Поэзия Джона Донна

Джон Донн(1572–1631) – сын зажиточного купца, состоявшего в родстве с великим Томасом Мором, вырос в католической семье. Это во многом определило многочисленные проблемы для всех ее членов в период правления Елизаветы: из-за своей принадлежности к католикам Джон Донн, обучаясь в Оксфорде и Кембридже, долгое время не мог получить степень магистра, но сумел окончить школу юриспруденции в Лондоне. В 1596 – 1597 годах принял участие в военных походах против Испании. По возвращении в Англию он получил место секретаря у Томаса Эджертона, занимавшего пост лорда – хранителя печати. В 1601 году Донн женился на племяннице Эджертона Анне Мор. Отец Анны был против этого союза. Он сделал все, чтобы отправить юного зятя в тюрьму, и опротестовал брак. По решению суда брак Джона Донна и Анны был признан действительным. Однако отказ Анне в приданом обрек молодую семью на серьезные трудности. Материальная зависимость была причиной частых ссор и размолвок в семье.

В 1615 году Донн принял сан священника. Написанный до этого года трактат, направленный против католической церкви, свидетельствовал о смене Донном вероисповедания. В 1621 году Донн становится настоятелем собора святого Павла. На этом посту он прославился как замечательный проповедник. Известно, что Донн связывал свою славу не с поэзией, а именно с проповедями, которые всегда сам тщательно редактировал и готовил к печати. Похоронен Джон Донн в соборе святого Павла.

Творческое наследие поэта Джона Донна разнообразно. Собрание стихов впервые было издано только после его смерти – в 1633 году. Оно открывалось обращением не к читателям, как это тогда было принято, а к «тем, кто понимает». Понимания и напряжения душевных сил читателя требовали и «Странствования души»(1601), и «Священные сонеты»(1609–1611), и «Анатомия мира»(1611–1612).

Широкому кругу читателей Донн известен как основатель школы «метафизиков». Джон Драйден и Сэмюэл Джонсон первыми обозначили этим словом поэзию начала XVII века. Под «метафизической» поэзией они понимали поэзию, лишенную логической ясности и гармоничности, чрезмерно усложненную для восприятия читателем. По замечанию Н. П. Михальской, «метафизическая школа» в поэзии отразила кризис ренессансного мировоззрения. «Название этой школы возникло в связи с тем, что в произведениях ее представителей на смену ренессансному полнокровному, непосредственному жизнелюбивому изображению бытия приходит интеллектуальное, философское размышление над проблемами жизни, смерти, бессмертия».

Среди жанров, к которым обращался поэт Джон Донн, были сатира, сонет, элегия, послание, песня. В целом выделяют три группы его произведений:

– лирические стихи о любви «Песни и сонеты» (1590), послания-письма (1593; 1597);

– сатирические поэмы и элегии (1597);

– религиозно-философские поэмы и сонеты (1611–1612), прозаические религиозно-этические трактаты – «Обращения к Богу в час нужды и бедствий».

Уже в раннем творчестве, по мнению В. Н. Ганина, можно выделить одну из наиболее характерных тенденций – отказ от музыкальности елизаветинской лирики и ориентацию на разговорную речь. Об этом свидетельствуют, например, «Послания».Послания Донна – не условный жанр, а реальные письма, которыми он и его друзья обменивались в разлуке: например, уезжая из зачумленного Лондона, отправляясь на войну или в дипломатическую поездку на материк.

Известно, что задолго до принятия сана священника Донн с удовольствием общался через послания с образованными придворными дамами, такими, как Магдалина Герберт, воспитавшая двух сыновей-поэтов, или украшением двора короля Якова блестящей Люси Харрингтон, графиней Бедфорд.

Послания обнаруживают не только изящную манеру письма, но и способность поэта несколькими штрихами создать зримый образ, показать нравы и портреты их носителей. Так, послания-письма Томасу Вудворду и Эдварду Гилпину, очевидно, написаны во время эпидемии чумы в Лондоне, а послания Томасу Уоттону и Генри Гудьеру относятся к более позднему времени 1597–1599 годов, когда они были увлечены благоприятно развивавшейся придворной карьерой, – оттого-то в этих стихах так много выпадов против Двора и похвал Уединению. Особенно характерно послание Г. Гудьеру, «побуждающее его» оставить Англию и отправиться на континент. Интересно, как Донн мотивирует этот совет:

В чужих краях Не больше толка, но хоть меньше срама.

В более позднем послании «Эдварду Герберту в Жульер»(1610) уже слышен будущий проповедник, преподобный доктор Донн:

Клубку зверей подобен человек; Мудрец, смиряя, вводит их в Ковчег. Глупец же, в коем эти твари в сваре, - Арена иль чудовищный виварий. Те звери, что, ярясь, грызутся тут, Все человеческое в нем пожрут - И, друг на друга налезая скотно, Чудовищ новых наплодят бессчетно. Блажен, кто укрощает сих зверей И расчищает лес души своей! Он оградил от зла свои угодья И может ждать от нивы плодородья, Он коз и лошадей себе завел И сам в глазах соседей – не Осел. Иначе быть ему звериным лесом, Одновременно боровом и бесом, Что нудит в бездну ринуться стремглав. Страшнее кар небесных – блажь и нрав. С рожденья впитываем мы, как губка, Отраву Первородного Проступка, И горше всех заслуженных обид Нас жало сожаления язвит. Господь крошит нам мяту, как цыплятам, А мы, своим касанием проклятым, В цикуту обращаем Божий дар, Внося в него греховный хлад иль жар. В нас, в нас самих – спасению преграда: Таинственного нет у Бога яда, Губящего без цели и нужды; И даже гнев его – не от вражды. Мы сами собственные кары множим И нянчим Дьявола в жилище Божьем. Вернуться вспять, к начальной чистоте - Наш долг земной; превратно учат те, Что человека мыслят в круге малом: Его величья никаким овалом Не обвести, он все в себя вместит. Ум разжует и вера поглотит, Что бы мы им измыслить не дерзнули; Весь мир для них – не более пилюли; Хоть не любому впрок, как говорят: Что одному бальзам, другому яд; От знаний может стать в мозгу горячка - Иль равнодушья ледяная спячка. Твой разум не таков; правдив и смел, В глубь человека он взглянуть сумел; Насытившись и зрелищем, и чтивом, Не только сам ты стал красноречивым, Красноречивы и твои дела: За это от друзей тебе хвала. (Пер. Г. Кружкова)

Донн вошел в литературу в период заката елизаветинской эпохи, когда еще дышало театром, но уже в творчестве писателей того времени все чаще обнаруживался серьезный внутренний конфликт. Не случайно один из современников поэта – Уолтер Рэли (1552–1618) – воскликнул однажды: «Что наша жизнь? Комедия страстей». Именно в сонете Рэли «Прощание с двором» (опубл. между 1589 и 1595) наиболее слышна перекличка с настроениями разочарования в творчестве позднего В. Шекспира, обозначенными еще в 66-м сонете:

Все радости прошли, как лживый сон, Веселья дни исчерпаны до дна. Любовь обманута, ум притуплен: Все минет, остается скорбь одна. Один бреду неведомой тропой, Утехи в море унесла волна, Дух гаснет, жизнь – в руках судьбы слепой: Все минет, остается скорбь одна. Как заблудившийся в чужой стране, Зову я смерть, чтоб шла скорей она, Уходит лето, не бывать весне: Все минет, остается скорбь одна, - И к цели до прихода зимних дней Довесть меня велит забота ей. (Пер. В. Рогова)

Понимая всю драматичность мира, «Джон Донн стал картографом собственной души, – пишет М. В. Спасибо. – Напряженная внутренняя драматичность его поэтического слова, постоянный поиск истины, моменты восторга и разочарования – все сливается во вдохновенный «диалог одного» (a dialog of one), по определению самого автора. «Сожмись внутрь себя» – эта фраза Марка Аврелия стала одним из символов времени Джона Донна. Но, заглянув в себя, поэт открыл целый космос, изучение и описание которого стало целью его жизни. «I"m a little world made cunningly / Of elements, and an angelic sprite».(Я маленький мир, причудливо сотворенный из плоти и ангельской сути. – Holy sonnets. V.) Неразрешимые противоречия между пластичной безграничностью внутреннего мира и условностью телесной оболочки, балансирование на тонкой грани, за которой суетное становится вечным, попытка объединить два мира, равным образом имеющие на него права, – это discordia concors,наполнившее творения Донна». Отсюда так много в поэзии Донна хаотичных и гротескных образов. Он явный продолжатель барочной традиции. Его сравнения метафоричны по своей сути: корабль трясется, как больной в лихорадке; смерть подобна приступу тошноты, а человек в своем одиночестве, словно застывшие в штиле острова.

Подобно Кеведо, Донн выстраивает сложные ассоциативные связи между значениями далеких понятий, обнаруживает их неожиданное и несомненное единство. Так, в стихотворении «Трижды глупец» излитая в стихах любовная страсть напоминает поэту морской берег, впитавший соль. Слезы, отражающие лик любимой в «Прощальной речи о слезах», превращаются в чеканные монеты с ее портретом, а в знаменитом «Прощании, запрещающем печаль» метафорой любовников становятся ножки циркуля, разлука приравнивается к землетрясению:

Души смиреннейше в ночи Ухода люди не услышат. Так тих он, что одни «почил», Промолвят, а другие – «дышит». Расстаться б так вот, растворясь Во мгле, – не плача ни о чем, нам; Кощунством было б тайны вязь Предать толпе непосвященной. Земли трясенье устрашит: Обвалу каждый ужаснется, Но, если где-то дрогнет ширь Небес, ничто нас не коснется. Так и любовь потрясена Земная – и не вспыхнет снова - Разлукой: подорвет она Ее столпы, ее основы. А нам, которые взвились В такую высь над страстью грубой, Что сами даже б не взялись Назвать… что нам глаза и губы? Их тлен союз наш не предаст, Уйдут они, – но не умрет он: Как золота тончайший пласт, Он только ширится под гнетом. И если душ в нем две, взгляни, Как тянутся они друг к другу: Как ножки циркуля они В пределах все того же круга. О, как следит ревниво та, Что в центре, за другой круженьем, А после, выпрямляя стан, Ее встречает приближенье. Пусть мой по кругу путь далек И клонит долу шаг превратный, Есть ты – опора и залог Того, что я вернусь обратно. (Пер. А. Шадрина)

Это стихотворение, написанное в период одной из самых тяжелых размолвок с женой, но с мыслью о ней, стало началом новых духовных странствий поэта. Уже в нем обозначился один из центральных образов его поэзии – круг, совершенная, устойчивая геометрическая фигура (любовный, социальный, духовный круг). Мир Донна – это скорее система концентрических кругов, слитых в пульсирующую спираль, изменяющую свойства и способную принимать размеры Вселенной и сжиматься до точки, но точка, в угоду антропоцентризму автора, непременно располагается в центре, и залогом ее стабильности является опять же сфера или круг («Восход солнца»). Такая особая космическая камерность, болезненная реакция на теорию гелиоцентризма, ощущение потери былой стабильности отмечается и в «Анатомии мира»,и в предсмертной «Медитации»Донна: «Наши мысли рождены великанами: они простерлись с Востока до Запада, от земли до неба, они не только вмещают в себя Океан и все земли, они охватывают Солнце и Небесную твердь; нет ничего, что не вместила бы моя мысль, нет ничего, что не могла бы она в себя вобрать. Неизъяснимая тайна: я, их создатель, томлюсь в плену, я прикован к одру болезни, тогда как любое из моих созданий, из мыслей моих, пребывает рядом с Солнцем, воспаряет превыше Солнца, обгоняет Светило и пересекает путь Солнечный», – говорит он.

