода. Мужа посадили, когда она была беременна, за какие-то махинации с кредитами. Он сидит почти 5 лет, а нужно еще 2, 5 года. Она ждет его и планирует будущее с ним. Из всей группы, с которой сел ее муж, лишь она одна не развелась. Она всегда хорошо выглядит, улыбается и кажется беззаботной, но я догадываюсь как ей тяжело морально и физически.

К чему я это все рассказала? Я гляжу на них, где-то восхищаюсь их стойкости, где-то жалею, где-то удивляюсь, что они готовы отдать свои самые прекрасные молодые годы для ожидания человека, который, возможно, будет совсем другим, чужим. Однажды я не видела своего мужа 3 недели и он казался при встрече каким-то другим. Даже небольшая неловкость возникла между нами, а что бывает,когда годами не живут под одной крышей, не спят в одной постели, будни, новости, проблемы, интересы совсем разные. Одно объединяет этих разных по возрасту, нации, внешности женщин - все они очень самодостаточны, решительны, трудолюбивы и готовы бороть с проблемами, не опуская рук.

Многие скажут, что их мужья причинили боль чужим семьям и будут правы. Это очень тяжело осознавать для них, но тем не менее они не отказались, не отвернулись, а смогли зажить нормальной жизнью.

В камере тихо, кто-то спит, кто-то читает.
Вдруг открывается дверь и к нам входит нечто.
За матрасом его не видно, но оно громко рявкает: «Привет братве, достойной уважения! Бля буду я, в натуре, ага».
Матрас летит на пол, проснувшиеся и отло­жившие книги разглядывают нового обитате­ля «хаты».
Лысая голова вся в свежих порезах от лезвия. Прохладно, но он в майке. Все руки, плечи и шея в наколках - страшных портачках, нанесенных тупой иглой.
Нас очень заинтересовало такое явление.
«Пассажир», весь подергиваясь и дирижируя себе руками как паралитик-сурдопереводчик, продолжил концерт.
Поочередно подмигивая нам двумя глазами, поощрительно похлопы­вая каждого по плечу, он заорал: «Чо, в нату­ре, грустные такие - в тюрьме все наше - ход "черный"! Гуляй, братва!»

Видя обалдевшие лица со всех шконок-вошед­ший чуть стушевался, забегал по центрально­му проходу (пять шагов в обе стороны) и за­дорно предложил: «Ну, чо, бродяги, чифирнем по-арестантски».
Я понял, что можно развлечь­ся, сделал наивную морду и пояснил: «Мы, мил человек, первоходы. Чифирить не умеем. Вон чай, ты завари себе, а мы, посмотрим».
Розеток в то время в камере не было.
Пасса­жир решительно оторвал кусок одеяла, нама­зал алюминиевую кружку мылом (чтобы сажа не налипала), повесил ее над унитазом и под­жег «факел».
Вскипятил воды, щедро сыпанул чая, запарил.
Сидит, давится в одно жало.
Вид­но, что не привык к густому напитку.
Кривит­ся, тошнит его сильно, но он крепится - ведь чифир все рецидивисты пьют.

Я спросил его: «Скажи нам, о мудрейший, а зачем чифир хлебают? Мы слышали, что от него кончают?»

Чифирист согнулся и закаркал (этот звук у них смехом зовется):
«В натуре, земеля, кто тебе такую лажу пронес? Просто чифирок кровь гоняет, бодрит. Я как его не попью - дураком себя чувствую».
- «Видно, давно ты не пил, - заметил я.»

Новичок не понял подначки и начал расска­зывать нам про тюремные обычаи, арестантское братство, общее движение.
Он нес такой бред с самым умным видом.
Нам он даже по­нравился.
Мы его постоянно тормошили и про­сили поведать о том, как сходить в туалет или подойти к двери, как обратиться к сотрудни­ку и друг к другу.
Мудрый сосед снисходительно просвещал нас, неопытных.

Сотрудник-сержант открыл дверь и при­гласил нас на прогулку.

Наш уголовный гуру дико заорал: «Начальн, дикверь открой по­шире, пальцы не пролазят!»

Потом он порвал на себе майку, обнажив наколки, растопырил ладони и с песней «Сколько я зарезал, сколь­ко перерезал, сколько душ я загубил» напра­вился к двери.
Сотрудник изолятора,судя по его лицу, такого страха никогда не видел за всю свою службу.
Он забыл захлопнуть «ка­литку» и ломанулся по коридору за подмогой.
После разборок с вертухаями татуированного гражданина от нас убрали.