Итак, отличительными особенностями поэзии Донна становятся усложненность и неожиданность поэтических метафор и синтаксических конструкций, смелость в сопряжении разных по логическому смыслу понятий и смешении разных речевых стилей, неожиданные эксперименты с поэтической строфикой, жесткие разговорные интонации, пришедшие на смену привычной мелодичности стихов, стремление достичь смысла, используя магию чисел («Примула»).Говоря о манере поэтов-«метафизиков», Дж. Э. Маццео пишет: «Для поэтов-метафизиков поэтический образ был ценен не в силу того, можно или нет представить его зримо, – он не имел ничего общего со своим «физическим наполнением». В нем ценился сам характер связи, устанавливаемой между явлениями».

Однако раннее творчество Дж. Донна пронизано иными настроениями. Для него характерны близость к разговорной речи, стремление к мелодичности (особенно при создании песен).

Иначе Донн подходит к описанию земной любви. В отличие от поэтов елизаветинского периода он бросает вызов многим этическим понятиям, характерным для лирики того времени: вместо прославления утонченного чувства подчеркивает нарочитую эротичность своих стихов, рыцарской верности противопоставляет требование постоянной смены партнеров – «Любовная наука», «Любовная война», «Перемена»или «Песня».Наследник ренессансных традиций, молодой поэт с удивительным изяществом изображает страсть и желание плоти:

Эй, лови, летит звезда! Мандрагору соблазни ты! Где минувшие года? Черту кто рассек копыто? Песнь сирен понять сумей, Змея зависти убей! Где на свете Веет ветер, Что приветом честных встретит? И уж если ты рожден Для чудес и откровений, В путь ступай сквозь даль времен, Чтоб постигнуть смысл явлений… Ты вернешься в сединах Возвестить о чудесах… Пусть внимают Все и знают: Верных женщин не бывает. Если б хоть нашлась одна, Взял бы посох пилигрима… Если скажут: здесь она, - Я пройду спокойно мимо. Будь хоть ангел чистоты, Но, пока мне пишешь ты, Та девица Умудрится До меня с тремя слюбиться. (Пер. Б. Томашевского)

Особое место в поэтическом наследии Донна занимает духовная тема. Р. М. Самарин указывал, что круг мистических богоискательских настроений и восторг религиозного самоуничтожения, ощущение времени как катастрофы сближало Донна с поэтами барокко. Действительно, как мы видели, константы барокко придают особое звучание стихам поэта Донна. Но нельзя забывать, что религиозное сознание Донна не было приобретенным, оно было его неотъемлемой частью. Поэтому сонеты, вошедшие в цикл «Священные сонеты»(1610), вольнодумство, свидетельствуют прежде всего об искренности верующего человека, поэтому так много проникновенного и лирического, индивидуального в их строках:

Я – микрокосм, искуснейший узор, Где ангел слит с естественной природой, Но обе части – мраку грех запродал, И обе стали смертными с тех пор… Вы, новых стран открывшие простор И сферы, что превыше небосвода, - В мои глаза, для плача, влейте воды Морей огромных: целый мир – мой взор - Омойте. Ведь потоп не повторится, Но, алчностью и завистью дымясь, Мой мир сгорит: в нем жар страстей таится… О, если б этот смрадный жар погас! И пусть меня охватит страсть другая - Твой огнь, что исцеляет, сожигая! (Здесь и далее пер. Д. Щедровицкого)

«Священные сонеты» написаны в поздний период творчества, они отчасти вмещают в себя опыт прожитой жизни человека, так и не нашедшего «золотой середины» между храмом и светом. Страстность и отрешенность, философичность и аллегоризм, смешение абстрактных явлений и конкретных понятий – характерные черты сонетов в сборниках «Венок сонетов»(1607–1609) и «Священные сонеты». Любовь к Богу определяет бытие их лирического героя. Любовь к женщине отступает на второй план. Используя прием медитации, который разработал и ввел в религиозную практику И. Лойола (воссоздание и переживание в воображении лирического героя как участника событий какой-либо сцены из Ветхого Завета), Донн достигает необыкновенной высоты отстранения от обывательского мира, высоты самоанализа и откровения. Нравственный урок – закономерный итог медитации:

О фарисеи, плюйте же в меня, Глумитесь, убивайте, проклиная! Я так грешил!.. А умирал, стеная, - Он, что в неправде не провел ни дня!.. Я б умер во грехах, себя виня За то, что жил, всечасно распиная Его, кого убили вы – не зная, А я – его заветов не храня!.. О, кто ж Его любовь измерить может? Он – Царь царей – за грех наш пострадал! Иаков, облачившись в козьи кожи, Удачи от своей уловки ждал, Но в человечью плоть облекся Бог - Чтоб, слабым став, терпеть Он муки мог!..

Образ Христа становится центральным в духовных сонетах Донна. Христос наделен у Донна и чертами человека, и чертами святого. В стремлении к полноте изображения поэт обращается к главным событиям земной жизни Христа, воссоздает Его живой облик.

Цикл «Венок сонетов» состоит из семи стихотворений, посвященных эпизодам из жизни Христа, которые имеют особое значение для более полного понимания Его жизни, деяний и учения. Сонеты «Благовещение»и «Рождество»посвящены обстоятельствам рождения Иисуса, «Храм» – детству. В центре внимания поэта не только события из ранней земной жизни Христа, но также разнообразные христианские парадоксы, подчеркивающие Его богочеловеческую природу. Отсюда большое количество метафорических образов, передающих идею бессмертия Бога при перевоплощении Сына в Человека и обращающих читателей к библейскому преданию. Иисус – вездесущее начало земного мира, бесконечность, не имеющая начала и конца, свет, парализующий силы тьмы и влекущий за собой, Логос (Слово) – созидающее начало всего сущего, в котором сосредоточены жизнь, благодать, истина и слава:

И с Матерью – защитой от невзгод - Вошел Иосиф, видит: Тот, кто сам Дал искры разуменья мудрецам, Те искры раздувает… Он не ждет: И вот уж Слово Божье речь ведет! В Писанья умудрен не по летам, Как Он познал все, сказанное там, И все, что только после в них войдет?! Ужель, не будь Он Богочеловеком, Сумел бы Он так в знанье преуспеть? У наделенных свыше долгим веком Есть время над науками корпеть… А Он, едва лишь мрак лучи сменили, Открылся всем в своей чудесной силе!

Одновременно поэт подчеркивает и человеческую природу Христа. Трогательная картина рождества Богочеловека, слабость и беспомощность младенца, безмятежно спящего в яслях и своим обликом взывающего к милосердию, внушают читателям умиление и сочувствие одновременно. В религиозной лирике Донна доводится до максимальной выразительности и мотив распятия, вбирающий в себя весь ужас этого события в жизни Христа, которая должна пробуждать смешанное чувство сострадания и благоговения («Распятие»):

Открылся всем в своей чудесной силе: Пылали верой – эти, злобой – те, Одни – ярясь, другие – в простоте, - Все слушали, все вслед за Ним спешили. Но злые взяли верх: свой суд свершили И назначают Высшей Чистоте - Творцу судьбы – судьбу: смерть на кресте… Чья воля все событья предрешила - Тот крест несет средь мук и горьких слез, И, на тягчайший жребий осужденный, Он умирает, к древу пригвожденный… О, если б Ты меня на крест вознес! Душа – пустыня… Завершая дни, Мне каплей крови душу увлажни!..

Делая образ Спасителя практически осязаемым, поэт наделяет Его человеческими чертами, согласно библейскому преданию, Он именуется Агнцем (Откр. 13:8). В этом символическом образе, введенном Донном в сонет «Вознесение», выделяются такие качества, как покорность, мягкость, кротость. Даже будучи распятым на кресте, Христос всей своей сутью выражает смирение, сострадание и всепрощение; Его лик не внушает страха, потому что никогда не проклянет человека тот, кто простил врагов своих:

Последний – вечный – день восславлю я, Встречая Сына солнечный восход, И плоть мою омоет и прожжет Его скорбей багряная струя… Вот Он вознесся – далека земля, Вот Он, лучась, по облакам идет: Достиг Он первым горних тех высот, Где и для нас готова колея. Ты небеса расторг, могучий Овен, Ты, Агнец, путь мой кровью оросил, Ты – свет моей стезе, и путь мой ровен, Ты гнев свой правый – кровью угасил! И, если муза шла Твоим путем, - Прими венок сонетов: он сплетен!

Иисус Христос – Сын Бога (Sonne) – часто отождествляется с солнцем (Sunne), источником света (Откр. 21:8, 22, 23; 22:5). По замечанию Ю. Л. Хохловой, данная аналогия, использованная Донном, позволяет ему проводить параллель между восходом солнца и рождением и возвышением Христа, между заходом солнца и крестной смертью. Поэт противопоставляет солнце, освещающее самые потаенные уголки земной поверхности, Христу, который добровольно отдал себя во власть смерти и богочеловеческой силой восторжествовал над ней, заставив отступить даже пламя ада, даровав людям свободу и спасение, сокрушив власть Сатаны. Тем самым Донн подчеркивает превосходство Иисуса над небесным светилом, торжество Его идей в мире.

Благодаря использованным художественным средствам в лирике Донна создается емкий и глубокий образ Иисуса Христа. Христос понимается не только как Вседержитель, но и как предельно авторитетный наставник, пылающий любовью ко всему роду человеческому, облегчающий его страдания, жизнь и смерть которого полностью сливаются с Его всеспасающей миссией.

Настроения, нашедшие отражение в поэзии Донна, не менее ярко представлены в его проповедях и молитвах. В 1623 году, когда Донн слег с приступом тяжелейшей «лихорадки», были написаны «Обращения к Господу в час нужды и бедствий». Опыт приближения к смерти, вынесенный Донном из болезни, стал основой «Обращений к Господу…».

«Обращения к Господу…» – непосредственный опыт физического умирания, зафиксированный шаг за шагом. Книга была закончена Донном в течение месяца и тут же, по настоянию друзей, была отдана в печать.

«Обращения к Господу…» состоят из 23 разделов, соответствующих определенной стадии болезни. Каждый раздел включает в себя три части: «Медитация», «Увещевание» и «Молитва». Разделам предпосланы латинские стихотворные эпиграфы, которые, при прочтении их одна за другой сразу, образуют аллегорическую поэму. Такое деление соответствует учению Августина о трех уровнях реальности, постигаемых благодаря способностям памяти (донновские «медитации»), разумному интеллекту («увещевания») и воле («молитвы»), которое излагается в трактате «О Троице».

С другой стороны, Донн явно отталкивается от популярных в конце ХVI – начале XVII века трактатов, посвященных ars moriendi – искусству умирания. Этот род сочинений, повествующих, как правильно и достойно христианину уходить из жизни, как прощаться с близкими и отрешаться от земных привязанностей и забот, как приготовлять себя к встрече с Создателем, не мог быть незнаком Донну. В Англии особой популярностью пользовались два сочинения такого рода: анонимное «Искусство и умение умирать достойно», созданное около 1500 года, и изданный в 1620 году в Антверпене трактат иезуита Роберта Беллармина «Об искусстве доброй смерти».

Для жанра ars moriendi характерен акцент на переменчивости человеческого жребия и неожиданности горестей и испытаний, венцом которых является смерть. Однако сочинение Донна далеко выходит за рамки трактатов ars moriendi. Те были лишь практическим наставлением для умирающего. Донн претендует на нечто гораздо большее. Едва ли не на тяжбу с Господом Богом.