Женщины в тюрьме - особый контингент. У них есть свой распорядок, свои законы. Бывшая заключенная Наталья Александрова (имя изменено по просьбе героини. - сайт ), ожидавшая приговора в СИЗО и вышедшая по амнистии из зала суда, рассказала "ВБ" о том, как функционирует эта закрытая система.

По данным ГСИН, в данный момент в СИЗО находится всего восемь заключенных-женщин. Наталья Александровна отсидела в СИЗО-1 Бишкека два года. Сейчас ей 32 года. Осуждена за мошенничество. Разведена, имеет дочь. У женщины два высших образования. По первой специальности - социолог.

"Раньше работала в сфере услуг. В 2012 году выполняла роль посредника. Оформив все сопроводительные документы, одна сторона стала оспаривать сделку. Виновной решили сделать меня, но до сих пор не понимаю, что сделала неправильно, - рассказывает Наталья. - Так называемые потерпевшие оказались влиятельными и обеспеченными людьми. Они предлагали мне сделку: я изменю показания в их пользу, а они повлияют на меру пресечения и на судебный приговор. Я отказалась, а позже судьи избрали мне меру пресечения в виде содержания под стражей в СИЗО".

Небо в клеточку

Переступив порог СИЗО, решила, что жизнь на этом закончилась. Сначала осужденного помещают в так называемый карантин. Это как у врачей. Камера нужна для профилактики инфекционных заболеваний - чтобы со свободы никто не принес какую-то инфекцию.

Обычно в первый день новеньких осматривает врач или фельдшер. Описывает все татуировки и особые приметы - шрамы, большие родимые пятна, уродства. Если вас били, пытали - об этом нужно сказать врачу, продемонстрировать синяки, ссадины, пожаловаться на боли. Медики должны все запротоколировать.

Еще в карантине меня стали прощупывать - проверять, насколько я сильна духом. Узнавали, есть ли у меня деньги, если есть, то сколько. Если нет, то тебе велят их достать, а где и как - неважно. До того как попала туда, мне говорили: если сломаешься, начнут грузить. Я не сломалась, поэтому меня и грузить не стали, хотя многие девчонки попадаются на уловки довольно быстро и легко, а потом не могут избавиться от этого.

Могу рассказать, что карантин предусматривает знакомство администрации с новым заключенным. Там практически всегда имеется стукач. Он слушает, о чем говорят новоиспеченные арестанты. Поскольку люди, попавшие сюда впервые, все еще находятся в непонятном состоянии (их ведь еще не осудили), они разговорчивы. Позже, когда человек освоится, придет в себя, вытащить из него нужную информацию будет гораздо сложнее, чем в первые дни.

Позже меня распределили в хату (камеру. - сайт ), где сидели еще шесть женщин - за разные преступления. За какие именно, говорить не буду. С ними у меня сложились вполне дружеские отношения. Именно тут поняла, что когда человек попадает в СИЗО, ему в любом случае нужно отстоять свое положение и знать правила.

Я правила знала, потому что имела опыт общения с таким контингентом – еще в студенчестве проходила практику в одном СИЗО.

Общак

Про общак постоянно выдумают всякие байки. Особенно слухи разлетаются на воле. Одни говорят, что тут нужно сдавать от $300, другие, что от $1000 и выше. Хочу развеять эти слухи. В централе (СИЗО №1) у женщин нет общака. Может я и разочарую наивных людей, но повторюсь – общака здесь нет и не было.

В СИЗО есть старшая по камере, а вот на зоне - старшая отряда. Как правило, ими являются женщины-лидеры, имеющие и заслужившие авторитет. В основном, они живут обособленно, имеют вес в криминальном мире, "греют" как мужскую зону, так и женскую (снабжают деньгами. - сайт ).

Иностранцы сидят в отдельных хатах. За убийство, изнасилование и тяжкие преступления здесь особый спрос. Тут каждый знает, кто и за что сидит.

Все в шоколаде

Правила пребывания в СИЗО простые. И ценности здесь отличаются от тех, что на воле. В цене сигареты. Их можно обменять на продукты. Сама я не курю, да и не курила никогда. В принципе тут курят не все и крепкий чай, как в фильмах, пьют тоже не все. Возможно потому, что женщины - контингент особый.

Женщине важно иметь гигиенические принадлежности: мыло, пасту, прокладки, нижнее белье и так далее. Здесь эти вещи есть не у всех. Ну и у женщин свои причуды. Например, за конфеты или шоколад можно отдать все что угодно.