«Увещевания» – своего рода юридический разбор реального положения подзащитного, коим является сам Донн: «Разве праведен я, как Иов? Но, как Иов, хотел бы я говорить к Вседержителю и желал бы состязаться с Богом (Иов 13:3). Боже мой, Боже мой, скоро ль Ты вынудишь меня обратиться к врачу? И насколько предашь меня во власть врача? Знаю – Ты Творец и материи, и человека, и искусства врачевания: разве, взыскуя помощи врачебной, удаляюсь я Тебя (ср.: 2 Пар. 16:12)? Ведь одежды были сотворены Тобой не ранее, чем познал человек стыд наготы, но врачевание Ты сотворил прежде, чем человек стал уязвим для недуга; Ты изначала наделил травы свойствами целебными; провидел ли Ты тогда недуги наши? Не для болезней Ты творил нас, как и не для греха: но и болезни, и грех Ты провидел, – хотя провидение не есть предопределение. Так, Господи, промыслил Ты деревья, плоды которых употребляемы в пищу, а листья на врачевание (Иез. 47:12) ‹…›

Разве не говорит тот, кому открыта была Мудрость Твоя, об искусстве врачевания: Господь создал из земли врачевства, и благоразумный человек не будет пренебрегать ими (Сир. 38:4), – а о врачах: Продолжительною болезнью врач пренебрегает (Сир. 10:11). Все, все эти слова побуждают нас искать помощи, которую Ты посылаешь нам в наших недугах. Но также сказано Тобой: кто согрешает пред Сотворившим его, да впадет в руки врача (Сир. 38:15)! Как же понять мне сие? Ты Сам, благословив, посылаешь нас ко врачу, а раз так, повиновение Твоим словам не может ложиться на нас проклятием. Но тот проклят, кто, впадая в руки врача, отвергает Тебя, всецело вверяется врачу, лишь на него полагается, ему одному внимает и все, исходящее от него, приемлет и пренебрегает врачеванием духовным, дар которого дал Ты также и Церкви Своей; а потому впасть в руки врача есть грех и наказание за прошлые грехи ‹…›».

Здесь он, с одной стороны, опирается на традицию права, с которой познакомился во время обучения в школе юриспруденции, а с другой – на книгу Иова.

Если «увещевания» – наиболее богословски насыщенные части «Обращений к Господу…», то «медитации», которым Донн обязан славой прекрасного прозаика, полны «мудрости мира сего»: «Небеса не менее постоянны оттого, что они непрерывно пребывают в движении, ибо они неизменно движутся одним и тем же путем. Земля не более постоянна оттого, что она неизменно покоится, ибо она непрерывно меняется, ее континенты, острова тают, меняя свои очертания. Так же и человек, благороднейшее из творений земных, тает, как изваяние, будто сотворен не из глины, но из снега. Видим мы – алчность желаний подтачивает его, он тает, снедаемый завистью; он не может устоять перед красотой, что дана в обладание другому; он плавится в огне лихорадки, но не так, как снег на солнце, а так, словно он – кипящий свинец, железо или желтая медь, брошенные в плавильную печь: болезнь не только плавит его, но кальцинирует, сводя тело до атомов, до пепла, когда остаток – не жидкость, а лишь черная окалина. И как же быстро происходит сие! Быстрее, чем ты получишь ответ, быстрее, чем ты сформулируешь сам вопрос; Земля – центр притяжения моего тела, Небо – центр притяжения души; места эти предназначены им от природы; но разве равны душа и тело в своих стремлениях: тело мое падает без принуждения, душа же не восходит без понуждения: восхождение – шаг и мера души моей, но извержение – мера тела моего: Ангелы, чей дом – Небо, Ангелы, наделенные крыльями, – и те имеют лестницу, дабы восходить на Небо по ступеням (ср.: Быт. 28:12). Солнце, покрывающее за минуту сотни миль, и звезды Тверди небесной, что вращаются еще быстрее него, – даже они не движутся столь быстро, как тело мое стремится к земле. В то самое мгновение, как чувствую я первый приступ болезни, я сознаю, что побежден; в мгновение ока взор мой затуманивается; вкус пищи становится пресен и пуст; чувство голода исчезает; колени мои подгибаются, и вот уж ноги не держат меня; и сон, который есть образ и подобие смерти, бежит меня, ибо сам Подлинник – Смерть – приближается ко мне, и вот я умираю для жизни ‹…›».

Здесь мы встречаемся с космографией и алхимией, платонизмом и герметикой. При этом Донн оперирует с набором «общих топосов» своей эпохи – но делает это поистине виртуозно. Магнетизм его текста объясняется не оригинальностью образов, а их неожиданным сопряжением.

Творчество Джона Донна оказало серьезное влияние на английскую литературу XVII века. Последователями его поэзии продолжали решаться некие мистические задачи бытия, разрабатываться идеи, эмблемы, образы, имеющие сокровенный смысл, что позволило углубить философскую лирику, закрепить психологические тенденции в раскрытии лирического мира лирического героя в английской поэзии постренессансного периода.

Задание для самостоятельной работы

1.Составьте план-конспект по теме «Английская литература XVII века. Значение пуританизма для ее развития».

Творческая работа по теме

1.Напишите реферат по теме «Творчество английских поэтов-«метафизиков».

Вопросы коллоквиума

1. Особенности развития английской литературы в XVII веке.

2. Жанровое своеобразие творческого наследия Джона Донна.

Считается, что первым, кто употребил понятие «метафизическая поэзия» в 1585 году был Джордано Бруно в книге «О героическом энтузиазме», посвящённой английскому поэту Филиппу Сидни. В общем смысле метафизика понимается как учение или знание о надэмпирических, сверхопытных, сверхчувственных законах бытия. Это знание о принципиально непознаваемых человеческим сознанием началах, иных законах

Во главе направления стоял Джон Донн. Для метафизической поэзии характерно ощущение распавшегося мироздания и утраты цельности представления о нём.

Большая группа лучших произведений Донна относится к 90-м годам XVI в. Это прежде всего лирический цикл «Песни и сонеты». Любовная лирика с ее всепобеждающей чувственной страстью, с ее языческим преклонением перед возлюбленной относится еще полностью к поэзии Ренессанса. Черты ренессансного реализма живут в сатирах поэта; в них содержатся живые зарисовки обычаев, нравов и типов английского общества на рубеже XVI-XVII вв. Весьма примечательны элегии Донна. Поэт придал этому жанру глубину и эмоциональность непосредственного восприятия действительности, культивируемую в английской элегии последующих времен. Сильна традиция Ренессанса и в двух эпистолах Донна - «Шторм» и «Штиль. Но уже в них начинает звучать тема ничтожества и бренности земного существования, появляются сетования на жалкую человеческую натуру.

Эта тема становится основной в его большой лирической поэме «Путь души» (1601) и особенно в «Анатомии мира» (1611), исступленной иеремиаде (длинное литературноепроизведение, в котором автор горько оплакивает состояние общества, обличая его пороки наряду с лживойморальюи, как правило, предсказывая его скорыйупадок.) о бренности и ничтожности человека. С огромной горечью пишет поэт о бессилии и слабости смертного, о трагизме его заблуждений, о тщете его порывов и о ничтожности его познаний и свершений. С самоубийственным пафосом топчет Донн человеческое достоинство и все ценности гуманизма, разрушает гордый образ человека, созданный Ренессансом, воспевает человека, осознавшего свою зависимость от провидения божьего, В этих произведениях автор мучительно расстается с иными идеалами, которые были дороги ему ранее. Здесь звучит историческое раскаяние флагелланта, бичующего себя за свои мнимые грехи, бесконечно соблазнительные для него и теперь и потому особенно страшные. Поэмы Дж. Донна воспринимаются тем более трагично, что они создаются почти в то же время, когда Шекспир отстаивает идеалы гуманизма в «Буре» и «Цимбелине», а Бен Джонсон формирует свою эстетику, верную примату несокрушимого разума.

Личная интеллектуальная драма Донна, вероятно, была обострена еще и тем, что, приняв по настоянию короля Якова I сан священника, он стал со временем одним из самых популярных проповедников в духе англокатолицизма, должен был вновь и вновь напоминать самому себе и пастве, восхищенной его искусством, о незыблемости и твердости своей веры. Поэзия Донна несет на себе печать кризиса сознания, взаимоотрицающие противоречия, в ней затронута тема необходимости смирения жалкого человека перед всесильной мощью божества. Донн твердо избирает для себя путь служителя церкви и проповедника. Постепенно его поэзия удаляется от былых ренессансных тем, и ее основными образами становятся жалкий, грешный, легкомысленный человек, раб божий, и всемогущее, всевидящее беспощадное начало, к которому направлены помыслы лирического героя поэта, измученного сомнениями в себе и в тех гуманистических идеях, которые были для него еще недавно святыней.

С влиянием Донна связывают целую школу английской поэзии середины XVII в., называемую иногда «школой остроумия» («school of wit»), иногда - школой «поэтов-метафизиков». Первое название пошло от распространенной в те годы тенденции вводить в поэзию остроумные и замысловатые парадоксы, остроты, строить целые стихотворения как развернутый афоризм (сходные явления в итальянской поэзии XVII в. назывались кончетти; отсюда другое название «школы остроумия» - консейтизм). «Метафизической школой» последователей Донна определил впервые Дж. Драйден. Это было повторено известным филологом XVIII в. С. Джонсоном и закрепилось за группой поэтов XVII в., для творчества которых характерна атмосфера мистицизма, религиозно-этических исканий, поэтического самоуглубления. В эту группу в первую очередь входят поэты Дж. Герберт (1593-1633), Г. Воган (1622-1695), Р. Крешоу (1613-1649), Ф. Квэрлз (1592-1644).

Несмотря на различные религиозные взгляды, «поэты-метафизики» действительно объединены обращением к лирике, пронизанной богоискательскими настроениями. Миру земных страстей и утех они противопоставляли напряженное созерцание, молитвенный экстаз. Мотивы отшельничества, осуждение суетной жизни свойственны «поэтам-метафизикам». Природа для них - храм или молельня. Их стихи часто выливаются в жанр поэтической молитвы, исповеди или высокого морального размышления. В любом жизненном явлении «поэты-метафизики» ищут прежде всего некий скрытый мистический смысл, раскрытие которого и превращается в задачу, решаемую поэтом. «Поэты-метафизики» охотно разрабатывают и углубляют технику поэтической аллегории, унаследованную от средневековой, религиозной лирики и претворяют ее в систему девизов и эмблем, образов, имеющих сокровенный религиозный смысл. Особенно широко представлен эмблематизм как одна из важных и оригинальных сторон поэзии «метафизиков» в творчестве Ф. Квэрлза.

Несмотря на творческую односторонность и стилистическое однообразие, «поэты-метафизики» в какой-то мере расширили проблематику английской поэзии, закрепили в ней жанр философской лирики, определили психологическую тенденцию, вывели поэзию за пределы сравнительной жанровой узости, наметившейся к исходу XVI столетия.

Каролингская школа» (или школа поэтов-кавалеров) - наследница традиции ренессансной поэзии и одновременно еще одна английская модификация барокко (Писатели и поэты в эпоху барокко воспринимали реальный мир как иллюзию и сон). Ее название происходит от латинизированного имени короля Карла I. В нее входили поэты-«кавалеры», сторонники короля, создававшие придворно-аристократическую поэзию. В ней широко представлены анакреонтические (сознательно культивируемое наслаждение радостями жизни) и пасторальные мотивы, царит мирное веселье, воспевается природа, красота, уют. Наиболее заметным поэтом этой школы был РобертГеррик. Бо́льшая часть стихотворений Геррика опубликована в1648в поэтическом сборнике «Hesperides» - «Геспериды, или Сочинения светские и духовные» в котором представлена пасторальная, анакреонтическая, религиозная лирика. Мир любви, воссозданный в поэзии Геррика, - это счастливый и беззаботный мир, не похожий на мир Джона Донна или Бена Джонсона. В светском разделе книге представлены 1130 разных стихотворений свидетельствующих о чрезвычайной разносторонности автора. Здесь можно найти и колдовские заклинания, и оды во вкусе Горация, и песни о природе, и застольные песни, и изысканные безделушки в адрес воображаемой дамы сердца, а также стихотворные сказки и эпиграммы.

Английская метафизическая поэзия зарождается и формируется как один из вариантов европейской барочной поэзии. Сам термин метафизическая поэзия как и многие литературоведческие термины - название весьма условное и не связан напрямую с философским значением понятия метафизика. Считается, что первым его употребил в отношении поэзии Донна в конце XVII в. поэт и критик Джон Драйден (1631 - 1700). Самому Драй- дену, который испытал влияние классицизма и тяготел к ясному, открытому поэтическому стилю, стихи Донна казались чересчур интеллектуальными и сложными по смыслу. Именно эти качества он и обозначил словом «метафизика»: «Он [Донн] подражает метафизике не только в своих сатирах, но и в любовных стихах, где лишь одна природа должна править; он поражает умы прекрасного пола великолепными философскими теориями, вместо того, чтобы покорять их сердце...» . В XVIII столетии термин был подхвачен другим известным критиком Самуэлем Джонсоном (1709-1784), который придал ему еще более широкое значение: он вел речь уже о поэтах-метафизиках, т.е. целой поэтической школе последователей Донна.

Однако в XVIII в. ни творчество Донна, ни поэтические сочинения его учеников широкой популярностью не пользовались, не изменилась ситуация и в XIX в. Лишь в начале XX столетия происходит возвращение метафизической поэзии к читателям. Заметную роль в этом процессе сыграл Герберт Грирсон, шотландский профессор, который в 1912 г. выпустил академическое издание с комментариями поэзии Джона Донна, а в 1921 г. - сборник метафизической поэзии. Способствовали пробуждению интереса к этой поэтической школе и статьи о ней Т. С. Элиота (1888-1965), известного поэта и критика, лауреата Нобелевской премии.

С барочной литературой английских поэтов-метафизиков роднит стремление создать в своих произведениях парадоксальную, динамичную, многомерную картину мира. Главным инструментом для построения этой новой вселенной становится особый образ, получивший название концепт (в английском языке ему соответствует термин conceit). Основу концепта обычно составляет метафора или сравнение, но если традиционная метафора или сравнение сводит вместе предметы или явления, в которых есть какое-то родство или сходство, то концепт соединяет предметы и явления, непохожесть которых очевидна и сразу же привлекает к себе внимание. Чтобы создавать подобные парадоксальные сочетания поэт должен обладать барочным остроумием , т.е. особым типом поэтического мышления, позволяющим видеть мир в неожиданных и оригинальных ракурсах. Подобная структура концепта определяет и его тяготение к многозначности. Отсутствие явного сходства или близости между членами, входящими в состав концепта, провоцирует сознание читателя на поиски возможных связей между ними, стимулирует его ассоциативное мышление. Этот процесс и порождает сопротивление однозначному толкованию концепта, нс позволяет ощутить уверенность, что единственный и правильный смысл его найден. Подобные качества концепта вполне совпадают с общим тяготением барочного искусства к преодолению неподвижности, определенности, жесткой фиксированное™.

Джон Донн (1572-1631) родился в семье зажиточного торговца. Дедом с материнской стороны был популярный драматург и композитор Джон Хейвуд. Будущий поэт также связан был родством с известным писателем и государственным деятелем Томасом Мором. Семья была католической по своему вероисповеданию, что во времена королевы Елизаветы, активно поддерживавшей англиканскую церковь, было сопряжено с немалыми опасностями. Так, брат Донна был заключен в тюрьму, где вскоре умер, лишь за то, что приютил на своей квартире во время учебы в университете католического проповедника. Сам поэт из-за своей принадлежности к католической церкви не смог получить степени магистра, хотя учился, как полагают многие биографы, и в Оксфорде, и в Кембридже. В конце концов он вынужден был окончить школу юриспруденции в Лондоне. В 1596 и 1957 гг. участвовал в военной экспедиции английского флота к Кадиксу и Азорским островам, которые принадлежали тогда Испании, главному врагу Великобритании в Европе. Впечатления от морского похода поэт выразил в двух стихотворных посланиях: «Штиль» и «Шторм».

По возвращении в Англию Донн получил место секретаря у Томаса Эджертона, занимавшего пост Лорда Хранителя печати. Очевидно, в это время поэт сменил и вероисповедание - оставаясь католиком, он не мог рассчитывать на успешную карьеру. Впрочем, Донн решился на этот шаг не только из-за карьерных расчетов, сомнения в католицизме стали возникать у него гораздо раньше. Успешному продвижению по службе помешал тайный брак с Анной Мор, племянницей Эджертона, в который Донн вступил в декабре 1601 г. Когда об этом стало известно отцу Анны, он добился изгнания поэта из дома Эджертона и даже его ареста. Суд, тем не менее, признал брак законным, и вскоре Донн вышел на свободу. Тесть постарался разрешить сложившуюся ситуацию с наибольшей выгодой для себя: он вернул дочь законному супругу, но отказал в приданном. В последующие годы Донну вместе с быстро увеличивающейся семьей пришлось жить сначала у родственников и друзей, а затем за счет милостей знатных покровителей. Иногда зависимость поэта от воли других людей приводила к семейным конфликтам. Если верить первому биографу поэта - Уолтону, поводом к написанию одного из самых известных стихотворений Донна «Прощание, запрещающее печаль» послужила размолвка с женой. Причиной ссоры стала необходимость для поэта отправиться в путешествие по Европе вместе со своим патроном Робертом Дрюри, в то время как Анна ожидала вскоре рождения ребенка. По преданию, которое приводит Уолтон в своей книге, в тот самый день, когда у жены Донна были тяжелые роды, и она была на краю смерти, ее призрак явился поэту, находившемуся в Париже.

В 1615 г. Донн принял сан священника. Предложения стать служителем церкви он получал и раньше. В 1607 г. такое предложение сделал ему Томас Мортон, настоятель собора в Глостере, в благодарность за помощь в работе над теологическим трактатом. Донн отказался, памятуя, очевидно, о своих ранних стихах, среди которых немало было очень фривольных. Но в 1615 г. он решился на этот шаг под давлением короля Якова I, на которого большое впечатление произвел памфлет Донна, направленный против католической церкви.

В 1621 г. поэт стал настоятелем собора Святого Павла и занимал этот пост до конца жизни. В этот период он прославился как блестящий проповедник. Свои проповеди Донн тщательно редактировал и готовил к изданию, так как именно с проповедями он связывал надежды на посмертную литературную славу. Последнюю проповедь Донн произнес за несколько недель до кончины и посвятил ее теме смерти, позднее она была названа «Дуэль со Смертью». Умер поэт 31 марта 1631 г. и был похоронен в соборе Святого Павла.

При жизни Донна было опубликовано лишь несколько стихотворений, остальные были известны читателям в списках. Впервые сборник стихов Донна был издан уже после его смерти в 1633 г. Точная датировка создания многих стихотворений раннего периода творчества неизвестна. В поэтическом наследии Донна немало образцов популярных жанров елизаветинской эпохи: сатиры, сонеты, элегии, песни, послания и т.д. Однако под его пером традиционные жанры претерпевают существенные изменения. Как одну из наиболее характерных тенденций его творчества можно отметить отказ от музыкальности елизаветинской лирики и ориентацию на разговорную речь. И хотя Донн способен сочинять и очень мелодичные стихотворения, особенно в жанре песни, но все же в его поэзии преобладают разговорные интонации. Он насыщает свои поэтические произведения обращениями, восклицаниями, вопросами, они нередко обладают сложным ритмическим рисунком и напоминают драматические монологи.

Близостью к драматическим монологам определяется и своеобразие донновских сатир. Монолог ведется в них от лица ироничного и остроумного рассказчика, способного несколькими штрихами набросать картины из жизни Лондона, портреты современников и выставить в комичном или гротескном виде - в зависимости от ситуации - их пороки.

Иначе, чем у его предшественников, представлена в творчестве Донна и любовная тематика. Его ранняя лирика часто вступает в конфликт с системой ценностей, которая лежала в основе елизаветинской любовной поэзии. От частого повторения многие идеи и понятия из этой сферы превратились в штампы и утратили способность вызывать эмоциональный отклик у читателя. Барочное искусство всегда с подозрением относилось к штампам и общим местам, так как для барочного сознания они были чем-то застывшим, статичным, а значит лишенным жизненной силы. Метафизической поэзии была близка подобная позиция. Донн, бросая вызов петраркистской поэзии, противопоставляет ее платонизму и чрезмерной идеализации любовных отношений нарочитую эротичность своих стихов. Подобным вызовом проникнуты стихотворения «На раздевание возлюбленной», «Любовная война» и многие другие.

Примечательно, что, будучи юристом но образованию, поэт не забывает о полученных знаниях и в своем творчестве. Некоторые из его героев великолепно владеют законами логики и риторики, правда, нередко используют их весьма своеобразно. Так, герой стихотворения «На раздевание возлюбленной » активно обращается к арсеналу схоластической логики: уговаривая даму избавиться от той или иной части ее туалета, он каждый раз использует и новый прием убеждения. Соединение схоластической науки с любовной эротикой - шаг смелый, даже дерзкий, парадоксальный, но вполне согласующийся с принципами новой эстетики.

Близка по своему духу к этому стихотворению элегия «Перемена». Определяя жанр своего поэтического сочинения как элегия, Донн ориентируется на жанровую традицию, заложенную в творчестве Катулла и других древнеримских авторов, для которых элегия была в первую очередь образцом любовной лирики, не предполагавшим обязательного наличия печальной тональности. В «Перемене» лирический герой выступает сторонником более свободных отношений между мужчиной и женщиной. Правомерность подобной позиции он подтверждает примерами из жизни природы:

Природа постоянства нс блюдет Все изменяют: зверь лесной и скот.

Так по какой неведомой причине Должна быть женщина верна мужчине?

(Пер. Г. М. Кружкова)

Иногда герой элегии по контрасту с выспренним стилем петраркистской поэзии бывает преувеличенно груб в обращении с возлюбленной:

Дуреха! Сколько я убил трудов,

Пока не научил, в конце концов,

Тебя - премудростям любви.

(Пер. Г. М. Кружкова)

Порой Донн использует и более изощренные формы полемики с традицией. В стихотворении «Анаграмма » его герой высмеивает поэтические штампы, с помощью которых обычно описывалась в любовной лирике женская красота. Опираясь на математический закон, который утверждает, что от перемены мест слагаемых сумма нс меняется, он доказывает, что безобразная Флавия прекрасна. Просто, у нее маленькие глаза, а не рот; чернота бровей оказалась на зубах, золото (желтый цвет) волос - на щеках, а румянец со щек перебрался на волосы, и они теперь - красные. Однако все необходимые элементы красоты у Флавии есть, пусть и в ином порядке, а значит «в сумме» она прекрасна.