В камерах размером где-то 5 на 6 метров можно делать все – готовить еду, мыться, стричься и так далее. Кстати, то, что в закрытых учреждениях запрещены колото-режущие предметы – это все байда. У меня было все – даже маникюрные ножницы и лаки для ногтей. Правда, все это нужно вовремя скрывать и желательно, чтобы об этом не знал никто из конвоиров. Кстати, не все они честны перед законом. Не секрет, что некоторые осужденные за определенную плату могут принести тебе все что угодно с воли. Например, разные вкусности, которых нет в СИЗО. Размер оплаты самый разный. Конвоиры на это закрывают глаза. С другой стороны - их можно понять, зарплата маленькая, а контингент не из самых лучших.

Еду тут готовят вполне съестную, но ее мало кто ест – в основном лохушки. Здесь такой закон – если ты себя не поставишь, сама будешь есть баланду, а все остальные то, что тебе передают родные с воли. Если ты оказываешься лохом, тебя будут постоянно грузить (требовать, - сайт ) на деньги. Была с нами одна такая. Ей каждый день передавали большие сумки с продуктами не на одного человека, а на шесть, и все мы питались с ее дачек.

Лучшее лекарство - анальгин

Про медицинское обслуживание речи тут нет. От всех болезней дают анальгин. Однажды у моей сокамерницы начались судороги, у нее не было никаких таблеток. Минут пять мы стучали по железной двери нашей хаты, чтобы позвать конвоира. Он пришел, открыл дверь, посмотрел и сказал: "Да она придуряется, таких, как она, я видал не один раз", - и ушел. Судороги не прекращались, мы опять начали ломиться в дверь. Только после того как конвоир увидел, что судороги не прекращаются, вызвал врача. Та пришла, побила немного ее по щекам, плеснула водой, перевернула девчонку на бок. Когда больная успокоилась, доктор дала таблетку и ушла. На наши расспросы ответила: "До свадьбы доживет".

На прогулку, а точнее, дышать свежим воздухом в помещении с решеткой вместо потолка, нас выводили примерно два-три раза в неделю, хотя по закону положено каждый день. Одновременно на "гулку" выходят несколько человек. Сверху, по клетке, ходят вооруженные сотрудники СИЗО. Прогулка длится примерно час. Там подследственные или осужденные разговаривают между собой, знакомятся с новичками.

На особом положении

В централе есть камеры с комфортными условиями проживания – нормальные кровати с хорошими матрацами, холодильником и телевизором. В них не грузят, передачки доходят вовремя, а еще, что немаловажно, имеется доступ к телефонной связи. Это, конечно, не законно, но достаточное количество людей за энную сумму проносит мобильники, а с воли им закидывают единицы те же адвокаты, родственники и знакомые. В такую хату сложно попасть, но мне удалось именно там просидеть весь срок.

Это сладкое слово - свобода

Этапирование в женскую колонию по расписанию - по четвергам. В один автозак помещают от трех-четырех до 10-15 человек. На суд нас возят под конвоем. В основном это молодые ребята, которые порой ставят для себя и для нас музыку во время перевозки. И каждый раз, когда едешь на суд, теплится надежда на справедливость нашей Фемиды. Но, возвращаясь в свою хату, понимаешь, как жестоко устроен этот мир и что надеяться на чудо - бесполезно. Выходя из автозака, видя сияющее солнце или падающий снег, слепящий глаза, за эти несколько секунд, что ты поднимаешься по ступени в здание суда, тебе хочется набрать в свои легкие побольше воздуха, потому что в хате его как никогда и не хватает: камеры закрыты, окна не открываются.

Вообще, попавший в СИЗО редко выходит на свободу. В большинстве случаев людей отправляют отбывать срок. В случае с женщинами - это колония в селе Степное. Многие хотят туда попасть не потому, что они мечтают отбыть срок, а потому, что там больше свободы и оттуда легче освободиться - уйти на условно-досрочное освобождение или подать кассационную жалобу в вышестоящую инстанцию. Этапированные туда порой не верят своим глазам - чистое небо, прогулки неограниченны, да и работу можно найти. На накопленные на карточке деньги можно попросить сотрудников колонии приобрести то, что тебе необходимо. А можно ничего не тратить, и тогда, когда выйдешь на волю, у тебя будут деньги. Этим и отличается СИЗО от колонии.

Так закончила свой рассказа Наталья.

Наша героиня не сильно жалеет о том, что столько времени провела в закрытом учреждении. Однако, по ее словам, если бы жизнь можно было повернуть назад, она изменила только одну ее часть. Ту, которая никогда не привела бы ее в СИЗО.

"ВБ" продолжит опубликовывать истории женщин, побывавших в местах не столь отдаленных. В следующей публикации мы расскажем о жизни в единственной женской колонии и о судьбе женщины, которая провела там долгих четыре года.