Вместе с тем Донн никогда не был лишь певцом чувственных удовольствий, создателем откровенных эротических стихов и разрушителем традиций, для которого нет ничего святого. Все это, скорее, маски, которые певец примеряет на себя. А маскарад - одна из излюбленных тем барочного искусства. У Донна есть и очень возвышенные стихи о любви. К числу таковых можно отнести одно из самых известных стихотворных произведений поэта - «Прощание , запрещающее печаль». Оно вошло в группу стихотворений, которые во втором издании поэтического сборника Донна были обозначены как «Песни и сонеты». Сонетами в ту эпоху очень часто называли стихотворения самых разных жанров, посвященные любви. Сонеты Донна также не имеют формальных признаков традиционного сонета, поэтому А. Н. Горбунов рекомендует называть их «стихотворения о любви» .

В «Прощании, запрещающем печаль» герой говорит возлюбленной о нерасторжимом единстве их союза и сравнивает его с единством ножек циркуля:

Как ножки циркуля, вдвойне Мы нераздельны и едины:

Где б ни скитался я, ко мне "Гы тянешься из середины. Кружась с моим круженьем в лад, Склоняешься, как бы внимая, Пока не повернет назад К твоей прямой моя кривая.

Куда стезю не повернуть,

Лишь ты - надежная опора Тому, кто, замыкая путь,

К истоку возвратится скоро.

(Пер. Г. М. Кружкова)

Сравнение влюбленных с ножками циркуля - один из самых популярных концептов донновской поэзии и, как многие метафизические концепты, тяготеет к многозначности. Донн заимствовал образ циркуля из «Книги эмблем». Подобные издания были очень популярны в Европе. В них отвлеченные идеи выражались с помощью графических образов, и часто такие рисунки сопровождались поэтическими или прозаическими пояснениями. В «Книге эмблем» циркуль символизировал зависимость души человека от Бога. Поэт переосмыслил этот образ, наполнил новым содержанием, но для читателя, знакомого с этой работой, прежнее значение этой эмблемы придавало религиозную возвышенность и донновскому концепту.

Кроме того, круг, который вычерчивает циркуль, мог символизировать совершенство, гармонию и бесконечность новой вселенной, появившейся после встречи влюбленных. Окружность с точкой посередине - а именно такая фигура должна была появиться после того, как циркуль возвращался к «своему истоку» - ассоциировалась с астрологическим знаком Солнца и алхимическим знаком золота. И каждому из этих образов находится место в образной системе стихотворного текста. Возможны и другие смысловые ассоциации, как уже упоминалось, такова природа концепта - провоцировать читателя на поиски разных значений.

В творческом наследии Донна есть и стихи, в которых он воспевает платоническую любовь. Однако платонизм Донна заметно отличается от платонизма петраркистов, у которых он в основном сводился к утонченному томлению кавалера по бестелесной даме. У Донна платонизм более тесно связан с учением древнегреческого мыслителя, чьи идеи и легли в основу упомянутого типа любви. К числу «платонических» у английского поэта можно отнести стихотворения «С добрым утром», «Канонизация», «Бесконечность любви», «Экстаз» и др.

В стихотворении «С добрым утром» можно усмотреть обращение к традициям жанра альбы, зародившемся в средневековой куртуазной поэзии. Обычно альба рассказывала о расставании рыцаря с возлюбленной на утренней заре. Во времена Донна также получила распространение разновидность этого жанра, в которой молодые влюбленные после пробуждения делились впечатлениями о проведенной ночи. Поэт поначалу поддерживает у читателя иллюзию, что он имеет дело именно с таким вариантом альбы:

Да где же раньше были мы с тобой?

Сосали грудь? Качались в колыбели?

Или кормились кашкой луговой?

(Пер. Г. М. Кружкова)

Однако к концу первой строфы выясняется, что физическая сторона любви им уже хорошо знакома, а новизна их отношений связана с тем, что для любви пробудились их души:

Очнулись наши души лишь теперь,

Очнулись - и застыли в ожиданье;

Любовь на ключ замкнула нашу дверь,

Каморку превращая в мирозданье.

(Пер. Г. М. Кружкова)

Любовь развивается здесь согласно формуле, предложенной Платоном в диалоге «Пир»: от одного прекрасного тела ко всем прекрасным телам и затем от прекрасных тел к прекрасным душам. Конечная цель этого восхождения - «открытое море красоты» .

В образе пещеры («Или, как семь сонливцев, прохрапели / Все годы»), где благополучно проспали 187 лет семь эфесских юношей, замурованные преследователями ранних христиан, можно усмотреть намек на «платоновскую пещеру». С помощью аллегорической картины пещеры и сидящих в ней закованных узников Платон иллюстрировал отношения между миром идей и чувственным миром, в котором живут люди. Человеку, наблюдающему за земным миром, так же сложно представить мир идей, как узникам по теням на стене догадаться, что происходит за пределами пещеры. В этой философской перспективе все предыдущие красавицы лирического героя были лишь смутными тенями его нынешней возлюбленной {«all pleasures fancies be.., "twas but a dream of thee»), которая воплощает истинную идею любви.

В более поздний период своего творчества Донн обращается к религиозным темам. Приблизительно около 1610 г. он создал цикл стихотворений, получивший название «Священные сонеты». Эти сочинения отличает такая же страстность и напряженность чувства, какая была характерна для ранней любовной лирики Донна, только теперь его любовь обращена не к женщине, а к Богу. В «Священных сонетах» поэт использовал также технику религиозной медитации, которую разработал и ввел в религиозную практику христианской церкви основатель ордена иезуитов Игнатий Лой- ола (1491 - 1556). Для практикующего эту форму медитации необходимо было детально воссоздать в своем воображении какую-то сцену из Нового Завета, поместить себя среди действующих лиц, а затем проанализировать свои переживания и извлечь из всего этого нравственный урок, который будет способствовать духовному совершенствованию личности. Нередко композиция сонетов из упомянутого цикла близка к данной схеме.

В этот же период Донн создает большое количество проповедей. В них ощущается поэтический талант автора: он любит использовать яркие, парадоксальные образы, которые должны апеллировать не только к разуму, но и к чувствам слушателя. Особенно охотно Донн обращается в своих проповедях к теме смерти. Он изображает ее в самых пугающих аспектах, смерть ассоциируется у него с разлагающейся плотью, могильными червями, с зияющими глазницами черепов и т.п. Эти картины должны были потрясти слушателя. По мнению Донна, религиозные истины глубже проникают в душу человека, если этот процесс сопровождается сильным эмоциональным откликом. Наибольшую известность приобрели строки из проповеди Донна, которые позднее американский писатель Эрнест Хемингуэй использовал в качестве эпиграфа к своему роману «По ком звонит колокол»: «Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если Волной снесет в море береговой Утес, меньше станет Европа, и также, если смоет край

Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, и потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе».

Помимо проповедей к прозаическим религиозным сочинениям Донна относятся также памфлеты «Псевдомученик» (1610), «Игнатий и его конклав» (1611) и трактат «Биатанатос» (ок. 1611).

Позднее Донн был признан основателем и главой английской школы метафизической поэзии. В настоящее время к ней причисляется большой круг поэтов той эпохи. Чаще всего среди представителей этой школы упоминаются имена Джорджа Герберта, Эндрю Марвелла, Генри Воэна и Ричарда Крэшо.

Джордж Герберт (1593-1633) представляет религиозное направление внутри школы метафизической поэзии. Как Донн, он стал священником уже в зрелом возрасте. Мать Джорджа Герберта - Магдалена Герберт - была покровительницей Донна, и поэт считался другом семьи.

Перу Джорджа Герберта принадлежит лишь один поэтический сборник «Храм», который был напечатан уже после смерти автора в 1633 г. Книга состоит в основном из коротких религиозных стихотворений различных по форме и тематике, встречаются и фигурные стихи, т.е. имеющие форму различных фигур. Общую тональность сборника отличает безыскусность и отсутствие какой-либо претенциозности. Автор «Храма», как и все поэты-метафизики, любит использовать парадоксальные образы в своих произведениях, но материал для них он заимствует из Священного Писания. Вслед за Донном, Герберт нередко обращается к логике и риторике, однако в отличие от Донна, они не становятся элементом игры с читателем.

Подобно другим представителям донновской школы в XVI11 в. Джордж Герберт выпадает из активного литературного оборота. Его начинают вновь печатать в XIX столетии, но подлинную популярность он обретает в XX в. после того, как была возвращена к жизни поэзия Джона Донна.

Эндрю Марвелл (1621 - 1678) родился в семье священника. Учился в Кембриджском университете, где среди его друзей был и Джон Мильтон. В годы гражданской войны не примкнул ни к одной из конфликтующих сторон. Однако в начале войны больше симпатизировал роялистам, но позднее написал оду, прославляющую Кромвеля, и в своих политических взглядах в большей мере ориентировался на парламент. В период Реставрации быстро примирился с новой властью и был назначен секретарем посольской миссии, в составе которой побывал в нескольких странах, в том числе и в России.

Как поэт, считал себя учеником Донна и подобно ему продемонстрировал немалое мастерство в жанре сатиры. Особую известность приобрела его стихотворная сатира «Последние наставления художнику» (1667), в которой он подвергает резкой критике королевский двор. Поэт дает советы художнику, как должно выглядеть современное государство на его картине: лишенным защиты, так как у него нет больше флота; управляемым пьяницами и развратниками, не имеющими никаких талантов и добродетелей. Смелость автора в обличении пороков не позволила напечатать сатиру при его жизни, она ходила по рукам в рукописном виде.

Помимо традиций Донна в сатирах ощущается и влияние Бена Джонсона, на чьи переводы горацианских сатир Марвелл несомненно опирался, разрабатывая этот жанр. Смешанное влияние Донна и Джонсона дает о себе знать и в лирической поэзии Марвелла. С Джонсоном, который ориентировался на нормы классицистической поэтики, его роднит логичность в раскрытии темы, упорядоченность поэтического ритма. Как и Джонсон, он охотно обращается к жанрам из античного наследия. Например, в творчестве Марвелла часто встречается пастораль. К этому жанру относятся стихотворения «Амет и Фестила», «Дафнис и Хлоя» и др. В основе их диалог героев, или точнее дебаты о любви, с помощью которых кавалер пытается убедить подругу откликнуться на его любовное предложение. В содержании традиционной пасторали мольбы влюбленного пастуха о благосклонности чередовались с ответами его возлюбленной, разъясняющей причины своей холодности. Стихотворения этого жанра у Марвелла гораздо эротичнее и игривее. Фестила спорит с Аметом скорее для соблюдения внешних приличий и не очень долго противится уговорам.

Герои Марвелла не пастух и пастушка, а поселяне, работающие на уборке сена и свивающие сухую траву в жгуты. Именно из этого процесса они и заимствуют примеры для иллюстрации собственных взглядов на любовь. Если для современников Марвелла подобный прием - заимствование аргументов из сферы повседневной жизни героев - был вполне естественным атрибутом жанра пасторали, то сам он сознательно подчеркивает его условность. Создавая ироническую дистанцию между собой и персонажами стихотворения, он приглашает и читателя улыбнуться наивному любовному этикету сельских дам и кавалеров.

Однако нужно отметить, ч то простота образов сочетается в данном тексте с довольно сложной их организацией. Сама развернутость сравнения любви с уборкой сена уже сближает «Амета и Фестилу» с поэтическими произведениями Донна, многие из которых так же имеют в основе одну сквозную метафору или сравнение.

Роднит Марвелла с метафизиками и готовность к эксперименту с традиционными поэтическими формами. В стихотворениях «Дамон-косарь », «Косарь - к светлячкам », «Косарь против садов», «Песня косаря »

привычного пасторального героя - пастуха заменяет косарь. И оригинальность этих произведений обусловлена не только новым типом героя, но и тем, что он уже связан с миром природы иными отношениями, чем в традиционной пасторали. Хотя конечная цель его деятельности, как и у пастуха, накормить домашних животных, в стихах Марвелла она связана со смертью и разрушением. Уже сама фигура с косой вызывает ассоциации с аллегорией смерти.

Еще дальше отстоит от пасторали, хотя и генетически связана с ней, самая большая по объему (776 строк) поэтическая работа Марвелла - «Эплтон-Хаус» . Данное произведение относится к жанру «поэмы сельского поместья», родоначальником которого является Бен Джонсон. Поэма была создана в период проживания Марвелла в поместье лорда Фэрфакса, где он исполнял обязанности домашнего учителя дочери лорда. Поэт изображает сельское поместье как изолированную от остального мира часть пространства, где действуют иные, более гармоничные отношения между человеком и космосом, человеком и природой.

В творчестве Марвелла встречаются и великолепные образцы любовной лирики. Одним из лучших считается стихотворение «К стыдливой возлюбленной». Его можно отнести к той группе поэтических произведений, тему которых нередко определяют цитатой из оды Горация - сагре diem («лови день»). Лирический герой подобных стихотворений обычно призывает возлюбленную воспользоваться своей красотой и молодостью и не откладывать наслаждение радостями жизни на потом, так как время быстротечно, и очень скоро она утратит и красоту, и молодость:

Сударыня, будь вечны наши жизни,

Кто бы стыдливость предал укоризне?

Не торопясь, вперед на много лет Продумали бы мы любви сюжет.

Вы б жили где-нибудь в долине Ганга Со свитой подобающего ранга,

А я бы в бесконечном далеке Мечтал о вас па Хамберском песке,

Начав задолго до Потопа вздохи.

И вы могли бы целые эпохи То поощрять, то отвергать меня...

Но за моей спиной, я слышу, мчится Крылатая мгновений колесница;

А перед нами - мрак небытия,

Пустынные, печальные края.

Поверьте, красота не возродится,

И стих мой стихнет в каменной гробнице...

(Пер. Г. М. Кружкова)

Новое открытие поэзии Марвелла, как и Донна, произошло в начале XX в., и немалая заслуга в этом принадлежит Т. С. Элиоту, который в своих статьях неоднократно обращался к творчеству этого поэта. Стихотворение «К стыдливой возлюбленной» Элиот считал одним из величайших произведений английской поэзии.

Генри Воэн (1621 - 1695) родился в Уэльсе, окончил Оксфордский университет. Ранняя поэзия, составившая первый сборник «Асканский лебедь» (опубл. 1651), отличается вычурной образностью и затемненным смыслом. В конце 40-х гг. XVII в., пережив тяжелую болезнь, он под влиянием Джорджа Герберта обращается к религиозной поэзии. В этот период творчества стихи Герберта очень часто служат образцом для его собственных сочинений. Так, сборник «Огненный кремень» (1650, вторая редакция 1655) Воэна создавался с ориентацией па «Храм» Герберта. Многие стихотворения этого сборника проникнуты религиозным мистицизмом. Автор верит в неразрывную связь микрокосма и макрокосма, в природе он стремится увидеть следы вечности, проявление божественного.

Ричард Крэшо (1613-1649) родился в Лондоне в пуританской семье, окончил Высший церковный колледж в Кембридже. Позже обратился в католичество и уехал в Париж, где несколько лет жил в нищете. Благодаря вмешательству своего друга Абрахама Каули, получил от жены Карла I Генриетты Марии рекомендации к Папе Римскому и отправился в Италию, где оставался до самой смерти. Знакомство с итальянской поэзией наложило отпечаток на его собственное творчество. Особенно значительным было влияние итальянского поэта Дж. Марино, а чуть позже добавилось и влияние испанских мистиков. Поэтому, хотя главное его сочинение сборник «Ступени к храму » (1646) и содержит в названии аллюзию на сборник Герберта «Храм», оно заметно отличается от религиозной поэзии английских метафизиков и своей тематикой, и своим стилем. Помимо общих религиозных мотивов, которые объединяют католическую и протестантскую церковь, в «Храме» встречаются стихи, имеющие отношение именно к католической мессе, а также гимны, посвященные прославлению католических святых. Для поэтического стиля Крэшо характерна большая декоративность и орнаменталыюсть по сравнению с английской школой. С католической традицией поэзию Крэшо связывает и увлеченность цветовыми метафорами. Некоторые исследователи отмечают воздействие на творчество Крэшо религиозной живописи Рубенса, Мурильо и Эль Греко. Самым известным стихотворением из «Ступеней к храму» стал «Гимн святой Терезе». Под одной обложкой с первым сборником в 1646 г. был напечатан и второй поэтический сборник Крэшо, в который вошла его светская поэзия.

Экстравагантная образность Крэшо в последующие эпохи была не столько предметом восхищения, сколько пародирования. Новое признание его поэзия получила лишь в XX столетии, когда проснулся интерес к английской метафизической поэзии.

Запоздалое открытие достоинств метафизической поэзии, затянувшееся больше чем на два столетия, связано с тем, что лишь позднее литература обнаружила свое родство в некоторых аспектах с литературой XVII столетия. Отголоски метафизической поэзии можно обнаружить в сочинениях Теннисона, в поэзии французских символистов, но лишь литература модернизма начинает в полной мере ощущать свою близость с английскими метафизиками. Поэтому закономерно, что именно статьи поэта-модерни- ста Т. С. Элиота о метафизической поэзии и об отдельных представителях этой школы стали серьезным теоретическим обоснованием ее возрождения. Раскрыв природу и место этого явления в английском литературном процессе XVII в., Элиот облегчил вхождение в поле влияния метафизической поэзии для других литераторов своего времени и последующей эпохи. Ее влияние сказалось на поздней поэзии Уильяма Батлера Йейтса, творчестве Роберта Грейвза, Уистена Хыо Одена, Стивена Спендера, Дилана Томаса и др. Почитателем Э. Марвелла был В. В. Набоков, в своих лекциях по литературе он проводил параллели между творчеством Марвелла и Пушкина. В романе «Бледное пламя» (1962) писатель использовал большое количество цитат из стихотворения Марвелла «Нимфа, оплакивающая смерть олененка».

Горбунов А. II. «Другая оптика» - поэзия Джона Донна //Донн Д. Стихотворенияи поэмы. С. 369.

Платон. Пир // Платон. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 2. М., 1993. С. 120-121.

Поэты-метафизики

От Джона Донна до Гамлета Исаханлы

Появление термина метафизика относят к концу XVI века, но в литературе он начинает применяться по отношению к английским поэтам первой половины XVII века, которых принято называть поэтами метафизической школы, признанным главой которой считается Джон Донн.

Метафизическую поэзию считают явлением общеевропейским, хотя такой подход, на наш взгляд, не приемлем, так как ни поэзия, ни философия, ни даже "псевдофилософская поэзия", как иногда называют метафизику, принадлежностью одной литературы, одного континента быть не может. Истинная поэзия - достояние всего человечества. Такая поэзия носит в себе философское начало. И отсюда, думается, начинается основное противоречие. Одни противопоставляют философию метафизике, другие ставят между ними знак равенства. Так, утверждается, что "Поэзия, метафизика - разные способы прочтения шифров трансценденции . Философ пытается делать это сознательно, поэт бессознательно реализует целое в своем произведении" (2, с.9)

Применительно к литературе под метафизической поэзией чаще всего подразумеваются произведения, в которых мир познается большей частью не только путем логических построений, и не только чувствами. В такой поэзии эти два начала, две пути познания как бы органически сочетаются, благодаря чему наблюдается определенная амбивалентность, многозначность поэтического высказывания: видимое, внешнее в определенной степени контрастирует с тем, что спрятано глубже и не всегда доступно непосвященному.

Любая настоящая поэзия несет в себе философское начало, так как хочет познать непознаваемое. А это позволяет утверждать, что такая поэзия метафизична.

Под понятием метафизическая поэзия в литературоведении подразумевается английская барочная поэзия первой половины XVII века. А поэты этой поры, исповедовавшие неоплатонические взгляды, называются поэтами-метафизиками. Но такие взгляды гораздо раньше были характерны восточным мистикам, суфиям, суфийской поэзии, что само по себе не дает право сужать круг поэтов-метафизиков до английской, даже общеевропейской поэзии конкретного исторического периода.

В метафизической поэзии ведущим становится смысл, поиски на определенные вопросы бытия, и отсюда размышления над проблемой утраты целостности самого мироздания. Кроме того, в данной поэзии остро чувствуется тема одиночества. Одиночество в культурном измерении - частый гость мира ученых, пророков и реформаторов, особенно если они видят свои расхождения с основными культурными течениями, пытаясь прийти к ценностям, забытым или отвергнутым широкой публикой (4)

Джон Донн - поэт на все времена. Стихи его "обращены к женщине или к Богу, и поныне звучат страстно и увлекательно. Донн пишет :

"Мой друг, я расстаюсь с тобой

Не ради перемен.

Не для того, чтобы другой

Любви предаться в плен.

Но наш не вечен дом,

И кто сие постиг,

Тот загодя привык

Быть легким на подъем(1, с.39)

Казалось бы, все просто, ситуация весьма обыденна по сравнению с разумом, который, проводя параллели между явлениями, далекими друг от друга, сближает их, открывая с неожиданной стороны, в чем проявляется метафизическое остроумие.

А это расширяет границы познания, позволяет охватывать значительное смысловое пространство.

О метафизической поэзии заговорили и в ХХ веке, узрев его проявление у многих поэтов разных литератур. А это позволяет констатировать, что характерной особенностью метафизической поэзии является ее парадоксальность в любом проявлении.

Проходят годы, меняется эпоха, параллельно меняется и характер поэзии и философского осмысления мира и мироздания, отношение человека к создателю, Богу. Естественно, одной и той же меркой подходить к поэзии средних веков и поэзии XXI века невозможно. Но, тем не менее, определенные цепочки логического и чувственного осмысления остаются.

Поэт-метафизик XVII века ищет, прежде всего, некий скрытый мистический смысл, на решение которого направлены его основные усилия.

В настоящее время можно говорить о поисках смысла бытия и путях реализации данной задачи. При таком подходе можно утверждать, что метафизическая поэзия имеет место и в наши дни.

И ученый, и поэт по сути занимаются одним и тем же - ищут ответы на поставленные жизнью вопросы, стремятся разгадать тайны мироздания, жизни, смысла самой жизни. И не на все вопросы можно ответить путем логических построений. Тут логические суждения у поэта сочетаются с чувственным постижением. И именно такое постижение смысла бытия является основным показателем метафизичности поэзии.

Сказанное во многом присуще поэзии азербайджанского математика и поэта Гамлета Исаханлы , который в своей поэзии пытается найти ответ на вопросы, на которые люди искали ответы тысячелетиями. Но эти вопросы при жизни каждого нового поколения возникали снова и снова, ибо каждый из них для каждого человека имеет свое индивидуальное наполнение, изначально несколько отличающееся от общего. Ответы на подобные вопросы могут звучать неодинаково, ибо, как говорит поэт:

"Сколько в мире тайн? Считаем...

Книги умные читаем...

На природу уповаем,

Истиной не дорожим...

Этот мир - непостижим! (3)"

"Этот мир - непостижим",- утверждает поэт. Co гласно поэтической мысли Исаханлы человек приходит в мир, стремится постичь его, открывая для себя каждый день все новые и новые грани, оттенки мира, через бабушкины, дедушкины сказки отправляется в мир чудес, потом сталкивается с жесткой действительностью и до конца своего земного пути пытается понять, что же такое жизнь. И все же до конца разгадать эту загадку не может. В математике ответом некоторых задач является бесконечность. Таким же бесконечным процессом является постижение, познание жизни. Можно прожить и пятьдесят лет, и сто... Но раскрыть до конца суть этой жизни невозможно, но стремиться к нему надо, ибо, возможно, именно в этом и заключается смысл жизни.

Одним из весьма примечательных стихотворений Гамлета Исаханлы является "Корни". Благодаря предельной смысловой наполненности каждой строки, каждого слова стихотворение выделяется из потока современной псевдофилософской поэзии. Поэт не философствует, а ищет, опять-таки, смысл жизни.

"Когда-то с матерью родной

Я был единым целым...

Мы были две души в одной,

Единокровным телом.

Она была мой небосвод,

Моя земля и пища.

Я наливался в ней, как плод,

Сокрытый в корневище.

И разрывать единства связь

Была такая мука!

Длиною в жизнь разлука... (3)" Родился я... И родилась

Рождение человека осознается и как разлука с матерью. Парадоксальное суждение, что непосредственно перекликается с поэтикой поэтов-метафизиков.

Жизнь - это путь от рождения до смерти, на этом пути человек постепенно расходует отпущенный ему срок. Но самое главное: на что и как расходовать этот бесценный дар? Но что ждет его в конце этого пути и стоит ли бояться этого конца? В этом для Гамлета Исаханлы тайны нет. От рождения до смерти человек проходит путь развития, движется вперед и выше. Впереди его, скорее всего, ждет еще более высокая ступень, если земную жизнь он прожил как подобает носителю высокого звания человек.

Но между рождением и смертью - полюсами жизни - находится сама жизнь. В чем же ее смысл? Может, в постоянном движении и продвижении? Человек постоянно куда-то стремится, идет, едет, расширяя горизонты своего мировидения.

Тамилла Алиева

Считается, что первым, кто употребил понятие «метафизическая поэзия» в 1585 году был Джордано Бруно в книге «О героическом энтузиазме», посвящённой английскому поэту Филиппу Сидни. В общем смысле метафизика понимается как учение или знание о надэмпирических, сверхопытных, сверхчувственных законах бытия. Это знание о принципиально непознаваемых человеческим сознанием началах, иных законах

Во главе направления стоял Джон Донн. Для метафизической поэзии характерно ощущение распавшегося мироздания и утраты цельности представления о нём.

Большая группа лучших произведений Донна относится к 90-м годам XVI в. Это прежде всего лирический цикл «Песни и сонеты». Любовная лирика с ее всепобеждающей чувственной страстью, с ее языческим преклонением перед возлюбленной относится еще полностью к поэзии Ренессанса. Черты ренессансного реализма живут в сатирах поэта; в них содержатся живые зарисовки обычаев, нравов и типов английского общества на рубеже XVI-XVII вв. Весьма примечательны элегии Донна. Поэт придал этому жанру глубину и эмоциональность непосредственного восприятия действительности, культивируемую в английской элегии последующих времен. Сильна традиция Ренессанса и в двух эпистолах Донна - «Шторм» и «Штиль. Но уже в них начинает звучать тема ничтожества и бренности земного существования, появляются сетования на жалкую человеческую натуру.

Эта тема становится основной в его большой лирической поэме «Путь души» (1601) и особенно в «Анатомии мира» (1611), исступленной иеремиаде (длинное литературное произведение, в котором автор горько оплакивает состояние общества, обличая его пороки наряду с лживой моралью и, как правило, предсказывая его скорый упадок.) о бренности и ничтожности человека. С огромной горечью пишет поэт о бессилии и слабости смертного, о трагизме его заблуждений, о тщете его порывов и о ничтожности его познаний и свершений. С самоубийственным пафосом топчет Донн человеческое достоинство и все ценности гуманизма, разрушает гордый образ человека, созданный Ренессансом, воспевает человека, осознавшего свою зависимость от провидения божьего, В этих произведениях автор мучительно расстается с иными идеалами, которые были дороги ему ранее. Здесь звучит историческое раскаяние флагелланта, бичующего себя за свои мнимые грехи, бесконечно соблазнительные для него и теперь и потому особенно страшные. Поэмы Дж. Донна воспринимаются тем более трагично, что они создаются почти в то же время, когда Шекспир отстаивает идеалы гуманизма в «Буре» и «Цимбелине», а Бен Джонсон формирует свою эстетику, верную примату несокрушимого разума.

Личная интеллектуальная драма Донна, вероятно, была обострена еще и тем, что, приняв по настоянию короля Якова I сан священника, он стал со временем одним из самых популярных проповедников в духе англокатолицизма, должен был вновь и вновь напоминать самому себе и пастве, восхищенной его искусством, о незыблемости и твердости своей веры. Поэзия Донна несет на себе печать кризиса сознания, взаимоотрицающие противоречия, в ней затронута тема необходимости смирения жалкого человека перед всесильной мощью божества. Донн твердо избирает для себя путь служителя церкви и проповедника. Постепенно его поэзия удаляется от былых ренессансных тем, и ее основными образами становятся жалкий, грешный, легкомысленный человек, раб божий, и всемогущее, всевидящее беспощадное начало, к которому направлены помыслы лирического героя поэта, измученного сомнениями в себе и в тех гуманистических идеях, которые были для него еще недавно святыней.

С влиянием Донна связывают целую школу английской поэзии середины XVII в., называемую иногда «школой остроумия» («school of wit»), иногда - школой «поэтов-метафизиков». Первое название пошло от распространенной в те годы тенденции вводить в поэзию остроумные и замысловатые парадоксы, остроты, строить целые стихотворения как развернутый афоризм (сходные явления в итальянской поэзии XVII в. назывались кончетти; отсюда другое название «школы остроумия» - консейтизм). «Метафизической школой» последователей Донна определил впервые Дж. Драйден. Это было повторено известным филологом XVIII в. С. Джонсоном и закрепилось за группой поэтов XVII в., для творчества которых характерна атмосфера мистицизма, религиозно-этических исканий, поэтического самоуглубления. В эту группу в первую очередь входят поэты Дж. Герберт (1593-1633), Г. Воган (1622-1695), Р. Крешоу (1613-1649), Ф. Квэрлз (1592-1644).

Несмотря на различные религиозные взгляды, «поэты-метафизики» действительно объединены обращением к лирике, пронизанной богоискательскими настроениями. Миру земных страстей и утех они противопоставляли напряженное созерцание, молитвенный экстаз. Мотивы отшельничества, осуждение суетной жизни свойственны «поэтам-метафизикам». Природа для них - храм или молельня. Их стихи часто выливаются в жанр поэтической молитвы, исповеди или высокого морального размышления. В любом жизненном явлении «поэты-метафизики» ищут прежде всего некий скрытый мистический смысл, раскрытие которого и превращается в задачу, решаемую поэтом. «Поэты-метафизики» охотно разрабатывают и углубляют технику поэтической аллегории, унаследованную от средневековой, религиозной лирики и претворяют ее в систему девизов и эмблем, образов, имеющих сокровенный религиозный смысл. Особенно широко представлен эмблематизм как одна из важных и оригинальных сторон поэзии «метафизиков» в творчестве Ф. Квэрлза.

Несмотря на творческую односторонность и стилистическое однообразие, «поэты-метафизики» в какой-то мере расширили проблематику английской поэзии, закрепили в ней жанр философской лирики, определили психологическую тенденцию, вывели поэзию за пределы сравнительной жанровой узости, наметившейся к исходу XVI столетия.

Каролингская школа» (или школа поэтов-кавалеров) - наследница традиции ренессансной поэзии и одновременно еще одна английская модификация барокко (Писатели и поэты в эпоху барокко воспринимали реальный мир как иллюзию и сон). Ее название происходит от латинизированного имени короля Карла I. В нее входили поэты-«кавалеры», сторонники короля, создававшие придворно-аристократическую поэзию. В ней широко представлены анакреонтические (сознательно культивируемое наслаждение радостями жизни) и пасторальные мотивы, царит мирное веселье, воспевается природа, красота, уют. Наиболее заметным поэтом этой школы был Роберт Геррик. Бо́льшая часть стихотворений Геррика опубликована в 1648 в поэтическом сборнике «Hesperides» - «Геспериды, или Сочинения светские и духовные» в котором представлена пасторальная, анакреонтическая, религиозная лирика. Мир любви, воссозданный в поэзии Геррика, - это счастливый и беззаботный мир, не похожий на мир Джона Донна или Бена Джонсона. В светском разделе книге представлены 1130 разных стихотворений свидетельствующих о чрезвычайной разносторонности автора. Здесь можно найти и колдовские заклинания, и оды во вкусе Горация, и песни о природе, и застольные песни, и изысканные безделушки в адрес воображаемой дамы сердца, а также стихотворные сказки и эпиграммы.

Творчество Джона Драйдера.

Классицизм в литературе периода Реставрации представлен творчеством Джона Драйдена (John Dryden, 1631-1700).

В отличие от других европейских литератур XVII в., классицизм в английской литературе не стал вполне сложившимся направлением. В Англии для его развития не было тех необходимых предпосылок, какие имелись, например, во Франции, где эстетика и литература классицизма представлены такими блестящими именами, как Буало, Корнель, Расин и Мольер. Объясняется это тем обстоятельством, что развитие и подъем классицизма во Франции совпадает с эпохой расцвета абсолютной монархии, являвшейся в то время объединяющим началом общества. Исторический путь развития Англии был иным. Реставрация Стюартов, сменивших буржуазную республику, не создала благоприятной почвы для расцвета классицизма.

Эстетика классицизма связана с культом античности и разума, со стремлением к упорядоченности и нормативности. Если в произведениях эпохи Возрождения герои представали во всем многообразии, богатстве и величии заключенных в них сил и страстей, то эстетика классицизма предписывала подчинение эмоций рассудку, чувств - долгу. Борьба чувств и долга становилась основой конфликта произведений. Изображение характера отличалось однолинейностью. Обнаруживалось тяготение к созданию обобщенных образов. Обязательным было соблюдение трех единств - действия, места и времени.

В Англии теоретиком классицизма выступил Драйден, которого считают и основоположником английской литературной критики. Известность получила его ода на смерть Кромвеля. Однако сразу же после реставрации монархии он в своих политических сатирах и одах стал прославлять Стюартов, защищать монархию и вскоре сделался придворным поэтом и историографом. Драйден отличался нестойкостью своих политических взглядов и религиозных убеждений. Начав с осуждения католицизма, он затем принимает католическую веру и в поэме «Лань и пантера» (The Hind and the Panther, 1687) выступает с прославлением римско-католической церкви. Среди поэтических произведений Драйдена интересно стихотворение «Чудесный год» (Annus Mirabilis; The Year of Wonders, 1666), в котором рассказывается о событиях, пережитых Лондоном в 1666 г. (пожар и чума).

Важное место в его творчестве принадлежит драматургии, в области которой он следовал образцам французского классицизма (Корнель, Расин), продолжая одновременно и традиции поздней елизаветинской драмы (Бен Джонсон, Бомонт и Флетчер). По образцу французской драматургии некоторые из своих произведений он написал «героическим стихом», для которого характерны пятистопный ямб и парная рифма.

Драйден обращался к форме комедии, писал музыкальные драмы и героические трагедии. В последних, однако, героический пафос подменялся риторикой. Сюжеты его произведений основаны на истории кровавых преступлений и характеризуются интересом к экзотике («Индийский император, или Завоевание Мексики испанцами» 1665) и др. Необычайные события Драйден стремился передать, обращаясь к канонам классицизма. В комедиях Драйдена отражены нравы эпохи Реставрации («Дикий волокита» - The Wild Gallant, 1663). Среди трагедий Драйдена наибольшей известностью пользуются «Тайная любовь, или Королева-девственница» «Дон Себастьян».

В «Опыте о драматической поэме» и в «Опыте о героических пьесах» Драйден изложил свои взгляды на литературу и задачи драматургии, определив в качестве явлений, на которые он ориентируется, французский классицизм и творчество Шекспира. О Шекспире Драйден пишет как о писателе, у которого «из всех современных и древних писателей, быть может, была самая всеобъемлющая и понимающая душа. Все явления природы были открыты ему, и он изображал их без усилия и с успехом». Созданные Драйденом-критиком литературные портреты (Шекспира, Бена Джонсона, Бомонта и Флетчера, Спенсера и Мильтона) отличаются глубоким проникновением в существо их творчества. Драйдена по праву называют «отцом английской критики».

Творчество Джона Беньяна.

Джон Беньян (John Bunyan, 1628-1688) - крупнейший английский прозаик XVII в., связанный с демократическими слоями пуританства. Он родился в семье крестьянина, принимал участие в гражданской войне, находясь сначала в армии короля, а затем перейдя на сторону индепендентов. Оставив военную службу, Беньян стал бродячим лудильщиком. Лужение нанесение тонкого слоя олова на поверхность металлических изделий). В 50-е годы он известен как деятельный проповедник-пуританин, член одной из антицерковных сект.

Наиболее значительные произведения Беньяна - аллегорическая повесть «Путь паломника» (The Pilgrim"s Progress, 1678) и повесть «Жизнь и смерть мистера Бэдмена» (The Life and Death of Mr. Badman, 1680). Обе повести были созданы в годы Реставрации, когда писатель подвергался гонениям и двенадцать лет пробыл в тюрьме, куда был заключен за отказ прекратить свою деятельность проповедника. В «Пути паломника» в соответствии с представлениями пуритан Беньян изображает человеческую жизнь как поиски высшей правды. Обрести ее можно только на небесах. Но достигнуть «Небесного Града» суждено лишь тому, кто преодолеет стоящие на его пути искушения и трудности. Смысл жизни Беньян видит в духовном совершенствовании: оно открывает райские врата и помогает каждому обрести «свой дом».

Герой повести Христиан отправляется на поиски «Небесного Града». На пути ему приходится преодолевать множество опасностей. С трудом он минует Топь Уныния, где «тысячами погибали путешественники с обозами, груженными добрыми намерениями»; его хотят совратить с «верного пути евангельского учения»; ему приходится нести на спине непомерно тяжкое бремя грехов; на его пути возникают гора «Затруднение», дороги «Опасность» и «Погибель»; в долине Смертной Тени он видит двух великанов - Язычество и Папство. Первый великан уже мертв, а второй - «дряхлый старик, кусающий ногти от сознания своего бессилия». Наконец вместе со своим спутником Верным Христиан приходит в город, где попадает на Ярмарку тщеславия (Vanity Fair). Здесь все продается и все покупается - дома, почести, титулы и звания, царства и удовольствия. Здесь можно покупать и людей -богатых жен и мужей, детей и слуг. Здесь продаются людские души и драгоценности. Но паломникам нужна только истина. Посетители Ярмарки сначала смеются над ними, а потом бросают их в клетку и хотят предать казни. Начинается суд, где свидетелями выступают Зависть и Ябедничество, а присяжными - Лживый и Беспощадный. Спутник Христиана погибает, а сам он достигает «Небесного Града». В завершающем повесть обращении к читателю Беньян просит не принимать созданную им аллегорию буквально, но «самому выбрать из нее суть идеи».

Повесть Беньяна написана в традиционной форме видения. Многое сближает ее с «Видением о Петре Пахаре» Ленгленда. Вместе с тем «Путь паломника» предваряет сюжеты и образы произведений XVIII и XIX вв. Обличение праздности и тщеславия аристократов, стяжательства торгашей-буржуа, обобщающий образ Ярмарки тщеславия, которой противостоят народные представления о справедливой и честной жизни, -все это будет воспринято и развито в реалистической литературе последующих эпох.

«Жизнь и смерть мистера Бэдмена» является образцом социально-бытовой повести. Она строится в форме диалога мистера Уайзмена («мудрого человека») и мистера Аттентив («внимательно слушающего») и содержит историю буржуа-стяжателя по имени Бэдмен («плохой человек»). Вся его жизнь - цепь преступлений. В юности он промотал отцовское наследство. Ради денег женился на богатой невесте, не испытывая к ней никакого расположения. Путем ловких махинаций Бэдмен нажил громадное состояние и приобрел вес и влияние в обществе. В образе Бэдмена обобщены характерные черты буржуазного дельца и лицемера.

В годы Реставрации произведения Беньяна, выражавшие пуританские идеалы гражданственности и обличающие установившиеся в стране порядки, имели сильное политическое звучание и пользовались большой популярностью.

Театр эпохи Реставрации.

После восстановления монархии Стюартов в Англии наступил благоприятный период для возрождения театра. Аудиторию городских театров составляла исключительно аристократия и городская знать. Драматическое искусство выражало антипуританский и антибуржуазный дух, который прорывался наружу после долгих лет гонений и вынужденного молчания. В многочисленных сатирических комедиях роль глупца-простофили или мужа-рогоносца отводилась непременно незадачливому буржуа.

Театр эпохи Реставрации восстанавливался в течение длительного времени, и изменения, происшедшие с ним в этот период, были значительными. В Англии образовалась театральная монополия. Особое внимание уделялось репертуару театров.

В обществе стало все чаще возникать возмущение по поводу спектаклей, представлявших в привлекательном свете человеческие пороки и безнравственность. Книга проповедника-реакционера Джереми Колльера «Краткий очерк безнравственности и нечестивости английской сцены» вызвала целый шквал откликов и возмущение в театральной среде. Несмотря на то что изложенное в книге резко критиковалось театральными деятелями, она дала ощутимые положительные результаты. Изменился репертуар, в который вошли теперь драматические произведения с тематикой, утверждающей буржуазные добродетели: набожность, бережливость и добропорядочность.

Гражданские общества по исправлению нравов строго следили за содержанием произведений, которые ставили лондонские театры. На спектаклях присутствовали специальные агенты, наблюдавшие за ходом спектакля и фиксировавшие любые выпады против нравственности.

К началу XVIII века английский театр пришел измененным, пересмотревшим свои моральные и этические ценности. Самое пристальное внимание уделялось не только человеческим порокам, но и попыткам понять их происхождение и социальную почву. В театре можно было посмеяться над недотепами-аристократами и выскочками-буржуа, придворными лицемерами и купцами-нуворишами. Наблюдая за чужой жизнью на сцене, зритель задумывался над своей, и тогда на многие жизненные вопросы находились необходимые ответы.

В 1660 году Карл II со своим двором вернулся в Лондон: с реставрацией монархии возрождается и театральная жизнь. Карл Стюарт любил театры, но не настолько, чтобы позволить их беспорядочный рост как в елизаветинские времена.
Он издал специальный указ, по которому антрепренеры теперь должны были получать патенты у короля. Этот указ вызвал ожесточенную борьбу среди театральных трупп за право владеть патентом. Победителями вышли Вильям Давенант, основавший театр на Линкольн Инн, и Томас Киллигрэ, директор «Королевского театра» на Друри Лэйн.

Театр Реставрации претерпел значительные изменения, которые затронули все аспекты его существования. Прежде всего, изменения коснулись внешней формы - планировка театрального помещения, уровень технического обеспечения. Так, вместо площадных форм шекспировского театра появилась сцена - коробка, требовавшая более строгой композиции пьесы и большей бытовой достоверности. Быстрое развитие науки и техники увеличило возможности декорационного и бутафорского оформления спектаклей и привело к тому, что порой сценические эффекты и роскошные декорации стали главным средством привлечения публики в театр. Здания театра стали меньше и вмещали не более трехсот зрителей. Это объяснялось изменением социального состава публики. Театр Возрождения был более демократичным: часто представители высшего дворянства не находили ничего предосудительного в том, чтобы занимать места рядом с выходцами из городских низов

Драматическое искусство сделалось выражением того антибуржуазного, антипуританского духа, которым была пронизана господствующая идеология эпохи. Пуританские добродетели - бережливость, набожность, деловитость - были жестоко осмеяны. В многочисленных комедиях нравов буржуа появляется в смешном и неприглядном виде, например в образе обманутого мужа, простофили или скряги. Это вызвало протест буржуазных кругов и положило начало бесконечным дебатам о том, какой должна быть комедия.

Противники театра негодовали, прежде всего, на то, что в большинстве современных комедий порок изображается в самом привлекательном виде, а в зрителях воспитывается чувство восхищения порочными людьми.

Сюжет комедии Реставрации обычно построен вокруг группы молодых мужчин и женщин, характеризующихся такими чертами как остроумие, учтивость и изысканность манер. Место действия - обычно улицы Лондона, кофейни, парки, светские салоны. Главные темы почти всегда любовь, любовные интриги, супружеские измены». Обычно комедия нравов обрисовывает следующие человеческие типы: галантный молодой повеса, неверная жена, обманутый муж, и невинная молодая девушка, чья добродетель в конце пьесы вознаграждается. Огромное значение придавалось изящным диалогам, построенным по принципу «остроумие ради остроумия». Особенно остроумные диалоги ценились в пьесах, главная цель которых состояла в высмеивании человеческих пороков.

комедии Реставрации действительно отражают многие основополагающие черты английского общества второй половины XVII века. Фаворитизм не был новым явлением для английского общества, но такого количества адюльтеров в королевском дворце не видели со времен Генриха VIII. Король и его многочисленные фаворитки сделали все для того, чтобы стремление к любви и плотским наслаждениям стало главным занятием аристократии. Атмосфера пьес соответствует жизни этой общественной группы, их герои были срисованы с графов, герцогов, с самого короля, и какими бы дерзкими и шокирующими ни были бы их поступки и слова, они полностью совпадают с царящим в обществе культом безнравственности.

Театр эпохи Реставрации чутко реагировал на все изменения социальной и духовной жизни страны, и поэтому ему приходилось сталкиваться с трудностями, свойственными всему переломному времени: « с одной стороны сцена отражала интересы класса дворян, теряющих свои привилегии, а с другой - новой финансовой и земельной знати, получившей реальные права на управление страной и стремившейся завоевать большинство в Парламенте».
Но целью комедиографов периода Реставрации вовсе не являлось выставление греха в привлекательном виде. Напротив, они анализировали людские пороки, старались проникнуть в их социальную сущность; и комедия нравов была способом точно и ярко отобразить различные явления и стороны жизни.

Именно с. позиций достоверного отражения различных сторон жизни и следует рассматривать театр эпохи Реставрации, который стал важнейшим этапом в развитии европейского сценического искусства.